Елена ФЕДОСЕЕВА
Двадцать лет спустя, или Недопетая песня
(Каргополье-Кенозерье 1986-2006)
Ошевенск, 4 августа
Автобус на Ошевенск – в 7.20 утра, обратно – в 19.20, день будет длинным. Подъем в 5 часов утра, до автостанции далеко. Мы с Фросей нервничаем – Володя слишком долго копается. Уходим без него, говорим «Догоняй».
Утро свежее, кутаемся в воротник куртки. Прохожих на улицах нет, машин тоже. В руках – карта города, купленная мною вчера в гостинице «Каргополь» с обозначенной на ней автостанцией, так, на всякий случай. Заблудиться в Каргополе трудно – все улицы параллельны друг другу. Но, оказывается, не все. В какой-то момент понимаю, что не знаю, куда идти, местность выглядит не так, как на карте. «Нам туда!» - говорит Фрося. «Нет, туда!» - показываю в противоположную сторону. Лучше было дождаться Володю, он точно знает, куда идти – шел вчера домой с автостанции.
У закрытого магазина стоят двое мужчин, спрашиваем направление. Оказывается, мы ушли далеко в сторону, надо поворачивать обратно. Фрося была права, я, очевидно, не выспалась. Время уже 7 часов, до автобуса осталось 20 минут. Ускоряем шаг, идти еще далеко.
7.10, идти еще далеко. Кажется, повторяется ситуация двадцати лет назад – тогда мы тоже опоздали на автобус в Ошевенское и вместо этого поехали в Красную Лягу. Не попасть туда второй раз было бы очень обидно.
Но вот и автостанция. "Где вас носит!" - раздраженно спрашивает Володя. Он давно уже здесь, но очередь в кассу почему-то не занял.
Встаем в очередь, за нами моментально вырастает хвост. Очередь двигается необычайно медленно. Что там кассирша, спит, что ли? Заглядываю через плечо стоящих впереди людей. У кассирши – несколько списков, все на разные автобусы. Она медленно достает нужный список, медленно рассматривает его, медленно выбирает нужное место, шариковой ручкой медленно записывает на бумажку что-то очень длинное.
" Есть кто-нибудь на Лёкшмозеро?" – кричит она из кассового окошка. Очередь молчит, все хотят на Ошевенск.
Автобус на Лёкшмозеро уже стоит в ожидании пассажиров. Он уходит в то же время, что и наш. Откуда-то сзади подходит женщина, наклоняется к окошечку, ей на Лёкшмозеро. Опять задержка. Наконец подходит наш черед. Купить билет на трех человек занимает как минимум пять минут. Наш автобус давно уже должен был уйти. Но он ждет. Ждет, пока кассирша не торопясь обслужит всех пассажиров. Похоже, люди в Каргополе никогда никуда не спешат.
Наконец едем. До Ошевенска – часа полтора-два. Все места заняты, но стоячих пассажиров пока нет. Люди в основном местные, в платочках, с сумками, котомками, ведрами. В хвосте сидят четыре молодые девушки, похоже, тоже туристы. За окном туман, сквозь него постепенно начинает просачиваться солнышко. Может быть, с погодой нам повезет. Хорошо бы, нам ведь торчать на улице как минимум 10 часов.
На остановках заходят новые пассажиры, они уже стоят, свободных мест нет.
Проезжаем редкие деревни. Избы добротные, сложенные из толстых бревен, наличники резные, белые, кое-где встречаются расписные карнизы.
 |
- Далеко до Ошевенска? – спрашиваю у женщины, сидящей напротив.
- Где-то около часа.
- А что сейчас в монастыре?
- Не знаю, кажется, живет там кто-то, наверное, монах.
Александро-Ошевенский монастырь находится чуть в стороне от села, на окраине. Он первым встречает приезжающих в Ошевенск. Собственно Ошевенск (на карте этого названия нет вообще) – общее название для нескольких деревень, расположенных друг за другом: Погост, Ширяиха и Низ, чуть дальше – Халуй и Гарь.
Просим водителя высадить нас у монастыря. Впереди – широкое поле, судя по времени мы почти у цели. Всматриваюсь в горизонт, вдалеке вижу два деревянных шатра – это, наверное, церковь в селе Погост.
 |
 |
Выходим. Автобус, обдавая нас клубами пыли, мчится дальше. Мы одни на дороге. С погодой нам действительно повезло, ласково светит солнышко, мы начинаем постепенно избавляться от курток, свитеров, платков, больше уже не нужных. Вот и монастырские ворота. Но идти туда пока рано, нужно перекурить – если монастырь действующий, курить там будет нельзя.
