ПЕРМИЛОВСКАЯ Анна Борисовна
ученый секретарь Архангельского музея деревянного зодчества,
доктор культурологии,
гл. н.сотрудник Института экологических проблем Севера Уральского отделения РАН)


А.Пермиловская

КУРНЫЕ ИЗБЫ ОШЕВЕНСКА
(из сборника "Летописец Севера" 1990 г. )

В Архангельской области немало сел и деревень, которые являются своеобразными архитектурными и природными заповедниками. Это настоящие музеи под открытым небом, но не воссозданные искусственно, а построенные руками северных плотников в XVII— XVIII веках.
О таком почти готовом заповеднике и пойдет речь в этой статье — об Ошевенской слободе, что на Каргополье. Ежегодно с ней знакомятся около 1 500 человек, поскольку здесь проходит всесоюзный туристский маршрут.
Свое название слобода получила от имени ее основателя — Никифора Ошевни. В середине XV века крестьянин Ошевня вместе с односельчанами — жителями деревни Никифоровской, находившейся на берегу озера Воже (из него через Свирь можно попасть на озеро Лаче), испросили у новгородского посадника слободскую грамоту, найдя «пустопорожнее» место по реке Чурьеге неподалеку от Каргополя. Здесь они и поставили свои дворы.

Со временем их потомки и, конечно, новые, более поздние пришельцы расселились не только по Чурьеге, но и ее притоку — реке Халуй, образовав несколько деревень: Ширяиху, Федорово, Михеево, Подгорье, Низ и ныне уже исчезнувшие Кукуй, Обрезково и Сребино. Жителям Гари и Бора, очевидно, не хватило уже места для жилья и угодий на берегах рек, облюбованных первыми поселенцами, пришлось им поселяться вдали от Чурьеги.

Каргополье — с его озерами, широкими, ровными полями, перелесками, ельниками, где растут издавна знаменитые рыжики,— необычайно красиво, а ошевенская округа особенно. Густые леса, слегка всхолмленные поля, как бы стекающие лугами к светлым говорливым речкам,— что и говорить, первым ошевенцам не откажешь в умении выбрать уголок для жизни и трудов праведных, уголок богатый, привольный и красивый.

Каждая из деревень слободы, расстраиваясь, украсилась со временем и шатровой часовенкой — своего рода центром поселения. И видно было ее, аккуратную нарядную, не только со всех концов деревни, виднелась она обязательно еще двум-трем соседкам по округе, a все они, перекликаясь между собой, как бы связывали воедино слободу и весь окоем. То-то, наверное, старались один перед другим в праздники деревенские звонари, оглашая округу веселым перезвоном, пока не всплывал до небес над полями и лугами малиновый благовест, несшийся с колокольни приходской церкви Богоявленья Ошевенского монастыря, у которого деревенские часовенки были словно под приглядом.

Самым оживленным местом слободы была деревня Погост, построенная, как говорят церковные хроники, сыном Никифора Александром — основателем и первым настоятелем монастыря, который впоследствии и стал называться Александро-Ошевенским. В этой деревне трижды в году проводились многолюдные и многодневные ярмарки, на которых ошевенцы, как и все каргополы, нравом гостеприимные, честные и сметливые, отдавали ряды за бревенчатой оградой Погоста торговым людям из Архангельска, Прионежья, Олонецкого края и других районов Севера. Само собой разумеется, что на этих ярмарках, а особенно на Никольской, длившейся целую неделю, во всем обилии и красе были представлены изделия ошевенских кузнецов, резчиков по дереву, гончаров, медников, скорняков и других мастеровых. Что же касается местных купцов, то такие торговые представители слободы, как Дружинины, Ушаковы на этих ярмарках могли посоперничать с кем угодно, так как поддерживали устойчивые связи не только с Архангельском, Петербургом, но и с заграницей и потому их лавки всегда, а на ярмарках тем более, отличались изобилием и разнообразием товаров.
Курная изба, Ошевенск, Каргополье, XIX в.
Фото А.Пермиловской
Хозяйственная сторона жизни ошевенцев, как и нравы, верования, бытовой уклад этих предприимчивых и трудолюбивых людей заслуживают особого внимания и, конечно, более обстоятельного разговора. Тема же моей статьи значительно уже, хотя и касается быта ошевенцев— их жилищ, так называемых рудных (или курных, черных) изб. Именно они делают сегодня слободу явлением уникальным не только для Каргополья, но, пожалуй, для всего Русского Севера. Именно поэтому и пролегает здесь один из всесоюзных туристских маршрутов, а сам Ошевенск стал своеобразным музеем, где пока еще не разрушены окончательно старое архитектурное окружение, композиционные связи поселений, естественная среда обитания.

