Наш сказочный Русский Север — это живое эхо Святой Руси, чудом докатившееся до нынешних дней.  Да, оно замирает. Столько глушилок поставила на его пути техногенная цивилизация! Но мы хотим удержать бесценное звучание. Содеянное Юрием Сергеевичем Ушаковым будет нам верным подспорьем в этом благом намерении. 
Художник Р.Зотов награвировал Кижи ещё в 1785 г. Но тогда на них не обратили внимание. Надо было ждать почти сто лет, чтобы вслед за открытием на Русском Севере национального эпоса грянула другая ошеломительная весть: северяне не только помнят былины — из дерева они строят храмы, в которых сохранно воплощаются архетипы Святой Руси. Первооткрывателями северного деревянного зодчества стали Лев Владимирович Даль (1834—1878) и Владимир Васильевич Суслов (1859—1921).

 «Серебряный век» внёс новые романтические тона в освоение духовных накоплений Русского Севера. Иван Яковлевич Билибин (1876—1942) и Игорь Эммануилович Грабарь (1871—1960) приехали сюда не только как учёные-исследователи, но и как художники. Они писали с натуры. Однако зрителям казалось: мастера перенеслись в древнюю Русь — фантазируют на её темы. Сегодня вслед за этими прославленными именами мы вправе назвать имя Юрия Сергеевича Ушакова.

При защите диссертаций принято обстоятельно раскрывать методологию исследования. В докторской диссертации, посвящённой зодчеству Русского Севера, Ю.С.Ушаков свой исходный метод определяет так: «Натурная шагомерная съёмка». Если бы при нём был шагомер! Он насчитал бы многие тысячи вёрст, по которым учёный-художник прошёл с теодолитом и мольбертом. В монографии «Ансамбль в народном зодчестве  Русского Севера» (Л.,1982) свой рассказ об основных путях новгородцев — Кенорецком и Белозерском — он сопровождает кратким, но очень значительным примечанием: «Некоторые участки этих путей уточнены обследованиями автора».  Ю.С.Ушаков повторил маршруты новгородских и ростовских первопроходцев. Русский Север он знал досконально. И любил его бесконечно.

Деревянное зодчество Русского Севера можно исследовать с разных методологических позиций. Назовём две из них:
1. Морфологический или типологический подход — когда сооружение изучается само по себе, в аспекте внутренней логики своего формообразования; 
2. Экологический подход — когда сооружение берётся в контексте разнообразных связей: учитывается его место в ансамбле — вписанность в природу— взаимодействие со зрителем.

Кто оспорит великую ценность первого подхода? В народной северной архитектуре самородно кристаллизовались прекраснейшие, не знающие аналогий формы. Апофеозом их изучения стала разработанная Вячеславом Петровичем  Орфинским (род. в 1929 году) классификация, чем-то похожая на периодическую таблицу Д.И.Менделеева: кажущееся неисчерпаемым разнообразие архитектурных решений здесь легло в закономерные ряды, а те спонтанно свернулись в изящную спираль, выявляющую повторяемость и вариативность элементов на разных уровнях. Кстати сказать, Ю.С.Ушаков блестяще оформил некоторые книги Орфинского — учёных связывала  личная дружба.

Экологический подход: до Ю.С.Ушакова применительно к архитектуре он не был задействован — и на этом свежем первопутке им были осуществлены удивительные наблюдения. А потом на их основе исследователь сделал широкие обобщения, имеющие большое значение не только для истории архитектуры, но и для нашей национальной философии.

Мыслитель  ХVI века  Ермолай-Еразм, развивая идеи Сергия Радонежского, учил о том, что бытие возможно постольку, поскольку оно есть совокупное бытие. Ничто отдельное не существует. Сам Бог — Святая Троица — есть совокупность и даже киновия (обще-жительный монастырь-М.З.) — со-бытие Трёх Лиц. Мир в своих различных триадах вторит Божественному прототипу. Архитектор-философ, Ю.С.Ушаков изучал именно совокупности— и прежде всего триады. Они мыслились разноуровнево:   большая триада — природа, архитектура, зритель; малая триада — две церкви и колокольня в архитектурных ансамблях, которые не просто характерны для Русского Севера, а являются его гештальтом (стержнем-М.З.) и символом, средоточием его красоты, носителем его самых сокровенных и заповедных смыслов. Понятно, что малые триады вложены в большую — поэтому исследование обретает иерархическую структуру, где частное поверяется общим, и наоборот. Соответственно и ключевое понятие ансамбля толкуется расширенно: это не только чисто архитектурная совокупность, но прежде всего совокупность природы, архитектуры и человека — их глубинный симбиоз, их нераздельное и неслиянное единство. Именно этим симбиозом отмечен Русский Север. Именно этим беспримерным единством он вносит свой вклад в сокровищницу русской духовности.

