А.В.Ополовников, Е.А.Ополовникова
ДЕРЕВО И ГАРМОНИЯ
НА ПОГОСТЕ
(фрагменты главы)
1. <Почозеро>
Глубинный район Архангельской области... Лесной волок-тракт
тянется по глухому суземку от Каргополя до Кожозерского погоста,
петляя по сухим гривам и кряжам, соединяя множество сел и
деревень. Малые поселения вместе с большим и центральным их
ядром — непременным погостом — образуют волость. Долгими
километрами тянется тракт по глухому хвойному лесу от волости к
волости. По пути ни одного строения, если не считать
традиционную «половинку», или «беседку»: скамейку для отдыха,
сделанную заботливой рукой где-то на полпути и, конечно же, на
самом «веселом», то есть на самом удобном, высоком и
красивом, месте, откуда в обе стороны далеко видна дорога, а
меж деревьев поблескивает озеро с синеющими, уходящими в
небо далями... Это первый привет далекой волости, словно
излучающий заботу об утомленном путнике. На него всегда
ответишь приветом в душе, а еще лучше — поклоном, с сердечным
пожеланием добра неведомому строителю.
Скамейка с навесом еще не начало ансамбля, а как бы его
предвестие.
Еще десяток километров — и вдоль дороги показываются изгороди лесного пастбища, а за ними — и другие признаки ближнего жилья: ольховые заросли и березовые перелески, пожни, зароды на кольях и стога сена. Но вот мелколесье редеет, раскрывая в просветах зеленеющие поля. Бревенчатый мостик перекинут через ручей. И тут же первый элемент архитектурно-пространственного ансамбля: простая, добрая, словно мамина сказка, часовня. Стоит на холме у самой дороги. Крыльцом и галерейкой, ликом своим, обращена в сторону волости, к жилью. Чуть поодаль от часовни, с
 |
Почозеро... Почозерский погост... Удивительное, прекрасное место!
 |
Сам погост состоит из летней и зимней церквей, шатровой колокольни и бревенчатой ограды. Точнее сказать, состоял. Колокольня ныне разрушена, ограды и след простыл. Но и в таком неполном, даже полуразрушенном виде ансамбль Почозерского погоста производит сильное впечатление. Он является не только композиционным, но и духовно-организующим центром всей волости, собирая ее постройки, словно своих прихожан, под благотворную сень.
Путь к погосту всего несколько десятилетий назад можно было сравнить с естественно сложившимся музеем под открытым небом, где стояли самые разные типы крестьянских построек, воплотившие в своих архитектурных формах традиции седой старины. Этот музей как бы подготавливал зрителя к восприятию величественного культового ансамбля, создавая торжественно- элегический настрой души. И уже совершеннейшей гармонией видимого читались церкви и колокольня погоста с их кровлями, контрастно прорисованными на фоне светлого неба, и с неизбежными крестами, напоминающими человеку о своем земном предназначении, о красоте и достоинстве нелегкого труда жизни, в которой каждый несет свой собственный крест.
Планировочная особенность ансамбля — его постановка перпендикулярно тракту — усиливала торжественность впечатления.
От широкой площади, разместившейся в центре села у самих церквей, в разные стороны расходятся улочки. По одной из них тракт входит в село, по другой выходит из него, направляясь к лесу. Прозрачные изгороди вдоль дороги продолжают звучание ансамбля, переходя в мягкие полутона», но вовсе не обрывая его. Еще не конец, еще будет последний аккорд, как первый — в начале ансамбля.
 |
 |
Уже в самом лесу, в тени разросшихся старых елей и сосен, показывается длинная бревенчатая ограда кладбища с шатровой башенкой над воротами и скромной калиткой. А поодаль от ограды прячется под лесным покровом последний элемент ансамбля — крохотная и совсем простенькая часовенка, похожая на лесную избушку или амбарчик. Рядом с ней — огромный резной крест характерного поморского типа. В любом художественном музее он мог бы занять почетное место. Такие кресты называют памятными или обетными.
В северных деревнях и по сей день можно их встретить. Памятными крестами в старину на Руси помечали различные места, имевшие какое-то особое значение. Их ставили там, где сгорела или была упразднена церковь, где кто-то был убит молнией или внезапно, без покаяния, умер, у въездов на мосты, у перекрестков и развилок дорог, просто на деревенской улице и всюду, где считали нужным осенить себя крестным знамением.
Почему поставлен памятный крест в конце почозерского ансамбля, точно не скажем. Но перед входом в глухой лес, равно как и при выходе из него, так благостно ему поклониться!