Курные избы в конце XIX века были довольно широко распространены по всему Северу, но сохранились— без всяких переделок — до сего времени только в Ошевенской слободе. Естественно, в них давно уже никто не живет и от того внешний вид они имеют подзапущенный, с побитыми дверьми-окнами, с порушенной резьбой и росписью. Но это самые натуральные курные избы прошлого столетия — со всеми их архитектурными и конструктивными особенностями.
Курная изба, Ошевенск, XIX в.
Фото А.Пермиловской

Бывая в экспедициях на Каргополье, не раз спрашивала старых людей: отчего у вас так долго сохранялись рудные избы? Ответы, если получала их, бывали самые разные, но многие были по-своему убедительными и интересными.
Одни объясняли приверженность ошевенцев к этому типу жилища долговечностью строения, мол, дым из черной печи пропитывал стены сруба, происходила своеобразная консервация древесины, потому-то век рудных изб был более долог, чем у всяких иных. Женщины нередко приводили такой довод: курная печь надежно держала тепло, создавая температуру в избе до 25 градусов, и при этом не требовала много топлива. Одна старушка, помню, вздохнула: «В рудных-то избах было тепло как в байне — зимой по полу босиком ходили».

Говорили мне, что в избе, где печь топилась по-черному, просушивать одежду, обувь, сети было очень удобно. Сети, например, пропитываясь дымом, служили в пять-шесть раз дольше тех, что просушивались на воздухе. Этот опыт был зафиксирован в литературе, как и описание занятий крестьянина-кустаря, которому изба служила не только жилищем, но еще и мастерской, и сушилкой для сырья и заготовок.
А вот еще одна точка зрения, как и предыдущие, не лишенная смысла. Значительная часть ошевенских крестьян исповедовала в прошлом старообрядчество (впрочем, здесь и сегодня есть ревнители старой веры). В раскольничьей же среде, как известно, дольше всего сохранялись старые традиции, бытовой уклад. И можно допустить, что рудная изба в глазах раскольников могла быть таким же знаком верности старине, как ска­жем, и двуперстие...
Как видим, у крестьян Ошевенска доводов в защиту курных изб было немало, причем доводов стойких, укоренившихся в сознании.

Давайте и мы заглянем в рудную избу. Попробуем взглянуть на нее глазами ее бывших хозяев, может, и верны их суждения, что жилось в таком доме не так уж и плохо, благо в нашем распоряжении есть не толь­ко запущенные, заброшенные строения, оставшиеся в. деревнях слободы, но и избы, перевезенные в Малые Корелы и скрупулезно восстановленные.

Своеобразным крыльцом для ошевенских изб чаще всего служил большой камень-валун. Он, конечно, не так красив, как крылечко на столбах, но и он не лишен достоинства: не обрастает сугробами при снежных заносах.

Интерьер курной избы, д.Гарь, кон. XIX в.
Рис. С.Супалова

Русская изба печью держится. А курная и подавно: ведь она и название-то свое избе дала. Располагали рудную печь — массивную, глинобитную — у входа. Над ней в стене было волоковое отверстие (в него выходил дым), соединявшееся в сенях с дымоволоком, который на крыше завершался красивым, резным дымником. Печь в избе занимала немало места, тем не менее она не очень-то бросается в глаза, когда входишь в избу, настолько удачно она вписана в композиционную планировку дома.

