Евгений Коростелев

ПО СЛЕДАМ НОВГОРОДСКИХ УШКУЙНИКОВ

«Космодром Плесецк» - красовалась надпись на желто–оранжевом вагоне железнодорожного состава стоящего на путях, рядом с нашим поездом. Это было правдой лишь отчасти, так как на самом деле космодром находился в полутораста километрах от станции Плесецк, в городке с привычным советским названием – Мирный. Впрочем, несмотря на то, что месторасположение самого северного космодрома в мире рассекретили, вход туда все еще запрещен. Наше путешествие в мир Древней Руси начиналось с железнодорожной станции Плесецк в противоположном направлении от космодрома. По дороге в национальный парк «Кенозерский».

Кенозерский национальный парк почти на 100 километров удален от «цивилизованных мест». И, возможно, поэтому в этом краю сохранились следы архаической Руси: археологические, культурные, этнографические и др. Железная дорога прошла в сотнях километрах от многонаселенного древнего транспортного узла, предопределив постепенное увядание Кенозерья.

Мы неумолимо погружались в глубину времен: сначала кончился асфальт, а еще через несколько десятков километров путь нам преградила р.Онега, преодолевать которую пришлось настоящим деревянным паромом, правда моторизованным.

Наша экспедиция сотрудников и студентов географического факультета Санкт–Петербургского университета совместно с Институтом Озероведения РАН третий сезон приезжала в этот край. Первые два путешествия в 2001 и 2004 гг. были палеогеографическими, точнее палеолимнологическими – связанными с изучением истории возникновения и развития озерных экосистем. По характеру и особенностям озерных осадков можно реконструировать природные условия, существовавшие в течение столетий и тысячелетий на территории водосбора.

Кенозеро – одно из красивейших и крупных озер Северо-Запада, стало центральным объектом, вокруг которого в 1991 году был образован одноименный национальный парк. На общение с руководством национального парка и преодоление озера у нас ушло три дня, спустя которые мы разбили лагерь в устье маленькой реки Волошова, притока крупнейшей реки, питающей Кенозеро, – Почи. В наши дни Волошова – тихая река с разбросанными по берегам одинокими рыбачьими избушками. Только пронзительный гул лодочного мотора изредка нарушает тишину речной долины.

Столетия назад по реке проходила настоящая транспортная магистраль для торговых и военных судов, идущих из Новгорода в богатые пушниной, солью и лесом края – Заволочье, как называлась территория современной Архангельской и Вологодской областей. Название «Заволочье», то есть «территория за волоками», говорит само за себя. В период освоения северных земель Волоком стала граница между бассейнами Варяжского (Балтийского) и Студеного (Белого) морей.
В Новгороде, откуда шла основная волна колонистов, формировались вооруженные дружины ушкуйников (от древнерусского «ушкуй» - большая речная долбленая лодка) для захвата новых земель на северо-востоке. Они проходили по естественным дорогам тайги – рекам к верховьям, отыскивая наиболее краткие и удобные пути в заветный край лесного богатства.

Магистральных водно–волоковых путей, ведущих в Заволочье, было три. Один путь проходил через Белозеро, «Славенский» волок, Кубенское озеро и по реке Сухоне выходил в Северную Двину.
Другой - опять-таки из Белозера по ее притоку Ухтоме вел в озеро Волоцкое, на «Красный» волок, на приток оз.Воже и далее по системе р.Свидь – оз.Лача выводил в р.Онега. Третий путь, по которому и предстояло пройти нашей экспедиции в обратном направлении, от Онежского озера шел вверх по реке Водла, затем по ее небольшому притоку Черева через «Кенский волок» в озеро Волоцкое (распространенное название для Заволочья) и спускался по рекам Волошова и Поча в Кенозеро, из которого шел прямой путь на р.Онега.

Вдоль этих магистральных путей возникали поселения, основным занятием жителей в которых было обслуживание торговых потоков. Поселения становились все многочисленней, строились культовые постройки – часовни, церкви и монастыри, маркировавшие магистраль. Но прошли столетия, и большинство водно-волоковых путей оказались заброшенными. Поселения опустели, неумолимое время не пощадило часовни и церкви.