В монографии Ю.С.Ушакова утверждается:  «характерные национальные черты присущи не столько отдельным архитектурным формам и сооружениям, сколько системам их пространственной и композиционной организации». Вероятно, это преувеличение, вызванное энтузиазмом первооткрывателям  — морфология и экология должны дополнять друг друга. Но надо ли спорить с учёным? Выслушаем его блистательные аргументы. А коррекция произойдёт сама собой. Главное — прорыв к новому. И Ю.С.Ушаков делает этот прорыв. Тут просто необходим некоторый форсаж.

Ю.С.Ушаков вводит понятие «архитектурно-природный ансамбль». Природа толкуется им не как пассивный фон, которым можно и пренебречь, а как соучастница в творческих исканиях человека. Учёный говорит о наследовании архитектурной средой  основных закономерностей природной среды. Это сильное, смелое утверждение. Наследование — понятие очень ответственное: не для красного словца — не на правах метафоры — оно используется Ю.С.Ушаковым, а указует на некий  квазигенетический механизм, передающий живоносную   информацию от естественного к рукотворному. Много ли на планете Земля мест, где реализуется эта преемственность? Русский Север тут первенствует.

Типы человеческих расселений многообразны. На наших широтах преобладает гнездовой тип расселения. Причем в 90% случаев он связан с берегами— речными, озёрными, морскими. По мнению Ю.С.Ушакова, именно в этих условиях обнаруживается наиболее тесная — и оптимальная для человеческой жизнедеятельности, комфортная психологически — «связь с природной основой». Человеческое объединено природным, искусственное связано естественным. Это может быть излучина реки — или её устье; это озеро — или их группа; это полуостров-уединённый остров-небольшой архипелаг. При выборе места будет учтено удобство сообщения (- вода загодя проложила для нас столько дорог!); поселенцы примут во внимание возможность ориентации по солнцу (его основные азимуты должны просматриваться); надо позаботиться о защите от господствующих ветров (как хорошо для этого подходят сельги и озы!); никак нельзя упустить из виду уровень паводковых разливов — и, наконец, главное: красота места. Человек призван радоваться, озирая свою малую родину. Впрочем, эстетическое и утилитарное на Севере никогда не противоречат друг другу — это тоже своего рода симбиоз; пережить и осознать его проявления нам помогают как исследования Ю.С.Ушакова, так и его картины. Оггалкиваясь от них, можно говорить о своеобычной телеологии Севера: природа здесь будто предуготовлена к тому, чтобы принять человека — и мягко, со всей полнотой согласия вписать его в систему своих отношений. Таинственная целесообразность! Ведь цель тут — человек. Предустановленная гармония между ним и природой производит впечатление подлинной софийности.

Принято считать, что  гиездовое  расселение имеет характер неупорядоченного, случайного разброса — Ю.С.Ушаков развеивает это представление. Ученый выявляет очень тонкие композиционные закономерности, которые показывают, что народные зодчие далеко смотрели в буквальном смысле этого глагола: их пространственное мышление охватывало огромные расстояния, организуя гнездо поселений в единое целое. Ю.С.Ушаков предлагает нам чётко разработанную классификацию этих закономерностей. Среди различных параметров, положенных в её основу, выделим психологический: это зрительная связь — луч взгляда, рассекающий даль. В центре поселения — или их совокупности — всегда есть доминанта. Это храмовые сооружения. Они являют из себя ось общественной жизни — отсюда их информационная выделенность. В древнем селе Турчасово, что на реке Онега, такой доминантой был знаменитый тройственный ансамбль. Но в турчасовском приходе имелось ещё  6 часовен. И располагались они так, что —используя удачное образное выражение Ю.С.Ушакова  —  т р а н с л и р о в а л инепрерывную зрительную связь, выводя её на доминанту и замыкаясь на ней.