Вдоль стен идут лавки, над ними по периметру полки-воронцы, от печи к стене перекинуты три жерди «вешалы» для сушки сетей, одежды. Все пространство замыкает особой конструкции высокий, черный, смолистый потолок. Дым, выходя из устья печи, поднимался под потолок и вытягивался через волоковое отверстие, а воронцы при этом не давали ему опуститься вниз, служа своеобразной границей, отделяющей нижнюю часть избы от ее закопченного верха. Стены до воронцов мыли с дресвой, отчего дерево приобретало золотисто-желтоватый оттенок. Так что утверждение о том, будто курные избы были сплошь закопченными, грязными, неверно. Потолок — да, был черным, а вот чистота стен, пола зависела от аккуратности хозяйки...

Интерьер ошевенской избы по-крестьянски традиционен. В «красном углу» обеденный стол с начищенным до блеска самоваром, над ним божница с иконами — это самое почетное место в доме. Рядом со столом висит зыбка для младенца, чтобы хозяйка, не отрываясь от домашних дел, могла следить за ребенком.

Место за печью — прилуб — отделялось от собственно избы филенчатым шкафом-заборкой, украшенным свободной кистевой росписью.
Прилуб, "Бабий кут",
кон. XIX в.
Рис. С.Супалова
В прилубе находилась домашняя утварь и посуда. Глиняные горшки, миски, деревянные долбленые чашки, короба — это были изделия местного, ошевенского производства. А вот медная посуда — братыни, самовары, рукомойники — крестьянами приобретались на ярмарках. Покупная медная посуда служила мерилом зажиточности, достатка семьи, ее обычно выставляли напоказ.

Зимой в избе стоял ткацкий стан — «ставины», а на лавках лежали прялки: зима для хозяйки и ее дочерей была временем прядения, вязания, ткачества. На Каргополье бытовали массивные прялки с лопатообразной лопастью, которую обычно расписывали крупными яркими цветами.

Освещалась изба «светцом»: в металлическую развилку вставлялась березовая лучина; обгорев, лучина падала в деревянное корытце с водой. Местом для сна и отдыха служили широкие лавки, к которым приставляли деревянные примостки, иногда печь.

Внутреннее пространство рудной избы, в зависимости от занятий ее обитателей, можно разделить на несколько частей: зона около входных дверей — это мужская часть избы, где обычно производилась самая грязная работа; зона у печи — это тоже рабочая часть, но более чистая, здесь хозяйка шила, пряла, вышивала; место за печью — прилуб — тоже принадлежало хозяйке, здесь она готовила пищу; и наконец, передний угол, или парадная часть избы: здесь семья обедала, здесь принимались гости. В «красном углу» члены семьи собирались для общей молитвы, здесь проходили все торжественные события в жизни крестьянина — свадьба, крестины, проводы рекрута.

Четкое деление внутреннего пространства избы на отдельные зоны создавало ощущение свободы и простора даже при большой семье — у каждого было свое место.

На лето семья обычно перебиралась в горницу, если она не была занята взрослой дочерью-невестой.
Горенка, Каргополье,
кон. XIX в.
Рис. С.Супалова
Горенка отличалась особой чистотой, ухоженностью, нарядным гостевым видом. Здесь было немало вещей из города ,(или несущих на себе печать городского уклада жизни): кровать, расписной шкаф, диван, стол, застланный белой скатертью, зеркало, убранное полотенцем с вы­шитыми концами, лубочные картины на стене, пол, как правило, застилался яркими половиками...

