КЕНОЗЕРО
(из книги "Каргопольский озерный край")
Так что же сказать мне о Кенозере?
С чего начать — с описания ли его природы, с истории ли, с памятников
архитектуры? Все это присутствует здесь в нераздельности, и как оторвать
одно от другого?
И все-таки начать надо с «души», понимая под этим словом то особое
поэтическое состояние, которое рождено человеческой восприимчивостью к
прекрасному. А если так, то должно оно найти творческое выражение, и
прежде всего — в самом отзывчивом поэтическом народном творчестве. И
оно нашло выражение в эпической поэзии, в былинной традиции Кенозерья.
То, что русский Север — сокровищница эпической поэзии, что только Север
сохранил древнерусские былины, — общеизвестно. Менее известно, что
былины не были рассеяны по всему Северу, а локализовались в определенных
районах. Немало былин было записано на Беломорском побережье, на Пинеге,
на нижней Мезени, на нижней Печоре, но наиболее богато былинами было
все-таки Заонежье. Здесь, на Онежском озере, жили знаменитые сказители
(например, семейство Рябининых), здесь записаны тексты былин, признанные
хрестоматийными. Другим былинным центром озерного края было Кенозеро.
Подлинное открытие олонецкого озерного края как уникального места
бытования былин принадлежит Павлу Николаевичу Рыбникову (1831 — 1882) и
относится к 1860 г. (До него подробного обследования Севера с целью
сбора фольклора не предпринималось, хотя собирательская деятельность
была начата гораздо раньше, в частности П. В. Киреевским.)
![]() |
![]() |
Рыбников П.Н. | Гильфердинг А.Ф. |
Гильфердинг побывал на Онежском озере десять лет спустя после Рыбникова,
и, хотя ему удалось встретить замечательных сказителей, он отметил
угасание там былинной традиции. Напротив, на Кенозере он нашел былинную
традицию в цветущем состоянии. «Особенно замечательно Кенозеро, — пишет
Гильфердинг в предисловии к «Онежским былинам». — Прибрежья этого
озера, в которое со всех сторон вдаются коленами мысы и «наволоки», так
что, несмотря на его значительную величину, озеро имеет в каждой точке
вид залива либо пролива, — прибрежья Кенозера составляют как бы
отдельный, довольно хлебородный, усеянный деревнями оазис среди
громадного пустыря болот, и в этом оазисе цветет в настоящее время
эпическая поэзия» ".
Причину цветения эпической поэзии на Кенозере Гильфердинг видел в двух
обстоятельствах: «свобода и глушь», то есть свобода от крепостной
зависимости и патриархальность быта здешнего крестьянина, не
подверженного еще влиянию пореформенного времени, что уже заметно было в
Заонежье, ближе расположенном к северной столице.
Бесспорно, вековая традиция бытового уклада способствовала сохранению
такого консервативного жанра устного народного творчества, как былина,
не допускающего перерождения и новаций. Ученый-собиратель, однако, не
задавался вопросом, почему именно Кенозеро стало былинным краем, то
есть как пришли сюда былины и укоренились на озерных берегах.
Кенозеро разделяется на три плеса. Восточный плес носит название Кенорецкого — по реке Кене, берущей исток из его северо-восточной оконечности. Как помнит читатель, мы закончили наш предыдущий маршрут в Порженском, откуда до Кенозера оставалось всего двенадцать километров. Дорога с Порженского выводит к южной оконечности озера, и, быть может, логично было бы ее продолжить.
Но большинство туристов попадает на Кенозеро транспортными путями, а именно: от станции Плесецкая Северной железной дороги до села Конева автобусом и от Конева другим автобусом до Першлахты. (Можно проехать и из Каргополя автобусом до села Конева.) Поэтому автор начинает свое описание с истока реки Кены от деревни Першлахта, следуя маршрутом пассажирского теплохода, совершающего регулярные рейсы по озеру
(сейчас уже не совершает - М.З.)
Сначала мы проплываем длинной Кенорецкой губой мимо жилого острова Поромского, а затем Кенорецким плесом к завидневшейся вдали деревне под голым зеленым холмом.
Мы находимся в самой юго-восточной оконечности озера. Катер причаливает к каменистому крутому склону с береговой полосой из огромных булыжин, отшлифованных волнами, будто к искусственной пристани. Это — Майлахта, имеющая и другое название — Ряпусово. Когда-то это были две деревни, разделенные ручьем, но позже деревни соединились, сохранив оба названия.