Изучение маршрута, проходящего через этот волок, и стало основной целью экспедиции. Нам везло с погодой.
Мы стояли лагерем в устье р.Волошова, проводя рекогносцировочные маршруты вдоль ее берега, а столбик термометра уже больше недели не опускался ниже + 25 град., на солнце поднимаясь выше +30. Не было не только осадков, но и облачности. Жители близлежащего лесорубного поселка шутили: «мы как проклятые» - огороды в такую погоду требуют много хлопот. Где-то на горизонте виднелись «горы» кучевых облаков, но на ближайших 10 километрах о дождях не было слышно. Уровень реки падает буквально на глазах. И хотя наш сплав проходит на надувных лодках, мы начинаем беспокоиться: сможем ли мы пройти в верховья Волошовы?
Вверх по реке уходит моторная лодка с рыбаками. Через сутки они возвращаются. Рыбаки ругаются: вверх по Волошове «на моторе» не подняться – река сильно обмелела. До своей избушки на месте заброшенного поселка они не добрались.

Скупив все репелленты в поселке и пополнив продовольственные припасы, мы снимаем лагерь и начинаем свое путешествие вверх по заброшенному пути Северной Руси. Мы не были первыми, кто отправлялся в этот маршрут.
В семидесятые года XIX века с Водлозера, самого дальнего из крупных озер, питающих по озерно-речной системе Балтийское море, по пути волока прошел И.С.Поляков, действительный член Императорского Географического Общества. Уже тогда эти места считались глушью Российской Империи, и Поляков стал «первооткрывателем» этого затерянного мира.
В 40–50–е гг. XX века по водно-волоковому пути прошла экспедиция архитекторов АН СССР и описала уникальные памятники деревянного зодчества, сохранившиеся в Кенозерье. Именно они первыми предположили, что этот путь в древности имел большое значение.
В 70–80–е гг. территорию волока исследовали археологи АН СССР, обнаружив следы волока и датировав древнейшие постройки.

Первые дни путешествия по р.Волошова для большинства ее участников стали настоящим испытанием. Жара требовала скинуть одежду, но из-за комаров и мошки сделать это было сложно. Репелленты высыхали на теле в течение 10 минут. Почти все члены экспедиции сгорели. Поэтому обычно на тело наносили два слоя крема: репеллент и крем от загара. Сплав постоянно прерывался небольшими перекатами. Их преодолевали вброд.
Местами берега реки сужались и высокими обрывами возвышались над руслом. В этих местах четко просматривались следы эрозии берега. Отголоски много лет назад существовавшего молевого сплава, при котором бревна сплавлялись хаотично, а не упорядоченными плотами. Течение вертело бревна на поворотах, они сталкивались и, ударяясь о берега, разрушали их. Топляки торчали в самых неожиданных местах и представляли опасность для резиновых днищ и бортов нашей флотилии. В таких местах мы даже купались с опаской – ныряя можно было напороться на бревно.
На очередном повороте перед нами открылась обширная поляна – все, что осталось от заброшенной деревни Нижнее Волошово. Только яркие пятна Иван-чая на небольших холмиках показывали, где располагались постройки. После этой поляны русло реки нырнуло в лесную чащу, и нам пришлось петлять по сумрачной реке, окруженной плотной лесной чащей.

Спустя несколько часов заросли расступилась, и перед нами до горизонта раскинулось болото. Где-то вдали просматривалась кромка леса. Уровень реки был очень низок, и берега болота, по которому проходила река, возвышались толстой торфяной толщей, под которой был виден глинистый слой озерных отложений! Мы плыли по болоту, которое в древности было обширным водоемом. Конечно, о точном возрасте образования болота можно сказать только после лабораторных датировок. Но уже было ясно, что раньше и скорее всего в тот период, когда этот путь использовался наиболее активно, река здесь впадала в широкое озеро, путь по которому, безусловно, проще, чем в узкой речной протоке заросшего болота. Порадовало богатой добычей древнее озеро и рыбаков экспедиции. Причем самую крупную щуку поймал самый юный участник.