Садимся на бревнышки перед входом, достаем сильно потрепанную книжку Г.П. Гунна «Каргополье-Онега» из «желтой серии», ту самую многострадальную книжку, которая прошла с нами «огонь и воду» 20 лет назад. Фрося читает вслух:
«Александро-Ошевенский монастырь – единственный из сохранившихся в Каргопольской округе. Основан он иноком Александром Ошевенем в XV веке. Александр был крестьянским сыном, уроженцем белозерских приделов – с Вещозера, вблизи озера Воже. В юношеском возрасте он принял пострижение в Кирилло-Белозерском монастыре. По совету своего отца, переселившегося в каргопольские земли, пришел на реку Чурьюгу и здесь в сорока четырех верстах от города устроил пустынь на месте дикого леса. Уже и в то время, в XV веке, земли эти были отнюдь не безлюдны, принадлежали они новгородской боярыне Настасье. Эта боярыня выдала Никифору, отцу Александра, грамоту на заселение слободы и на владение окрестными угодьями. По всей видимости, предприимчивым богатым крестьянам, какими были отец и родственники Александра, представлялось не лишним иметь в своей слободе монастырь «на помин души». Но когда Александр постриг двух своих племянников, на него озлобились братья и отобрали своих детей. Житие дает портрет святого: был он среднего роста, лицом сух, борода небольшая, но густая, взор ясный и веселый, сам скромный и молчаливый, он страдал от тяжелой болезни и сравнительно рано умер. Александровской обители не суждено было стать большим монастырем. Монастырь был деревянным (таким он изображен на «палатном письме» иконы Александра Ошевенского XVII века), неоднократно истреблялся пожарами. Каменные строения относятся к XVIII-XIX векам.»
За спиной раздаются шаги. Оглядываемся – из ворот выходит молодой человек с небольшим рюкзачком за спиной, одетый вовсе не по-монашески. Встаем, здороваемся, пытаемся завязать разговор, расспросить про монастырь. Молодой человек явно не склонен к общению. Удается узнать только, что он – тот самый монах или послушник, который живет здесь и по мере сил и средств пытается восстанавливать разрушенную святыню. Один.
«Мне пора на автобус» - говорит он и уходит.
 |
 |
 |
Это «Святые ворота с примыкающим к ним настоятельским корпусом, построенные в провинциальном ампирном стиле». Впереди – прямоугольный в плане монастырский двор, густо заросший высокой травой, обнесенный каменной стеной, местами сильно разрушенной, с башенками по углам. Прямо перед нами – деревянный крест с иконой на нем, это уже явно новшество. Слева – старинное мраморное надгробие, перед ним деревянный ящичек со свечками. Дальше – высокая поленница из толстых березовых чурок.
Настоятельский корпус сильно разрушен, грустно глядит во двор пустыми проемами окон. Напротив него – Успенский собор 1707 года постройки. Когда-то он был двухэтажный (Успенская церковь вверху и Сретенская внизу), но сейчас крыша и перекрытия полностью провалились, являя собой печальные руины. Собор сложен из белого каргопольского камня, каждый камень – разной формы и величины, что, несомненно, сильно усложнит его воссоздание. Считается, что здесь под спудом покоятся мощи Александра Ошевенского. С запада к собору примыкает высокая колокольня, деревянная куполообразная кровля ее совсем разрушена.
Наиболее хорошо сохранившееся здание на территории – белый одноэтажный (с мансардой) келейный корпус с высокой металлической крышей. В желтой книжке, изданной в 1974 году, Г.П. Гунн восхищался деревянной надкладезной часовенкой, которая была «необыкновенно хороша». От часовенки не осталось и следа. Колодец, правда, существует, но совсем новый, хотя, может быть, поставленный на том же месте. Также не осталось следа от яблоневого сада и деревянного здания, видного за оградой на старой фотографии, приведенной в вышеупомянутой книге. Место, где он стоял, легко найти – прямоугольный фундамент, заросший бурьяном, со следами пожара и грудой полуобгорелых бревен.
 |
Однако несколько деревянных построек - очевидно монашеских келий, все же сохранилось, хотя и в сильно разрушенном виде. В одном из них под старыми обоями мы нашли обрывки газеты «Свет» 1895 года, издаваемой в Санкт-Петербурге на Гороховой улице. Напоминают о былых годах и древние лиственницы, ровными рядами посаженные вдоль каменных стен, да кусты одичавшей черной смородины и малины.