![]() |
Вид на д.Майлахта от Ряпусово. |
![]() |
![]() |
д.Ряпусово. Дом с расписной (крашеной) дверью | д.Ряпусово. Расписная дверь дома |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Фото 2003 г. | Фото 2003 г. |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Вершинино.
Двужирная изба. 1897 г. |
![]() |
Вершинино.
Двужирная изба. XX в. |
![]() |
Так и в глубине рощи у деревни Шишкино на полянке среди
зарослей малины стоит часовня.
![]() |
За Вершинином Кенозерский плес снова сужается. Влево
отходит живописная Тамбич-лахта (впрочем, слово
«живописное» можно употребить для любого места
Кенозерья).
![]() |
Далее, за Тыр-Наволоком, по низкому берегу будет
деревня Немятая (или Немята - М.З.). Здесь внимание всех проплывающих и
проходящих привлекают два поставленных рядом и
соединенных крытым переходом больших двужирных дома.
Оба дома статные, с широким свесом кровли, резными
причелинами и ветреницами.
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
Часовня в Карпове. Фото из книги Г.Гунна | Часовня в Карпове сегодня. |
Далее водный путь наш идет так называемым Челмским проходом, подобным широкой реке, в третий озерный плес — Свиной, называемый также Свиным озером.
Как будто бы немало повидали мы на Кенозере, и чем дальше знакомимся с новыми деревнями, тем заметнее повторение в народном зодчестве определенных тем и мотивов: мы находили их и в пространственной организации поселений, и в облике жилого дома, и в формах часовен; и теперь, находясь в конце пути, нам может показаться, что ничего нового, интересного мы не встретим. Мы останемся при этом предубеждении, если не сумеем из Свиного озера попасть в его южный конец, в дальнюю Шуй-лахту.![]() |
![]() |
За Глазовом, в дальней оконечности Шуй-лахты, в полукилометре от берега, между деревнями Ершово и Минино в заповедной роще стоят еще две часовни. Большая, Георгиевская, с четырехстолпной звонницей над притвором, увенчанной пирамидкой с крестом, и с луковицей на дощатом барабане на кровле.
![]() |
Из Шуй-лахты мимо островов Борового, Падшего,
Собачьего, Еловца мы следуем в последний пункт
нашего пути — Усть-Почу. Поселок этот, как
говорит название, стоит на устье впадающей здесь
реки Почи, на длинном и узком наволоке, далеко
выдающемся в озеро. На самой оконечности
наволока — деревня в один дом, Мыза (что
означает «хутор»). Выше по склону холма теснятся
заповедные ели. На низком берегу у воды — другая
группа деревьев. Никакими культовыми
постройками эти рощи не отмечены, но какие-то
предания с этим местом связаны (В Мызе недавно
построена часовня, которая видна на снимке -
М.З.)
![]() |
![]() |
Кончен путь, и грустно сразу расставаться с
прекрасными местами. Можно порекомендовать
продлить путешествие и проехать из Усть-Почи на
Почозеро (5 км), где стоит чудесная шатровая
церковь, а поодаль можно увидеть старый погост
с рубленой оградой и придорожную часовню.
Памятники эти не входят в наш маршрут (они
описаны мною в книге «Каргополье — Онега»).
Давайте оглянемся на пройденный путь и подведем
итоги. Что увидели мы, что узнали? Увидели мы
редкой красоты пейзажи, деревни, избы, часовни.
Они поразили нас своим разнообразием и
выразительностью, хотя, в сущности, набор
художественных элементов, из которых слагаются
формы деревянного зодчества, очень невелик и
прост. Но такова вообще особенность народного
творчества, в том числе и былин, с которых мы
начали рассказ.
Кенозеро, очевидно, более всего удивило нас обилием
своих часовен. И действительно, подобного нет в
других местах
Припомним расположение и облик почозерской церкви.
Шатровая церковь на Почозере стоит на гривке
между двумя небольшими озерами — она живет в
пейзаже, его одушевляет. Но стоит перенести эти
формы в другую обстановку, как они омертвеют,
засохнут. Почозеро всего в пяти километрах от
Кенозера, и, казалось бы, те же мастера могли
возвести подобное чудо и тут. Но, вспомнив
Вершинино с клетской часовней на горке и
вообразив на ее месте иное, скажем, шатровое
сооружение, мы ощутим его несоответствие пейзажу. Окажется, что вертикаль шатра не
гармонирует с пространством большого озера, не
вписывается в него. Шатер возможен на крутом
берегу реки или на низком берегу небольшого
озера или залива большого озера (как, например,
памятник в Кондопоге), но широкий водный простор
требует иных архитектурных форм. Совсем не
случайно зодчие ансамбля в Кижах выработали
эпическую форму многоглавия. Но у Кенозера иной
облик, который определяют изрезанные гористые
берега. Здесь эпическая мощь шатрового здания и
эпический пейзаж окажутся несовместимыми.