Внизу под горенкой нередко располагалась зимняя изба-заднюха с русской печью. Факт более чем любопытный, он стоит того, чтобы на него обратить внимание. Значит, каргопольцам, и ошевенцам тоже, была знакома печь, топившаяся по-белому. Более того, известно, что некоторые хозяева со временем меняли печи местами: в заднюхе устраивали черную печь, а в главной избе — белую, для того, чтобы прокоптить, законсервировать сруб. В более поздние времена, когда белые печи полностью вытеснили черные, многие хозяева, переделав печь и выведя на крышу кирпичную трубу, оставляли рядышком и резной деревянный дымник,— очевидно, как память о детстве, неразрывно связанном для ошевенца с курной печью (ведь на Каргополье сплошь и рядом маленьких детей зимой мыли в печах, а когда ребенка хотели прогреть, то его привязывали к «конику» остывающей печи). Для нас же, участников экспедиции по Каргополью, наличие на крыше трубы и дымника служило знаком: в этом доме может быть курная печь, а если ее нет сейчас, то в прошлом была обязательно...

Жилая часть ошевенского дома была меньше хозяйственной.
План двора-дома середняка, д. Гарь.
Слева - первый эт., справа - второй этаж
Средняя крестьянская семья в слободе держала две коровы, одну-две лошади, овец, поэтому на первом этаже двора было несколько хлевов. На втором — повети (или, как говорили на Каргополье, «сарае») хранили телеги, сани, тарантасы, орудия труда. Те, кто не имел гумна, молотили здесь зерно. Тут хранились и плетеные корзины, берестяные заготовки.

Нередко на повети в больших семьях устраивали летние и зимние горенки, для жилья, клети — «синики» для хранения одежды, бочек с капустой, грибами и других припасов.

Если сравнить (по описаниям) курные избы Кенозера, Пинежья, Ваги и других районов Русского Севера с каргопольскими, в частности с ошевенскими, то различий между ними можно найти немало, но одно из них — принципиальное, послужившее главной причиной такого долгого бытования черных изб в Каргополье даже в то время, когда такие избы в других районах исчезли повсеместно. Это очень эффективная система удаления дыма. Основа этой системы — высокий (3—4 метра) трапециевидный потолок, который сводил до минимума неудобства курных изб. В других районах курные избы XVIII — начала XX веков имели низкий, плоский потолок, дым в них стелился гораздо ниже воронцов, затрудняя пребывание и работу людей в избе во время топки печи. В ошевенских же избах люди таких неудобств практически не ощущали.

В устройстве высокого трапециевидного потолка прослеживается связь каргопольского народного зодчества со строительными традициями как финно-угорских племен, ранее населявших эти места, так и соседей — карелов: черные избы Карелии имели также высокий трапециевидной формы потолок. Но, несмотря на это сходство, русские и карельские курные избы все-таки разнятся. Во-первых, способом дымоудаления: «...у карел дым из избы удалялся через потолочный дымоволок и сделанную из дуплистого ствола или реже набранную из дощечек круглую дымницу, установленную на чердаке. У русских дым удалялся в стенной дымоволок и приставленную к стене сеней дощатую дымницу». Другое различие — в ориентации устья печи. У русских печь обращена устьем к окнам главного фасада избы, у карел — к входу.

Причину этого различия известный исследователь северного деревянного зодчества В. П. Орфинский видит в первоначальном характере жилых построек того и другого народа. Карельское первобытное жилище, вероятно, не имело окон, а дым удалялся через отверстие в потолке и в дверь, поэтому, естественно, устье печи и было обращено в сторону дверей. На ранних же этапах развития русского жилища дым удалялся через волоковое окно на фасаде дома, следовательно, устье печи требовалось ориентировать на фасад. «В русских районах Карелии курные избы соединили в себе особенности русских и карельских построек. Дым в них выпускался через потолочный дымоволок, но дымница делалась не круглой, а прямоугольной подобно дымницам Русского Севера, устье печи ориентировалось в сторону лицевой стены избы..

Здесь, наверное, уместно заметить, что высота потолков в ошевенских избах может вести свое начало от курных изб древнего Новгорода, которые в X—XIII веках были достаточно высокими: «Большая высота изб древнего Новгорода свидетельствует о том, что проблема дыма внутри избы при черной топке и вопрос сохранения чистоты были тогда настолько острыми, что для какого-то их решения, даже не коренного, а лишь частичного, самые небогатые люди шли на увеличение высоты жилой постройки (до 3 м), хотя последнее усложняло и удорожало ее возведение».