Нечто подобное мы видим в Кижах. Центральный храмовый комплекс тут поддержан шатрами в деревнях Корба, Воробьи и Васильево. Севернее эту эстафету подхватывают часовни в деревнях Подъельники и  Волкостров. Пред нами система ориентиров. И не суть важно, что она наложена на реальный фарватер — тут обслуживается ещё и навигация духа: пространство получает эстетически значимые членения и акценты — его разворот организуется как симфония — мы тоже ведём в ней свою партию. Мало того, что Ю.С.Ушаков увидел Русский Север с высоты птичьего полета — он смотрел на него через небывалый стереоскоп, причём сразу с нескольких точек зрения. В его выразительных чертежах и схемах заложена специфическая  интерсубъекгивность — на них встречаются, пересекаются взглядами многие наблюдатели. Они охотно меняются позициями — и поэтому мы видим ансамбль в полифонии ракурсов, удивляясь его неизбывной новизне. 

Открывает классификацию [селений] центрический  тип композиции, разделяющийся на два подтипа: ансамбли с круговым и полукруговым восприятием. Примеры для первого подтипа — наша карельская классика:  Кижский погост —Водлозерско-Ильинский погост — остров Лычный на о. Сандал. Некоторые из работ Ю.С.Ушакова, посвяшённые  этим местам, представлены в коллекции МРС (Музея Русского Севера, основанного Ю.Линником - М.З.). Художник писал:  «Открытость островов просторам озера подсказала народным зодчим мысль о размещении здесь центров больших озёрных погостов». Сакральные острова просматриваются со всех точек горизонта. Линию круга человек издревле ассоциирует с идеей совершенства космоса. К этой линии максимально приближались северные восьмерики. Но в менее явной форме ей вторили и природно-архитектурные ансамбли. Хочется уточнить понятие: природно-архитектурно-сенсорные ансамбли — ведь фактор человеческого присутствия здесь играет ведущую роль. 
Примеры центрических композиций с полукруговым восприятием мы находим на легендарных северных реках: Юрома — на Мезени, Чекуево — на Онеге, Кеврола — на  Пинеге. Карельские Кондопога и Усть-Яндома занимают эту же ячейку в классификации Ю.С.Ушакова.

Сравнительно редкими являются  линейные  композиции. Обычно они приурочены к рекам. Хочется отметить, что в коллекции представлены самые выразительные примеры данного типа композиции: это ансамбли в Бережной Дуброве, Пияле и Согинцах. Линейную структуру имели ансамбли в Шуе и Космозере (Карелия) — первый погиб полностью, а второй сохранился частично.

Ю.С.Ушаков приводит только два случая фронтальной композиции - это Вершинино на Кенозере и Большое Лижмозеро в Карелии. Развитию четвёртого - многоцентрового типа композиции благоприятствует  Кенозерье с его причудливой топографией. 
Ещё два примера: Варзуга на Белом море и Ошевенское под Каргополем.
В классификации дифференцированы приречные, приозёрные и приморские поселения. Внутри этих групп имеются свои подразделы — система становится всеохватной и подробной. И вот что удивительно: периодическую регулярность в ней обнаруживают не формы, а их совокупности, каждая из которых — уникальна, неповторима. Ведь нет поселений-двойников! На каждом лежит печать индивидуальности. И тем не менее взгляд учёного находит общее в различном. Перед нами одна из самых необычных классификаций. Она демонстрирует эвристичность  системного подхода, подкреплённого художнической интуицией.

Особое внимание Ю.С.Ушаков уделял исследованию общественных центров северорусских поселений.  Ученый пишет: «церковь и колокольня составляют обязательный минимум любого погоста». Но Бог любит троицу. Замечательнейший и значительнейший момент, наиболее типичный для Севера — архитектурные ансамбли, в состав которых входят именно три строения: летний холодный храм — зимний отапливаемый храм, к которому прирубалась трапезная, служившая для мирских целей — колокольня (подчеркнуто мною - М.З.).
 
Триада развивалась закономерно: вначале мы видим храм, совмёщенный с колокольней, — потом происходит отделение звонницы — наконец, появляется второй храм. В этой эволюции мы констатируем и жизненную необходимость, и диалектическую закономерность. Она красива сама по себе. В пределах триады зодчий получает возможность широко варьировать композицию, свободно играл формами, их соотношениями, мерами и интервалами. В тройственных ансамблях — душа Русского Севера. Погибали они на наших глазах. Что осталось? Малошуйка на Белом море и Лядины в Каргополье. И, конечно, Кижи — великая триада.