Вечерний дождь – первый в период нашего пребывания здесь, прервал череду безоблачных дней. Но прошел он как-то по тропически – быстро и до нитки промочил всех участников, оставив досыхать нас в лучах заходящего солнца. Пройдя к тому времени болото, мы остановились на замечательном высоком берегу в светлом и влажном сосновом бору. Но сырость не понизила нашего настроения, поднятого великолепной наваристой ухой из щуки и жареными окунями на недосягаемою высоту.

Второй и третий день пути прошли однообразным колесом. Завалы. Рыболовные заколы, острыми кольями встречавшие наши лодки. Мели. Местами из-за них нам приходилось буквально тащить на себе лодки. Сильно нагруженные, они не могли пройти с пассажирами по обмелевшему дну. Оба дня мы практически прошли пешком. Песчаные мели чередовались рухнувшими лесинами, узкие затоны - каменистыми перекатами.

Оставив позади еще одну заброшенную деревню - Верхнее Волошово, мы к концу третьего дня выбрались на простор озера Волоцкого. Все берега его поросли плотным частоколом тростника и рогоза, застойные заливчики были покрыты толстым панцирем сплавин. В лучах заходящего солнца оно смотрелось просто изумительно для нас, стесненных лесной чащей последние три дня пути. Название «Волоцкое» показывало, что озеро входило в систему волока. Кстати, топонимические исследования дали интересные результаты. На всем протяжении этого магистрального пути отсутствуют топонимы местных народов, живших здесь до славян. Ученые предположили, что местное население было вытеснено с территории водно-волокового пути для полного контроля транспортных потоков.
Рыбаки флотилии быстро выяснили глубину озера, которая не превышала 1,5 метров. Глубже начинался вязкий ил. После разговора со встреченным здесь рыбаком, который рассказал, что крупной рыбы здесь уже не осталось, эволюция озера вырисовывалось все четче. Это зарастающее озеро спустя столетия превратится в болото, подобное тому, которое мы преодолели ранее.

Пройдя к юго-западной оконечности озера Волоцкого, мы на берегу небольшой р. Режмы разбили лагерь, где и сделали первую дневку. Знаком для выбора места стоянки послужил сгнивший деревянный указатель: «До Яблонь-Горки 1107 шагов». Так называлась деревушка, от которой шел волоковый путь. Это место оказалось не столь гостеприимным, как мы рассчитывали, – от звона крыльев комаров над лагерем, и днем и ночью, стоял непрерывный гул. Дневка прошла весело – отметили день рождения одного из участников (автора отчета – М.З.) Отработанный, но несколько приевшийся рацион питания из каш и супов с тушенкой был приятно разбавлен. Венцом праздничного стола стали блины с красной икрой.
Целый день был посвящен отдыху. Проводили его по-разному: кто-то с удочкой вернулся к озеру, кто-то отсыпался в палатке, кто-то отправился в разведочный маршрут на волок.

Следующее утро было полностью посвящено сбору лагеря и переходу к поселку Заволочье, располагавшемуся на берегу реки Черевы. За предыдущий день лодки просохли, поэтому их сдули и тщательно упаковали. К рюкзакам и лодкам прибавились палатки, общий запас еды и котлы. Было очевидно, что всю кучу вещей нам не утащить за один раз, поэтому было принято решение оставить в лагере двух человек, а всем остальным с первой партией экспедиционного скарба отправиться в сторону дер. Заволочье. Через 1107 шагов, как и предвещал указатель, перед нами вырос холм, на котором возвышался великолепный шатер небольшой часовенки. Это была некогда населенная деревня Яблонь-Горка или Волок. Часовня, относящаяся по выводам ученых к XIV веку, была поставлена в месте окончания волока и возвещала путешественникам о том, что они находятся в бассейне Студеного моря. Кроме часовенки на территории заброшенной деревни сохранились две небольшие постройки, проржавевшие замки и целые стекла которых свидетельствовали, что своей сохранностью они обязаны жителям близлежащих жилых деревень, которые использовали их как места приютов во время рыбалки, для походов за ягодами и грибами или для заготовки сена на лугах. Внутри часовни не было никаких украшений, кроме, пожалуй, типично «современных» в виде вырезанных на деревянных стенах имен в духе: «Киса и Ося были здесь в 19… году». К счастью, построенная очень добротно часовня все же крепко стояла, возвышаясь над окрестностями памятником человеческому труду.