Напротив, скромный, лирический облик клетской
часовни гармонично сочетается с суровым эпосом
кенозерского пейзажа. Так мы начинаем понимать,
что памятники деревянного зодчества органично
живут в пейзаже, что сам их облик определяется
пейзажем окрестных мест.
![]() |
![]() |
![]() |
Таким видел ансамбль Г.Гунн | Таким видел ансамбль И.Билибин |
![]() |
![]() |
![]() |
На снимке: слева - колокольня, чуть правее - 12-главая Богоявленская ц., справа - шатровая Покрово-Власьевская ц. (фото 2002-3 гг.) |
![]() |
Три поселения расположены на озере. Это деревня Орлово, по-старому Орлова Гора, куда вывел нас пудожский тракт; на восточном берегу — деревня Труфановская, а на северном — село Лёкшмозерское (Морщихинская). Селения эти впервые упоминаются в документах XVI в., хотя история Лёкшмозерской округи гораздо древнее и восходит, как и у многих других северных мест, к легендарной чуди, а если копнуть еще глубже, то и к неолиту, к каргопольской культуре.<
Но нас будут интересовать времена к нам более близкие и те зримые следы прошлого, которые сохранились и в здешних селениях и в окружающей природе. На полпути между деревнями Орловой и Труфановской вытекает из озера река Лёкшма. В истоке своем носит она название Челма (что по-саамски означает протоку между двух озер) и соединяет большое Лёкшмозеро с небольшим лесным озерком Монастырским, или Челмским. Местность здесь повышается, по пологому склону холма лежат неширокие поля, а на вершине горки, круто обрывающейся к озеру с топкими берегами, возвышается плотная купа старых елей, из которых выделяется одна, самая большая.
Некогда здесь находился Челмогорский, или Челмский, монастырь, а точнее, пустынь, малая обитель, какие некогда возникали и исчезали на русском Севере. Об истории большинства из них нам мало что известно, но Челмогорской пустыни больше повезло — сохранилось житие ее основателя Кирилла Челмогорского. Житие это, отмеченное В.О.Ключевским в его известной работе ("Древнерусские жития святых как исторический источник", М. 1871 г.), содержит немало интересных сведений для истории края. Несмотря на то, что известный нам текст относится к XIX в. и представляет собой переработку первоначального текста XVII в., это единственный исторический источник, помогающий нам хоть отчасти восстановить прошлое Лёкшмозерья.
Конечно, относиться к этому источнику приходится критически. Согласно тексту жития, основание Челмогорской пустыни относится к XIV в., то есть история ее древнее самого Каргополя (первое письменное известие о Каргополе относится к середине XV в.). Однако дата эта признается ошибочной, и основание пустыни переносится на столетие позже, ко второй половине XV в., хотя и эта дата свидетельствует о древности пустыни.
Кирилл был новгородцем и пришел на пустое место в малонаселенном крае, которое стал осваивать. Основание им пустыни на Челме-горе, таким образом, включается в процесс так называемой «монастырской колонизации» Севера в XV—XVI вв. Примерно в одно время с Кириллом в окрестностях Каргополя основывает свой монастырь Александр Ошевенский, а на острове в Белом море возникает Соловецкий монастырь.
По свидетельству жития, Кирилл прожил на Челме-горе пятьдесят лет и умер, не обретя преемников. Лишь спустя некоторое время на месте отшельнической кельи собралась братия и началось монастырское устроение . В XVI в. вместе с ростом благосостояния торгового города Каргополя растет и монастырь. Вместе с Ошевенским он входит в число окологородних обителей. Известен монастырь и московскому правительству — в эпоху Грозного он используется как место ссылки неугодных лиц. В это время монастырь имел три церкви (одна из них надвратная), в нем жило сто человек монашенствующих (если сведения жития верны).