Нас разморило на солнышке, Володя с Фросей разлеглись на травке и задремали – торопиться нам некуда, до автобуса еще 8 часов. Слышно, как вдали останавливается машина, через несколько минут в ворота заходят новые посетители – солидная группа людей среднего возраста. Это тоже туристы, приехали из Архангельска. Бегло осмотрев монастырь, они уезжают, а я бужу моих спутников и мы направляемся дальше. При выходе из ворот замечаю деревянный ящик с прорезью для пожертвований на реставрацию монастыря. Достаю из кошелька бумажку в 100 рублей и пытаюсь просунуть в прорезь, но щель слишком мала. Это обстоятельство меня несколько удивляет – что, не могли прорезать пошире, по размеру купюр? Приходится сложить бумажку вдоль пополам. Позже, уже в городе, узнаю от знакомого священника, что это специально так сделано – оказывается, бомжи научились с завидной ловкостью вытаскивать деньги из ящиков для пожертвований с помощью обыкновенной проволоки.
 |
Деревня Погост – большая, обитаемая, в ней есть магазин. Есть уже хочется, поэтому решаем сделать у магазина привал. Покупаем хлеб, позвякивание колокольчиков где-то в лугах вызывает мысли о молоке. Стучим в ближайший к магазину дом. Да, здесь есть корова и можно купить молоко, литр стоит 10 рублей. Самая мелкая купюра у меня в кошельке – 100 рублей, хозяйка может дать сдачи только 80.
- Этого достаточно - говорю я.
- Нет, что вы, что же это за молоко будет - не соглашается хозяйка и заставляет нас снова идти в магазин менять деньги. Устраиваемся на лужайке, пьем ароматное молоко с хлебом, потом идем дальше.
 |
 |
Вот и церковь Богоявления (1787 год) с колокольней 18-го века, стоящая прямо у дороги. Рядом – небольшое старинное кладбище с расколотым мраморным надгробием некоего Петра Васильевича Дружинина, погребенного в 1909 году 20-и лет от роду, и несколько более скромных каменных плит без имен
Церковь действующая, но закрыта на замок. Сидим на крыльце, раздумывая, стоит ли искать владельцев ключа. Раннее вставание сказывается, и искать ключ нам лень.
Решаем идти дальше. На дереве замечаем табличку – это расписание служб. Оказывается, службы здесь проводятся ежедневно, очевидно, священник живет в той же деревне. Сегодня служба будет в 19.00, читают часы. Это радует – может быть, мы еще успеем.
В деревне много старых, добротных изб, глаз радуется, глядя на них. Многие жители живут здесь постоянно - дома в хорошем состоянии. Вот впереди очень странная постройка – большая изба, но окошечки маленькие, волоковые, как у амбара. Изба явно современная, но сделана под старину, со вкусом. На крыльцо выходит мальчишка лет 12-ти. Заметив, что мы глазеем на дом, серьезно говорит: «Это наш дом, мой папа – художник, построил его недавно, теперь мы приезжаем сюда на лето, хотите зайти?». Мы конечно хотим.
Не по годам развитый мальчик проводит нам целую экскурсию. Они, оказывается, из Москвы, когда-то, так же как и мы, путешествовали по северу. Эта деревня им приглянулась, купили участок, построили дом, теперь ездят сюда с друзьями, тоже художниками. Отдыхают, рисуют, учат рисовать детей, своих и местных. В доме целая художественная мастерская, в углу сложены мольберты, на стенах – рисунки, на полу – поделки из дерева.
Идем дальше. Судя по Гунну, здесь должно быть много курных изб «по-черному», с резными дымниками вместо труб, одна из них в советские времена была даже чем-то вроде музея. Сейчас ее уже, наверное, нет, или мы плохо искали – на всех встречающихся избах кирпичные трубы. Зато бань «по-черному» много – на их крышах то и дело встречаются именно дымники.