Вот и закончился великолепный архитектурно-пространственный ансамбль, протяженность которого — волость. А за ним — снова — волок лесной, другие деревни, другая волость. И так — на многие сотни верст — от волока к волоку и от волости к волости, пока не оборвется дорога где-нибудь на краю света, у самого Белого моря.
Вот она — явь святой Руси, бревенчатый Иерусалим России...
.
2. <О строительстве часовен и церквей>
В царствование Петра I появились в России указ 1707 г. «Об упразднении деревянных
часовен и запрещении строить вновь» и синодальный приговор 1722 г., в котором
говорится, что «...обретающиеся повсюду деревянные часовни... какие приличности
не употреблены, разобрать вскоре без всякого отлагательства...». Однако в далеких
северных и восточных областях России, где часовни нередко заменяли церкви, эти
указы, не выполнялись. В лучшем случае к часовне добавлялся с востока алтарь,
превращавший ее согласно канонам построения в церковь. В 1727 г. дозволено было
не разрушать часовни и строить новые, но в 1734 г. вновь подтвержден указ 1707
г. о запрещении строительства новых часовен. Пестрота этих указов, свидетельствующая
о неуверенности властей в добрых плодах своих деяний, характеризует наступательное
отношение власти не только к старообрядцам, раскольникам, но и к чтимой ими архитектурной
старине, к образам святоотеческих преданий, образам добра и правды, любви и истины.
В обширной России часовни нередко были просто-напросто необходимы. Их продолжали
строить в отдаленных местах. Правительство смотрело на это сквозь пальцы, если
убеждалось, что в данной часовне не собирались раскольники. В противном случае
часовни разбирались несмотря ни на какие просьбы-уговоры.
Если же прихожане какой-либо сельской церкви или священнослужители обращались
в Синод за разрешением построить часовню где-нибудь над ручьем с целебной святой
водой, или на перекрестке дорог, где так благостно осенить себя крестным знамением,
или на большой дороге «для моления ми-исходящих и едущих людей», то им предписывали
ставить столб с иконой. Если же еще шла речь о сборе подаяния на строительство
нового храма, то к столбу разрешали пристроить стол с ящиком для денег. Подобного
рода сооружения нередко покрывали кровлей, положенной на бревенчатую или брусчатую
обвязку, поддерживаемую четырьмя опорами. Такая открытая часовенка напоминала
незамысловатую беседку. Нередко вместо столба с иконой под ее кровлей стоял
большой деревянный крест, называемый поклонным. В Кижах у дороги восстановлены
два таких
креста. Один — на подступах к погосту, другой —на холме при повороте дороги
от деревни Ямки к деревне Васильево.
В прошлые века, судя хотя бы противоречивым указам властей, в российской жизни
тоже в избытке бывало всякого сумбура и неразберихи. Огромной империей управлять
нелегко. Да и возможно ли?
28 июля 1853 г. последовал указ о том, чтобы поддерживать предложения прихожан
о строительстве церквей, даже и самых простых, дешевых. Не чинились препятствия
и возведению часовен. Наконец, в 1865 г. епархиальным архиереям было представлено
право самим разрешать постройку часовен как в сельской местности, так и в городах,
кроме столиц. Они же самостоятельно могли решать вопрос о перестройке или ликвидации
часовен.
Но к этому времени характер русской архитектуры, в равной степени и каменной,
и деревянной, коренным образом изменился. Новые церкви строились преимущественно
по типовым проектам или приближались к таковым согласно выпущенным в 1826 г.
«Правилам на будущее время для строения Церквей». В 1838 г. была подорвана
и материальная база развития народного деревянного зодчества. Образами-ориентирами
в архитектурных поисках служили важнейшие на Руси сооружения — церкви. Согласно
же новому указу предписывалось «...на разного рода церковные постройки и починки…
не отпускать лес без проектов технически составленных и проверенных в Строительном
отделении при Губернском правлении». Таким образом, вроде бы и мягко, вроде
бы
и ненасильственно останавливалась творческая мысль народа в области деревянного
зодчества.
Словом, 1838 г. явился пограничной исторической вехой, от которой народное
монументальное деревянное зодчество, и прежде всего зодчество церковное,— гордость
всей русской
национальной культуры — кончает свое существование не только фактически, но
и юридически. Отныне его уделом остается гражданское строительство, ограниченное
лишь узким кругом крестьянских построек жилого, хозяйственного и промыслового
назначения. Именно в этой области строительства в последние десятилетия прошлого
века и в первые нашего, ХХ-го, с особой силой проявляется приверженность народа
к стародавним образам и традициям, к заветам старины. Большая часть деревянных
сооружений северной деревни: избы, амбары, мельницы, мосты — по праву относится
к памятникам древнерусского деревянного зодчества, ибо повторяет его конструктивные
приемы и формы.