Следы новгородского влияния в Ошевенске отразились и на планировочном решении ошевенских поселений. Об этом говорит наличие в ряде деревень слободы (Гарь, Малый Халуй) «кончанской» планировки улиц, которая была распространена в древнем Новгороде. Подобно тому как вокруг центра Новгорода располагались районы-«концы», так и в слободе вокруг центров деревень находятся «концы», имеющие каждый свое название.

Интерьер ошевенских изб составляет гармоничное целое и находится в полном созвучии с внешней архитектурой народного жилища. Единая мысль строителя-плотника объединяла внешнюю и внутреннюю архитектуру, а личные вкусы хозяина всецело подчинялись общепринятым, веками узаконенным традициям. Основным строительным материалом для жилых домов в Ошевенске служила ель и сосна, из этого же материала выполнялись и все элементы украшения зданий, причем всего лишь двумя инструментами: теска — топором, а резьба — долотом. Однако, несмотря на общие строительные приемы, силу традиций, каждая изба тем не менее получала свое лицо, свой неповторимый архитектурный образ. Создавали его, конечно, мастера-искусники, но тут немаловажную роль играли и вкусы хозяина, его понятия о красоте и, конечно, его материальные возможности.

Для украшения домов в Ошевенске применялась трехгранновыемчатая резьба в сочетании с резьбой на проем, которая могла превратить, скажем, массивную доску в тонкое хрупкое кружево. И не удивительно, что несколько рядов причелин, уже растрескавшихся, посеревших, и сегодня воспринимаются как неповторимый узор, строгий по геометрии рисунка, наполненный игрой света и тени. Нетрудно, наверное, представить, как любовался этим узором, когда он был свежим, ошевенец, какие надежды таил входя в новый дом, фронтон которого украшало «полотенце» в виде ажурно-лучевого солнца — своего рода пожелание счастья, благополучия его семье.
Построить дом на Севере мог каждый крестьянин, но украсить его резьбой, расписать или, как говорили раньше, «расцветить» — это было делом лишь специальных мастеров. Роспись свидетельствовала об известном достатке хозяина и служила предметом особой его гордости. В конце XIX — начале XX веков в Ошевенске дома односельчан расцвечивали местные живописцы И. К. Новожилов, И. В. Дружинин. Многометровые свесы-карнизы ошевенских домов они раскрашивали разноцветными полосами, розетками, букетами цветов, цветами в горшках или в вазах. Некоторые из этих росписей сохранились и до наших дней — это «цвеченые» дома в деревнях Низ, Малый Халуй, Река. Нередко фронтоны ошевенских изб расписывались целыми сказочно-декоративными композициями: цветами, птицами, геральдическими львами.
Фронтон дома Ушаковых в д.Ширяиха, Каргополье, нач. XIX в.
Например, на фронтоне дома в деревне Ширяиха нарисован розовый куст, по бокам его «лютые звери»: лев и львица. На языке древних, еще языческих символов роза была своеобразным пожеланием счастливой жизни, а львы считались оберегами дома, способными отпугнуть своим страшным видом зло. Со временем магический смысл этих изображений был забыт, так же как и значение солярного знака — резного солнца на фронтонах каргопольских изб, ставшего одним из распространеннейших (и по сей День) элементов декора. Мотивы росписи ошевенских домов обычно были далеки от местной флоры и фауны, возможно, их занесли издалека, из средней полосы России странствующие мастера. Ведь архитектурной живописью в прошлом обычно занимались артели мастеровых, которые могли работать и за тысячу верст от границ своей родной волости.