В годы так называемого Смутного времени шайки «литовских людей» и «русских изменников» разоряют монастырь и, по-видимому, выжигают его дотла. После «лихолетья» монастырь восстанавливается, но не достигает прежнего благополучия. Для упрочения своего положения обители необходимо было прославить своего святого основателя, и это дело принимает на себя священник Покровской лядинской церкви Иоанн, уроженец села Лёкшмозерского. Он составляет текст жития Кирилла и пишет его икону. Иоанн, называющий себя «иереем-изографом» (то есть священником-художником), был одним из тех, зачастую безвестных, северных мастеров, выходцев из крестьян, которые создали оригинальное направление в русской иконописи, ныне называемое «северными письмами». Согласно иконописной традиции, Кирилл изображался «подобием надсед, власы не с ушей, брада доле Сергиевы, мантия краткая, ряса зеленая». Таким он изображен на поздних иконах, которые можно было видеть в Покровской церкви в Лядинах, в церкви на Хижгоре. В Богоявленской церкви села Лядины некогда хранилась икона Кирилла Челмогорского с изображением его пустыни. «Палатное письмо» этой иконы могло бы дать нам некоторое представление об облике Челмогорской пустыни.
Дальнейшая история пустыни типична для многих небольших северных обителей. В XVIII в. она влачит скудное существование, а в 1764 г. упраздняется, как и еще около полусотни олонецких монастырей.
Через сто лет монастырь был возобновлен. Был возведен каменный храм с колокольней, построена каменная ограда. По переписи 1892 г., жило в нем семь монахов.
В наше время ничего не сохранилось из монастырских построек, но осталось историческое место, остался исторический пейзаж, и это порой не менее важно, чем старые постройки, да и само место таково, что не обойти его в Лёкшмозерской округе.
Пустынь была расположена именно пустынно, хотя и не столь далеко от жилых мест, но уединенно, над тихим лесным озером. Одиноко возвышается купа черных елей, далеко видимая с Лёкшмозера. Издали кажется, что еловая роща скрывает какие-то строения: часто в озерном крае в еловой роще стоит церковка или часовенка. К Челме-горе подходишь с ожиданием обнаружить нечто сохранившееся, но находишь лишь следы былого — фундаменты церкви, часовни и монастырской ограды.
Былое здесь не в зданиях, которые не сохранились, а в этих древних деревьях. В лесном крае это как будто бы не
диковинка, но стоит лишь взглянуть на этих суровых великанов, чтобы понять чувство почитания, которым и
славяне, и чудь окружали такие величественные деревья. Старые деревья стоят дружной купой, и лишь одна ель, самая
высокая и самая старая, — несколько поодаль на выкошенной полянке, где поставлен стожок-зарод.
![]() |
И северный крестьянин, который живет в окружении лесов, который поколениями отвоевывал с огромным трудом у леса пашни и пожни, прорубал сквозь дебри дороги, понимал красоту дерева, стоящего выделенно, как и красоту еловой рощи над озером. Путешествуя дальше по озерному краю, мы не раз в этом еще убедимся. Почитание заповедных деревьев идет, конечно, с языческих времен, но и мы, видя древние деревья, свидетелей былого, проникаемся чувствами наших далеких предков, наделявших дерево могучей и доброй душой.
Из седой древности, о которой поведала нам Челма-гора, называемая встарь также «чермной» (то есть красной, прекрасной), вернемся на прекрасное Лёкшмозеро.
Огромным зеркалом приветливо сияет озеро в погожий день, бурным морем предстает оно в день непогожий, когда гуляют по нему волны, послушные всем ветрам. С южного берега, где мы находимся, в солнечный день хорошо видно колокольню церкви лёкшмозерского села. Туда мы и направимся, береговой ли дорогой, попутной ли моторкой.
Челмогорская история и здесь напомнит нам о себе. «Иерей-изограф» Иоанн, составитель жития Кирилла
Челмогорского, был родом из веси Лёкшмозерской и в начале XVII в. служил дьячком в местной церкви Петра и Павла.
Церковь эта была, конечно, деревянной. Сколько простояла та церковь и обновлялась ли, мы не знаем, но
знаем, что в начале XIX в. на месте прежней деревянной была поставлена каменная, сохранившая название Петропавловской
(не часто встречаемое на Севере).
![]() |
Среди плоских лёкшмозерских берегов вертикаль церковной колокольни и высокие деревья на Челме-горе поныне служат
местным рыбакам своеобразными ориентирами, относительно которых они определяют места выметывания сетей на озерном
плесе, не имеющем островов и других примет.