У подножья холма расположилось болотце, через которое к р.Режме вела небольшая заросшая канава-копань. Была ли она прокопана для мелиоративных целей или использовалась ранее как канал, по которому бурлачили лодки с грузом, сейчас уже было сказать сложно.

Расстояние от Яблонь-Горки, до следующей часовни было около двух километров. До нее мы прошли по заросшей вездеходной колее. Вторая часовня стояла в середине обширного массива болота Гоголево, круг которого хорошо просматривается с космического снимка.
Эту маленькую часовенку клетского типа, состоящую из одного помещения установили в самом трудном месте волока. Даже для нас, идущих с тяжелым грузом, передвижение по топкой болотистой почве было утомительным. Что же говорить о людях, перетаскивающих товары с корабля, а порой и сами корабли? Местом постройки часовни был небольшой песчаный холм, сухое место посреди болота, однако часовня стояла не на самом холме, а примостилась сбоку, поддерживаемая, чтобы не упасть, деревянными опорами. На холме же был установлен геодезический знак. 101,6 – обозначавший абсолютную высоту от уровня Балтийского футштока. Самая высокая точка болота и волока.
В 40-60-е гг. по всей стране проводилась организация геодезической сети. Видимо к этой поре и следует отнести возникновение геодезического знака. Хорошо хоть геодезисты не разрушили часовенку, а только сдвинули ее с места. У часовни мы устроили небольшой перекур. Обширное пространство болота заросло низкорослым сосняком столетнего возраста. Вся поверхность болота была усеяна великолепными спелыми гроздьями морошки.

Как же перетаскивали через волок свои суда и грузы новгородцы? Существовало несколько способов волочения по суше: с помощью людской или конной тяги на деревянных повозках или катках; по воде; путем устройства запруд и спуска лодок на небольшой волне в каналах. В топких местах сооружали деревянные настилы. Еще в 70-е гг. археологами была обнаружена гать, погрузившаяся в болото. Разведывательные экспедиции по поиску кратчайших волоковых путей проводились либо зимой, либо летом на лодьях и ушкуях. Эти типы кораблей были наиболее приспособлены к условиям плавания по рекам этого края. Причем ушкуи при неглубокой осадке в 0,5 метра имели длину до 14 м, что позволяло перевозить до 4,5 тонн груза.

Новгородская республика была крупнейшим государственным образованием Евразии. Её северные владения простирались на тысячи километров, и естественно, что особую важность представляли пути, по которым осуществлялась связь Новгорода с Северными землями. Одно время предпочтение отдавалось более южному пути через Славенский волок. Но столкнувшись с растущим московским государством, ценность Кенского волока возросла. Волоки, расположенные на центральных транспортных путях, облагались высокими пошлинами. С вхождением новгородской республики в состав московского государства направления основных торговых потоков изменились. А после постройки Петербурга и перемещения торговли с Западной Европой из Архангельска на Балтийское море значение торгового пути через волоки на притоках Водлы резко упало.

Но причины забвения волоков были не только социально-экономические. Исследования, проведенные русским географом А.В.Шнитниковым в середине XX века, позволили выявить 1850-летнюю цикличность в смене влажности–сухости и теплоты–холодности климата. Природные ландшафты чутко реагируют на климатические изменения. Период освоения новгородцами северных земель совпал с периодом потепления и увлажнения. Полноводность рек и озер, пониженная ледовитость северных морей позволили новгородцам с максимально благоприятными условиями пройти по озерно-речным системам и, выйдя на простор Северного-Ледовитого океана, достичь Груманта (о.Шпицберген).
С течением столетий водность рек упала, происходило заболачивание озер и обмеление водных артерий. Использование сложившихся магистральных путей стало неудобным.