Каждый регион на Русском Севере имел свои особенности развития народной деревянной архитектуры—как художественные, так и конструктивные. Большим разнообразием отличались, например, приемы соединения жилой избы с двором. Для Каргополья характерны дома с однорядной связью, однако здесь встречаются почти все типы домов-комплексов, бытовавших на Севере. Это и «двухрядная связь», когда изба и двор стоят рядом, параллельно; и «кошель» (двор примыкает к боковой стене жилого дома, а все сооружение перекры­то двускатной несимметричной крышей); и «глаголь» (дом и двор в плане имеют вид буквы «Г»); и «Т-образная связь, по-каргопольски изба «о двух стопах», когда хозяйственный двор торцом примыкает к дому из двух срубов, объединенных сенями.

Существование в одном районе столь большого разнообразия типов домов наводит на мысль о том, что каргопольцам (если не коренным, то пришлым несомненно) был не чужд дух экспериментаторства и попыток приспособления известных на Севере типов домов к местным условиям. Но в конечном итоге наиболее широкое распространение получил здесь «брус» — дом с однорядной связью, когда жилые и хозяйственные строения вытягивались в прямоугольный сруб, перекрытый общей двускатной крышей. Именно четыре таких дома и перевезены из Ошевенской слободы в Архангельский музей деревянного зодчества [Малые Корелы]. Интерьер одного из них (тип «брус с расширенным сараем») и представлен на репродукциях вклейки.

К концу XIX века рудная изба в конструктивном плане достигла вершины своего развития и... исчерпала себя. Черную печь, какой бы теплой и удобной она ни была, XX век не принимал. Шла интенсивная ломка хозяйственного уклада русского крестьянства, а рудная изба олицетворяла не только патриархальный уклад жизни, но даже выражала во внутренней архитектуре отголоски родового строя. И поскольку на Руси издавна привыкли танцевать от печки, в том числе и от курной, то она первой и подверглась переделке — на топившуюся по-белому. Вместе с печками стали постепенно конструктивно изменяться и избы. Уходил из жизни целый мир, своеобразный и неповторимый, складывавшийся веками.

Но Ошевенск оказался счастливым исключением из общего правила, он оставил нам в наследство немало курных изб, не затронутых никакими переделками. Пос­ле перевозки в Малые Корелы четырех рудных изб, украшающих своей самобытностью каргопольскую деревню музея, в слободе остались еще пять курных изб: четыре выстроились в ряд на берегу реки в деревне Большой Халуй, там же, где когда-то и поставили их прежние хозяева, а пятая, с хорошо сохранившимся интерьером, находится на окраине деревни...

Стоят они сегодня неприглядные, заброшенные, с заколоченными окнами. Что ж, так и бросить их на произвол судьбы, предать забвению? Поступи мы так, вряд ли назовут нас разумными те, кто будет жить после нас.

Ошевенская слобода — это тоненький, можно сказать, реликтовый исток нашей северной русской культуры. Возможно, что она — единственное место в России, где, прикоснувшись ладонью к растрескавшемуся, поседевшему от времени срубу, взглянув на до сих пор отдающий дымкой минувшего столетия черно-бархатный потолок избы, можно вдруг услышать голоса наших прапрадедов, рассказывающих нам о своем бесхитростном житье-бытье языком незамутненным и предметным. Только на родной земле, в родных стенах могут так разговаривать с нами предметы и вещи, которых когда-то касалась рука даже неизвестного нам человека. Поэтому для всех нас не может быть безразличной дальнейшая судьба Ошевенской слободы. Мы должны сохранить ее как памятник прошлого, наделив соответствующим охранным статусом.

И тут не грех поучиться у тех же ошевенцев, которые, выводя на крышу трубу от новой печи, ни за что не хотели расставаться с красивым резным дымником, хотя с рациональной точки зрения он был совершенно бесполезен.


Примечания:
1. Из книги "Летописец Севера". Архангельск, 1990 г.
2. Иллюстрации - из статьи и книги А.Б.Пермиловской "Крестьянский дом в культуре Русского Севера".
3. См. также обзорную страницу о рудных избах.
4. Еще о курных или рудных избах - см. здесь.