Деревня Погост плавно перетекает в деревню Ширяиху. Это, собственно, уже не деревня, а целое село, совхоз. Здесь есть даже типовые сельские домики типа таунхауз, построенные когда-то для колхозников, но теперь в основном заброшенные. Выглядят они удручающе. Дорога становится оживленной – мимо, поднимая тучи пыли, проносятся помятые легковушки и грузовики.
 |
 |
Листаем книжку Гунна – об этих домах у него ни слова. Зато целая страница посвящена деревянному «двужирному» (двухэтажному) дому Ушакова (XIX век). Этот дом стоит напротив красивого каменного и действительно достоин подробного описания, хотя находится в плачевном состоянии:
«Дом некогда принадлежал зажиточному хозяину и был отделан на особицу. Фронтон украшен резными причелинами, карниз изнутри обшит и расписан орнаментом в виде белых кругов с крестом. Фронтон обшит тесом и выкрашен в зеленый цвет. На нем по бокам слухового окна изображены «лютые звери» - лев и львица, из пастей которых выходят цепочки, сходящиеся в розовом кусту над окном. Ни роз, ни львов на Севере нет, но подобные экзотические мотивы возникли далеко не случайно – в них отголоски давних времен. Лютые звери – языческие обереги, своим страшным видом отпугивающие зло. На амулетах, находимых при раскопках, обереги изображаются обычно в виде хищных зверей и птиц, либо зубов или когтей. Точно так же изображение зверей на жилище должно было, по языческим представлениям, отводить от дома беды и напасти. Со временим магический смысл изображения был забыт, так же как и значение солярного знака – резного солнца на фронтонах северных изб, ставшего одним из элементов декора» (Г.П. Гунн).
|
|
Дверь не заперта, заходим. За домом явно никто не смотрит, внутри царит разруха. Бродим по комнатам.
Какой же он большой!
 |
Да, когда-то жизнь здесь била ключом, сидели за прялками девушки в нарядных сарафанах - богатые хозяйские дочери на выданье, сундуки ломились от приданого, во дворе кипела работа – добры молодцы, купеческие сыновья, запрягали в расписные сани вороных коней. Куда все ушло, где сейчас наследники этого некогда богатого дома? Раскулаченные, сосланные на лесозаготовки в глухую тайгу, лежат, наверное, на безымянных кладбищах, что сотнями разбросаны вдоль железной дороги Беломорск-Обозерская.
Выходим на улицу. После полутемного дома (окна частично заколочены ставнями) солнечный свет кажется невыносимо ярким. Нам пора двигаться дальше, впереди – деревня Низ. Встречная женщина, видя, что мы туристы, советует выйти к речке, там, за домами, которая в этой части деревни необычайно живописна. Следуя ее указаниям, спускаемся с пригорка, заросшего некошеной травой с выглядывающими из нее ромашками и колокольчиками. Пейзаж здесь действительно мил. Мелководная речка, мелодично журча, петляет по камням, по берегам – живописные рощи. С одного берега на другой тянется каменная гряда – то ли запруда, то ли своеобразные мостик на другую сторону. Для купания слишком мелко, хотя солнце начинает уже изрядно пригревать. Надо бы узнать, где купаются местные.
Вот вдали показались два небольших шатра – Георгиевская часовня 19-го века в деревне Низ. Это уже самый край села Ошевенского, за ним – мост через реку, делающую здесь крутой поворот, и дорога в Халуй.
 |
Рядом с часовней – жилые дома, окруженные зародами сена, напротив – детская горка для катания зимой. На горке сидит ватага мальчишек. Пока мы с Володей осматриваем часовню, Фрося успевает сыграть с ними в футбол.
- Знаете, как мы отличаем туристов от местных? – говорит один из пацанов.
- Как?
- Туристы всегда угощают нас чем-то!
У нас, к сожалению, нет с собой ни конфет, ни пряников.
Но мальчишки имеют в виду не конфеты, они намекают на другое – сигареты, неосторожно продемонстрированные им несколько минут назад.
- Курить вредно, особенно детям, - отвечаю я и мы идем дальше.
Мальчишки увязываются за нами, все еще клянча сигареты. Впереди – мост через Чурьюгу, он обозначен на карте, за ним – поле и дорога на Халуй. Деревня Халуй, судя по Гунну, славилась мастерами, плетущими из бересты различные короба, солоницы, коробочки. Здесь, на мосту, мальчишки, наконец, признают нас «местными» - сигарет от нас не допросишься – и остаются купаться. Вода холодная, купаться решается только один, с боевым кличем индейца из племени бледнолицых то забегая в воду, то выскакивая из нее как ошпаренный.
За мостом – развалины каких-то длинных сараев, похоже, бывший коровник, чуть дальше – еще один сарай, это, как видно, ремонтная станция. Крыша ее наполовину обрушена, пустые проемы ворот заросли бурьяном.
До деревни Халуй – полчаса не торопясь. Деревня эта производит на меня самое сильное впечатление из тех, которые мы сегодня видели - сурового вида дома-корабли, без лишних деталей и украшений, полное отсутствие построек советского периода. Темная грозовая туча, медленно наползающая со стороны реки, усиливает впечатление торжественности и величия. На улице – ни души.