Мы могли убедиться в правильности этой теории, пройдя половину пути, на которой встретили обмелевшие реки и заболоченные озера. После болота дорога нырнула в заросли ели и сосны и еще через три километра привела нас в деревню Заволочье. Эта деревенька выглядела более живой по сравнению с Яблонь-Горкой. Строений, можно даже сказать изб, там было около десятка, причем в довольно хорошем состоянии. Из поселка Почи, расположенного в Кенозерском национальном парке, сюда вела лесовозная дорога, поэтому многие почозерцы приезжали на УАЗиках в деревню за ягодами, грибами, поохотиться.

Но наиболее интересным объектом в Заволочье была Спасопреображенская часовня. Кроме того, что это была самая древняя из трех часовен, маркировавших волок, возникновение ее археологи отнесли к XIII веку. Она расположилась в окружении старовозрастных елей, которые на фоне вторичных лесов, выросших в местах массовых вырубок, смотрелись словно часовые, охранявшие священное место. Эти еловые рощи так и назывались «священными» - уникальное явление в России, да и в мире, пожалуй. Культовые постройки христианства расположились в зарослях старых деревьев – сплав язычества и христианства. По археологическим данным прямо от часовенки, стоящей вблизи берега, начинался тот, самый волоковый путь, по которому мы прошли в обратном направлении. У начала тропы, проходящей через волок, мы обнаружили памятный знак, с выцветшей надписью: «Здесь в XIII – XVI вв. проходил волок, по которому новгородцы осваивали север».

Второй переход через волок мы закончили только к вечеру, поэтому ночевку решили устроить прямо в поселке у реки. В сравнении с последним местом лагеря, где тучи комаров не давали нам покоя ни днем, ни ночью, первый лагерь в бассейне Балтийского моря показался нам райским местом. Благодаря обширному пространству, создаваемому заливными лугами вокруг реки, здесь господствовал ветер, и кровососущие насекомые нам не досаждали. Вечернее солнце подарило нам закат безумной красоты, и мы восприняли это как хороший знак. Казалось, до дома совсем недалеко, что с того, что Черева один из самых отдаленных притоков речной системы, несущей свои воды через озера Онежское и Ладожской в Петербург. Садись на лодку, и течение принесет тебя домой.

Плавание по широкой глади Черевы, которая с места нашего плавания производила впечатление вытянутого озера, началось спокойно. Интересно было наблюдать за изменением берегов реки. Ее русло было своеобразной границей между гранитами Карелии и заболоченными территориями Архангельской тайги. По правому берегу все чаще встречались выходы гранитов на поверхность, а по левому берегу тянулись болота. Наша лодка шла одной из последних, мы несколько раз купались в тихих водах Черевы, рыба клевала плохо.

Мы с любопытством рассматривали живописные берега, когда с первой лодки раздался крик:
- Ребята! Посмотрите внимательней, вы ответвления русла не видите? Мы зашли в тупик!!
Несмотря на очевидную абсурдность ситуации, мы действительно пришли в тупик. Русло, по которому мы сплавлялись, закончилось широким затоном, густо заросшем с трех сторон хвощом. Спустя полчаса мы обнаружили продолжение реки за стеной хвощовых зарослей. Лодки перетащили по мягкой растительности, но с этого момента русло представляло собой неширокий ручей, ширины которого едва хватало, чтобы провести лодку. Глубина же колебалась от нескольких сантиметров до метра. Порой приходилось идти впереди, таща на привязи лодку за собой, а порой, сидя на борту, отталкиваться веслами от берегов. В одном из затончиков на лодке начальника заметили блеснувшую в воде чешую, и командор, изловчившись, вытащил из воды почти не вырывавшуюся щуку килограмма на три. Издыхающая щука была приятной добычей, но большинство участников экспедиции не выразили желание есть ее мясо.