3. <Роль часовен в пейзаже>
В архитектурном пейзаже северных деревень часовни играли примерно такую
же роль, как церкви в селах и на погостах. Выделяясь на однородном фоне
жилой застройки своими необычными формами, они не только вносили в нее элементы
красоты, разнообразия и пространственной организации, но и выражали в своих
художественных образах думы народа о земной и небесной жизни, об их извечной
взаимосвязи и взаимозависимости. Словом, призывали человека не забывать
о том, что главное достояние его тела — разум и сердце. Остальное лишь средства,
предназначенные для их сохранения и развития.
Уважали себя люди в старину. Уважали. В причинно-следственных связях радостей
и горестей не путались. Ясность ума была.
Часовни были разными: большими, похожими на церкви, как, к примеру, часовня из
деревни Кавгора в Кижах, и совсем маленькими, отличающимися от простого амбарчика
лишь тем, что главка была на крыше и крест на главке. Не случайно такие маленькие
часовенки называли в старину амбаронками. Стояли они повсеместно в России. Стояли
когда-то и в Почозере, о котором мы рассказывали, знакомя читателя с северной
деревней.
Почти все деревянные часовни, сохранившиеся до наших дней, сходны по типу: они
клетские — от слова «клеть», то есть самый обычный четырехугольный сруб. Главная
их часть перекрыта двускатной кровлей с луковичной главкой, с западной стороны
примыкают крылечко и небольшая трапезная со звонницей.
Вот такими, самыми обычными в своей конструктивной основе были клетские церкви
и часовни. Однако конструктивная простота не исключала композиционной слаженности
и утонченности как в малых, так и в больших сооружениях.
По своему внешнему облику часовни были самыми разными. При этом они удивительно
постоянны в одном: в подчинении всех своих частей единому композиционному замыслу,
тоже, в свою очередь, подчиненному законам зрительного восприятия в пространстве.
По этим законам формировался архитектурно-природный ансамбль северной деревни.
Центром его нередко была всего одна постройка— именно часовня. Стоило ее убрать,
как поселение сразу же приобретало какой-то сиротливый вид. Композиционная законченность
архитектурной среды была утрачена. Так было, когда перевезли в музей часовню
из деревни Федоровская на Кене. (Сам уникальный памятник сохранился. Но один
из редкостных ансамблей Русского Севера лишился неповторимого своеобразия. Лишился
осмысленной законченности созданного человеком пространства).
Восстановленная в Музее «Малые Корелы» часовня из Федоровской уже не производит
того чарующего впечатления, каким она одаривала, стоя на своем исконном, родном
месте. Окружающее пространство, часть жизни человеческой, являлось и частью ее
архитектуры. Оживляло и одухотворяло ее. В музее живая не-посредственность памятника
исчезла. К тому же и ряд его архитектурных деталей выполнен сухо, формально.
Геометрически правильные очертания бревенчатых выпусков, резных причелин, схематизм
рисунка опорных столбов звонницы — все эти, казалось бы, мелочи отчуждают воссозданный
памятник от его первоначального образа.
Мелочи, чуть-чуть... А по этим штрихам и узнается подлинное искусство. вместо
Впрочем, есть отступления от древних традиций в воспроизведении деталей памятника,
которые термином «чуть-чуть» уже не определишь... Одно из них слишком броское:
вместо сплошного дощатого заполнения галереи сделаны плоские резные балясины.
А появились они в деревянном зодчестве в пору его перерождения из глубокого философского
искусства, отражающего систему и образ жизни, в нечто занимательно-балаганное.
В сочетании с хлипкой полоской лестничных перил, вообще лишенных ограждения,
образуется некая стилизация под старину, да и та не лучшего качества. А старина
вместе с завораживающим, магическим ощущением гармонии улетучивается.
И неверно думать, что все эти архитектурные мелочи не видимы и не замечаемы людьми,
не имеющими прямого отношения к строительному искусству. Восприятие архитектурных
построек доступно каждому, даже самому равнодушному человеку со скованной псевдоразумом
душой. Разница лишь в том, что у одних гармоническая слаженность малого и большого
вызывает осознаваемую радость, а вслед за ней и стремление воспроизвести эту
радость — пусть даже в совсем другой форме!— в собственной жизни, а у других
рождает хорошее настроение и добрые порывы неосознанно. Но и последнее неплохо.
Незримая энергия гармонии умиротворяет сердца. Нам, как хлеб, а может быть, и
больше его, необходимо ее присутствие в жизни. Иначе просто-напросто не выживем.
(фотографии - из книги)
Перейти на страницу "А.В.Ополовников, Е.А.Ополовникова"