Пудожский тракт отошел от Лёкшмозера к западу, а в другие стороны от людного лёкшмозерского села начинается край,
обычно называемый бездорожным. Название это не вполне точное, хотя до сих пор закреплено за многими из северных
мест. Север с давних пор не был краем без дорог, иное дело, что не подходят старые северные дороги для современного
транспорта и современных скоростей. Дорог, когда-то связывавших район Лёкшмозера с другими обжитыми местами
Каргополья, от села расходится несколько, и все они ведут в новые прекрасные места.
К востоку идет дорога на Хергозеро, некогда продолжавшаяся дальше на Ошевенское. На Хергозере находится место,
называемое местными жителями «Макарий» в память о существовавшей там в давнее время Макарьевской Хергозерской
пустыни. Основали эту пустынь монахи Ошевенского монастыря Сергий и Логгин в 1640 г. Об истории этой пустыни мы почти
ничего не знаем. Просуществовала она сравнительно недолго, в 1764 г. была упразднена, на ее месте возникла деревня
Макарьевская.
Любопытно и отчасти загадочно название пустыни. Она носит имя Макария Желтоводского и Унженского, основателя
известного монастыря на Волге. У стен этого монастыря первоначально собиралась знаменитая Макарьевская ярмарка,
позже перенесенная в Нижний Новгород. Согласно местной легенде, Макарий путешествовал по северным землям,
побывал и в Каргополье, дошел будто бы до Хергозера, где некоторое время прожил. Поэтому нижегородский святой
оказался почитаемым в Лёкшмозерье (на иконе в церкви на Хижгоре он был изображен вместе с Кириллом Челмогорским).
Его, как Медоста и Власия, считали покровителем рогатого скота. Почитанием Макария, по-видимому, объясняется и тот
факт, что уже после упразднения пустыни, на рубеже XVIII — XIX вв., на удаленном Хергозере было возведено два каменных
храма в маленькой деревне, возникшей на месте монастыря. Рассказывают, что в Макарьев день сходились туда люди из
Лёкшмозерской округи и из Ошевенска.
До Хергозера от Лёкшмозера шестнадцать километров хорошей лесной дороги, лишь в некоторых местах заболоченной.
На подходе к Хергозеру гать пересекает желтые мхи заросшего озера. По местному преданию, во времена св. Макария это
было озеро с открытой водой.
![]() |
![]() |
Троицкий и Введенский соборы. Фото Н.Померанцева, 1958 г. | Троицкий собор. Фото из книги Г.Гунна |
Дорога идет по Масельге, что по-карельски означает
«земляная гора». Мы пройдем по высокой лесистой гряде,
спадающей крутыми склонами к двум озерам справа и
слева. Здесь сердце озерного края, гряда эта и есть
водораздел. Левое озеро, Морщихинское, через протоки,
другие озера и речки связано с Онежским озером и,
следовательно, с бассейном Балтийского моря. Правое —
Виленское — через речку Виленку, другие озера и речки
связано с Кенозером, а следовательно, с рекой Онегой, с
бассейном Белого моря. Это удивительное место сейчас перед
нашими глазами.
Дорога ведет дальше открытыми местами, полями и
лугами, усеянными огромными валунами. Слева голубеет озеро,
впереди открывается лесистая гряда, завершающаяся высокой
темно-зеленой шапкой. Это Хижгора, высшая точка в округе.
Такое место, откуда открываются просторные дали, русский
человек не мог оставить неотмеченным и соорудил здесь
церковь. Находится она в отдалении от маленьких деревенек,
притулившихся по берегам окрестных озер. Может быть, удобнее
было бы поставить ее в другом месте, но здесь выбор был
обусловлен красотой пейзажа.
![]() |
Редкостной красоты вид открывается с Хижгоры,
сравнить его можно разве что с видом с соловецкой Секирной
горы. Синеет под горой подковообразное озеро, напоминая
речную излучину; кое-где по берегам его раскинуты домики,
виднеются здесь и там луга, уставленные стогами; а дальше
во все стороны до самого горизонта расстилаются лесные дали,
по сгущенной синеве над которыми можно угадать скрытые в их
глубине чаши озер.
А наш путь дальше, мимо других малых озер, мимо
Думинского озера и далее, уже глухим лесом, к Порженскому.
