Стоит Зихново в южной оконечности озера у Глухой лахты, длинным, узким заливом уходящей в лесную глушь. Расположилась деревня над маленьким внутренним озерком, связанным с большим озером короткой протокой. Озерко это родникового наполнения, с прозрачной водой, в которой видны причудливые светло-зеленые водоросли. А над озерком, над обрывом, на самом возвышенном месте, среди островерхих елей притулилась редкой красоты часовня XVIII в. (схожей формы часовня стояла в Ряпусове).

Очарование ее не только в самих формах часовни с гульбищем, но и в прекрасном природном окружении. Северные мастера понимали красоту места, как и то, что  низко поставленное сооружение здесь проиграет. Поэтому они подняли сруб часовни на подклет, рубленный с выпускными концами, которые служат опорой для галереи, окружающей часовню с трех сторон. Оформление часовни просто. Свесы двускатной кровли опираются на резные столбики, между ними было глухое перильное ограждение. Луковка на тонкой шейке простодушно врезана в конек кровли. Над входом на галерею срублена восьмигранная звонничка, перекрытая плоской кровлей со шпилем и крестом. Все ясно, скромно и, хочется сказать, деликатно, выражая этим словом то отношение к людям, которое вложили кенозерские мастера в свое творение: открытость и приветливость, мягкость и ненавязчивость. Оно располагает к себе, приглашает остановиться, отдохнуть, не спеша полюбоваться красотой мира.

Мы увидим еще немало часовен, которыми издавна славится Кенозеро, но, забегая вперед, скажем, что зихневская — одна из красивейших. Сам по себе конструктивный прием ее — постановка на высокий подклет — не единичен и встречается в Поонежье (например, часовня в деревне Авдотьино под Коневом на реке Онеге), но на Кенозере нигде больше не повторяется, хотя тип часовни с галереей — один из двух типов местных клетских часовен.

За Семеновским мысом в крутых лесистых берегах начинается Глубокая лахта. В дальнем конце ее перегораживает вытянувшийся узким языком полуостров, на котором стоит деревенька Видягино в шесть домов, а за ним открывается Видягинское, или Домашнее, озеро. В это озеро впадает бегущая все время под уклон, шумя и скача по камням, подобно горной реке, речка Порженка, названная так, очевидно, за свою порожистость. Течет она из Порженского озера, из уже знакомых нам мест. Сюда, к Глубокой лахте, выводит и дорога из села Порженского.

Возле деревни Видягино стоит деревянная церковь, - пожалуй, самое позднее из культовых сооружений Кенозерья. Поставлена она в начале нашего века, но поздняя датировка не дает нам основания относиться к такого рода памятникам с пренебрежением. Церковь срублена, конечно, в подражание каменным церквам, но и здесь северные плотники внесли свое, оригинальное. На четырехскатной кровле они поставили четырехстенный сруб с широкими окнами, выполняющий роль светового барабана, и уже на его кровле водрузили главу. Подобное новшество делает сооружение непривычным для северных мест.

Но это, конечно, мимолетное сравнение: слишком неожидан облик церкви, но поставлена она, как ставят церкви на Севере, — на самом выигрышном для обзора месте и в то же время так, чтобы не занимать плодородной земли, столь ценимой здесь. Гористые берега Кенозера с крутыми откосами и узкими гребнями лишь в немногих местах переходят в пологие косогоры или ровные плато, и все эти места с давних времен освоены людьми под пашни и пожни. Церкви и часовни возводились преимущественно на песчаном бугре, в роще, на краю холма или у берега озера на лесной опушке, как церковь в Видягине.

Дорога из Порженского, которая двенадцать километров идет по угорам, выходит в соседнюю с Видягином деревню Горбачиху. На подходе к деревн, когда в просвете лесной  дороги завиднеются деревенские крыши, справа появится на обочине маленькая придорожная часовенка. Стоит она в густом сыром лесу, но чернолесье выросло недавно, а прежде здесь была небольшая роща старых деревьев, одно из которых — сосна в два обхвата — засохло от старости.