При входе в деревню – небольшая часовенка, совсем простая - если бы не крест на крыше, ее можно было бы принять за обычный сарай.
 |
 |
Выяснить, сохранились ли в деревне берестяные промыслы, не удается – на улицах не встречаем никого, стучаться в дома как-то неудобно. Пора идти назад, время поджимает – надо вернуться к церкви к семи часам, к автобусу, к тому же на пыльную дорогу начали тяжело падать крупные капли дождя.
Дорога к церкви заняла меньше времени, чем мы предполагали. В шесть часов мы уже сидим на крыльце, прячась от дождя. Рядом с нами – трое из тех девушек, которые ехали сюда в том же автобусе. Они, действительно, туристы, и почти наши соседи – из города Всеволожска под Питером, совсем рядом с нашей дачей. Четвертая их подружка вместе с Фросей ушла к кому-то пить чай – люди здесь очень гостеприимные. Девушки живут в Каргополе уже несколько дней и совершают радиальные вылазки по окрестностям, совсем как мы когда-то двадцать лет назад. Уже были в Саунино, Лядинах, Калитинке, завтра собираются в Архангело. Ездят исключительно на рейсовых автобусах, услугами турфирм не пользуются. Остановились в гостинице «Каргополочка», условия вполне сносные. В Каргополе они уже второй раз, первый раз были пять лет назад, очень понравилось. Все они – художники, обвешенные мольбертами, красками, планшетами.
Спрашиваем, были ли на Кенозере? Нет, не были. Настоятельно рекомендуем, но они – не пешеходники, ходить с рюкзаками не любят. Тогда советуем им съездить хотя бы в Масельгу, где мы планируем быть через пару дней, там можно было бы встретиться опять. Доехать до Масельги легко, можно успеть за один день, девушки собираются подумать на эту тему.
Время приближается к семи, к церкви подходит, позвякивая ключами, молодой священник в длинной черной рясе.
Дверь, наконец, открыта. Одеваем платочки, заходим внутрь. Фотографировать здесь нельзя, можно просто посмотреть. Приход, видимо, небогатый, но церковь украшали как могли – чуть-чуть подкрасили, привели в порядок, поставили вазы с цветочками. По-деревенски мило и уютно, взгляд притягивает прекрасный потолок-небо. Кроме нас, прихожан больше не наблюдается.
Оставаться на службу мы не можем – торопимся на автобус. Навстречу проходит женщина с ребенком – хорошо, значит, церковь все-таки не будет пустая.
Остановки здесь нет, она далеко, в начале деревни, но идти туда нет уже ни времени, ни сил. Решаем ждать на обочине и, взявшись за руки, перегородить автобусу дорогу – нас много, семь человек. Но дорогу перегораживать не приходится – увидев нас на обочине, автобус останавливается. Мы – первые пассажиры, но это только начало пути. Постепенно автобус забивается до отказа, люди уже стоят. На подъезде к Каргополю, слева от дороги, маячит величественный шатер деревянной церкви – это село Саунино, мы были там двадцать лет назад.
Вечер проводим за столом вместе с хозяевами, они только что вернулись с рыбалки, уехали еще вчера.
- Не боитесь оставлять дом на туристов? – спрашиваем мы. Нигде, ни в турбюро, ни дома у нас не спросили ни паспортов, никаких других документов. – Вас не было целую ночь, мы могли бы взять из дома все – вот этот музыкальный центр, телевизор, стиральную машину – все вывезти и поминай как звали.
- Нет, не боимся. Уже пять лет в туристском бизнесе, ни разу подобных случаев не было. Да, наверное на Север ездят только хорошие люди.
- А часто ли бывают иностранцы?
- Часто. Откуда только не едут.
- А как вы с ними общаетесь?
- Обычно они с переводчиком, но недавно была группа без переводчика, с ними пришлось помучиться. Объяснялись на пальцах, как могли. Надо, конечно, учить английский – вздыхает Аня.
В разговоре с хозяевами выясняется, что в Ошевенске есть еще поклонные кресты (мы не видели ни одного) и святой источник. Где-то в районе деревни Халуй река (Чурьега или Халуй?) исчезает под землю, а потом снова появляется на свет. Проходил здесь однажды Александр Ошевенский и попросил подать ему воды, а местные жители отказали. Тогда стукнул он посохом о землю и сказал: «Ну так живите возле воды да без воды!» - река под землю и ушла. Подобную легенду я уже слышала, только про другие места. Но реки в деревне Халуй действительно не наблюдалось…