Порженское расположено близко к Кенозеру, всего в
двенадцати километрах, а от Лёкшмозера в двадцати, но
отнести его нельзя ни к Кенозерью, ни к Лёкшмозерью. Некогда
было это лесное село, жившее своей обособленной жизнью. Село
лежало на торном пути от Пудожа через Лёкшмозеро на
Кенозеро и дальше — на Онегу либо к дальним суземным
деревням. Ныне, когда жизнь идет иными путями, люди
сселились из Порженского. Постоянных жителей там теперь нет,
но в таких исстари обжитых местах люди всегда бывают и
останавливаются в нескольких сохранившихся избах — косари в покос, туристы, рыбаки, отпускники,
приезжающие из северных городов в родную деревню.
Порженское расположено по склону холма над двумя
соединенными протокой небольшими озерами. Оно состояло из
двух деревень: Федоровского и Окатовской, разделенных
оврагом. По названию старшей деревни село называлось —
Федоровское, так оно значится в старых книгах и на старых
картах, а Порженское, говоря точно, название места по
находящемуся несколько поодаль Большому Порженскому озеру.
Как давно обжито это место, трудно сказать; вероятно,
еще с чудских времен, когда на месте нынешнего погоста могла
быть священная роща с языческим капищем. О древности
поселения свидетельствует и сам погост с храмом XVII в.
Если в других местах Лёкшмозерья приходилось нам
говорить об историческом пейзаже или о красоте
архитектурных форм в природе, то в Порженском все
присутствует в единстве: и прекрасная природа, и прекрасная
архитектура.
Знаменитый Порженский погост, бесспорно, уникальное явление в деревянном зодчестве Севера.
![]() |
Вид Порженского погоста до реставрации, законченной в 2016 г. |
![]() |
Прост, невелик и пропорционален вытянутый ввысь сруб
храма, завершенный острым скатом кровли с обломом, в конек
которой врезана чешуйчатая главка, крытая лемехом.
Клинчатой кровле храма соответствует и апсида, тоже с
клинчатым покрытием, без главки. Особенно стройный, изящный
вид имеет церковь с алтарной стороны, где острый угол кровли
храма повторен вторым острым углом кровли апсиды.
В XVIII в. к храму была пристроена трапезная и
колокольня с шатровым завершением. Пристройка изменила
первоначальный компактный фасад храма (по-видимому,
первоначально у храма был притвор, повторявший форму
апсиды), растянула его по горизонтали, пригасила довлеющую
вертикаль, но и в таком решении порженская церковь
Поэтическим обаянием обладает ветхая порженская
церковь. Она по-разному смотрится издали и вблизи, с поля
или с озера, с опушки леса или с дороги — разные точки
открывают все новые мотивы. Не обращаешь внимания на позднюю
обшивку церкви в псевдоклассическом духе с ложным портиком,
настолько покоряет стройность сооружения. Обаяние прекрасных
форм дополняют купы лиственниц и елей, растущих на северной
стороне погоста, так что с этой стороны храм скрыт ими. Едва
ли не ровесники они самого храма, особенно эти две рядом
стоящие могучие ели, высотой превосходящие сам храм почти
вдвое. Мы недаром отметили ель в Кирилловой пустыни — в
Порженском мы встречаем такие же чудесные деревья. Это тоже
одна из примечательностей погоста, так же необходимая здесь,
как сам памятник архитектуры. Памятник зодчества и памятник природы здесь нераздельны, немыслимы друг без друга.
![]() |
![]() |
Этот мост тоже заслуживает быть отмеченным.
По-видимому, он прошлого века, но сохраняет все
конструктивные особенности древнерусской строительной
техники. Он состоит из пяти четырехугольных срубов,
заполненных внутри бутовым камнем. Пролеты между срубами —
«городнями» — перекрывают огромные бревна, на которые
положен бревенчатый настил, а на него — тесовые толстые
доски. Здесь все просто и практично.
Говорят, что в Древнем Риме жрецы-понтифики (что в
переводе означает «мостостроители») обладали тайным
искусством возводить мосты без гвоздей. Русский крестьянин
этим искусством владел в совершенстве, примером чему служит
мост в Порженском.
Порженское со своими окрестностями в самом деле такое
привязчивое место, что к нему, пусть в воспоминаниях, часто
будешь возвращаться и перед глазами будет вставать древний
погост среди высоких деревьев, из которых выглядывает
остроугольная кровля заботливо скрытой церковки, с оградой и
башенками, веселящими взор, как радует все простое, зримое в
здешней округе: зеленые луга, ниспадающие к заросшему
камышом озеру, сосновые опушки, нахоженные дороги и тропки,
по которым можно идти все дальше, на встречу с новыми, еще
неизведанными, но не менее прекрасными местами озерного
края.