В тот день мы так и не дошли до устья Черевы. Мокрые от воды и пота до ночи мы петляли по узкому руслу, проходящему через обширное болото. Наконец, одна из петель русла прошла вблизи лесной опушки. В этом сухом ельнике мы и устроили лагерь, поев на скорую руку и завалившись в палатки без задних ног. Черева оправдала свое название. Этимологически название реки Черева (или раньше Мышьи Черева) шло от слова «внутренности, чрево», или говоря проще, русло реки, извилистое, как кишки.

Лучи утреннего солнца наполнили наши души оптимизмом. Болото не казалось таким бескрайним. Мы увидели в паре километрах огромные сельги. Русло становилось все шире, в воде появились камни, и вскоре их было так много, что нам пришлось разгребать камни, чтоб провести наш флот. При этом в каменистом ложе, по которому бежала река, ясно читался след сформированного человеческими руками русла. Используя реку для проводки судов, человек, расчищая русло, постоянно понижал базис эрозии, то есть уровень реки год от года понижался. Так что человек сам способствовал обмелению и заболачиванию реки, и делал непригодным путь для использования в своей деятельности. Как тут не вспомнить современный тезис об устойчивом развитии, которое не должно наносить вреда природе и в целости и сохранности донести до потомков природные ландшафты.

Череву отделял от реки Водлы, куда она впадала, стометровый болотный массив, в нем еще читалось два рукава, по которым в паводок течет вода. Нам же пришлось, взвалив на себя лодки, вытащить их к берегу Водлы. Некогда магистральный маршрут, по которому новгородцы осваивали север, который в течение столетий использовался как важный торгово-хозяйственный путь, в наши дни был практически не пригоден для этих целей. Несколько болот прерывали русло на протяжении нескольких километров, местами русло сужалось настолько, что едва проходили наши узкие резиновые лодки, а глубина была столь мала, что приходилось волочить лодки с осадкой в 10 – 20 сантиметров. Тем не менее, этот древний торговый путь через волок оставался важным для местного населения вплоть до начала XX в. Суда грузились на Водлозере, и прежде, чем попасть в Онегу, спускались Верхней Водлой до реки Черева и поднимались по ней до пятиверстного волока, идущего к Кенозеру. Так происходил обмен рыбы на соль, хлеб и промышленные товары.

Еще одна дневка была просто необходима для нас после двух дней «водно-пешеходного» пути. На берегу Водлы перед прохождением порогов, которые так популярны у туристов-водников, мы и разбили лагерь. Природа порадовала нас очередным великолепным закатом. Под порогами рыбаки в последний раз блеснули своим мастерством, устроив нам ужин из жареной рыбы. До поселка Водла, расположившегося тридцатью километрами ниже впадения Черевы в Водлу, мы добрались за день. Но по яркости и мощи впечатлений это был наиболее запоминающийся участок нашего пути. Три порога - Кинский, Боровик и Большой Падун, а также пять крупных перекатов произвели неизгладимое впечатление не только на студентов, впервые проходивших пороги, но и на бывалых путешественников.

Подпрыгивая на ухабах поселковой дороги, ведущей в Пудож, мы вспоминали, как две недели назад сошли на станции Плесецк с поезда, шедшего в Архангельск. Вернуться же домой нам предстояло из Петрозаводска по железной дороге Мурманск – Петербург. Мы совершили своеобразный круг, преодолев водораздел.

На многие вопросы современная наука может ответить, обрабатывая данные полученные с помощью дистанционных методов. В этом закон человеческого развития. Но еще множество вопросов требуют для своего решения выезда «в поле», чтобы на месте убедиться, уточнить или, наконец, получить подсказку, которая оформится в научную гипотезу. А раз полевая работа не исчезнет, не исчезнет и романтика дальних странствий.

(Авторский вариант статьи, опубликованной в журнале "Живописная Россия" № 1 за 2007 г.)
Краткий отчет об экспедиции и фотоотчет.
Статья об экспедиции 2006 года на Емецкий волок.

Вернуться на страницу "АВТОГРАФЫ".