Фото 2003 г.	Фото 2003 г.

Часовня является вариацией типа лесных часовен, образцом которого служит упомянутая выше часовня Мамонова Острова. Это сооружение совсем небольшое, хочется сказать, крохотное: на его узком гульбище человек не может распрямиться в рост и двоим не разойтись. Проста и незатейлива его форма: два ската кровли поддерживаются гладкими столбами между которыми протянуто перильное ограждение из тонких столбиков. Единственным декоративным элементом являются причелины с пробивным узором. Крест укреплен прямо на кровле. Моленное помещение невелико. Любопытной особенностью его является восточная стена, срубленная углом, так что в плане часовня отдаленно напоминает лодку — емкий образ для озерного края.

В самой деревне Горбачихе, на берегу лахты, в еловой роще, как часто на Кенозере, стоит вторая часовня, наиболее простой и распространенной здесь формы. Это крытый на два ската сруб размерами с небольшую избу, над притвором которого сооружена звонница стропильной конструкции с перильным ограждением, с плоским покрытием и плоским завершением с крестом, видом своим напоминающая обзорную вышку.

За Горбачихой через неширокий залив Глубокой лахты, называемой Копецкой лахтой, на возвышении стоит деревня Тарышкино. Это одно из живописнейших мест на Кенозере. Лесистые наволоки и острова образуют несколько кулис, среди которых блестит вода — на все три стороны. Ощущение шири, приволья под стать торжественности народного эпоса, и мы снова убеждаемся, что кенозерские былины звучали на фоне поэтичнейшей природы. Прекрасный пейзаж, открывающийся из окон деревенских домов, требовал и в отделке жилища некоего художественного соответствия, и владелец дома, стоящего на высшей точке холма, постарался особенным образом его украсить.

Над входом в дом по боковому фасаду сооружен резной балкон, с которого открывается лучший в округе вид. Кенозерцы, как и многие жители северных деревень, ходили на отхожие промыслы в города, и, конечно, оттуда занесены формы этого балкона с резной оградкой, повторяющей витую железную, и подфронтонные арки — подобные балконы можно было увидеть в старых северных городах, скажем, в Вологде. Окна дома тоже выглядят на городской манер — большие, с резными наличниками и двустворчатыми филенчатыми ставнями.

Часовен здесь две, и стоят они укромно, не над озером, а в стороне, за деревней, под лесом.

Одна — придорожная часовенка, называемая Крест, — настолько мала, что, скорее, примешь ее за какую-то будочку. Это крохотный сруб, крытый на два ската, внутри которого впору поместиться одному человеку, и то коленопреклоненно. По-видимому, когда-то рядом стоял придорожный крест, от которого часовня и получила свое название. Подобных миниатюрных сооружений, пожалуй, мы нигде больше не встретим.

По другую сторону дороги (если идти от деревни, то влево) возвышается густая еловая роща. Можно пройти мимо нее, если не знать, что в чаще стоит еще одна часовня.

Вековые деревья со всех сторон обступили и скрыли в хвойной глуши эту значительных размеров постройку клетского типа, с двускатной кровлей, главкой на дощатом барабане и восьмериковой звонницей над притвором, вознесенной ввысь под стать обступившим ее высоким деревьям. (Местные жители следят за сохранностью часовни и даже покрыли ее шифером.) Здесь, в чаще, среди седых елей, в тиши леса, кажется она таинственным сооружением, нарочито упрятанным подальше от любопытных глаз. А в просвете деревьев, чуть отойдешь в сторону, начинает просвечивать вода — везде в здешних краях озеро напоминает о себе.

Выйдя из Глубокой лахты и двигаясь дальше вдоль изви­листых берегов озера, мы придем в маленькую, всего в несколько домов, деревню Тарасовскую, лежащую в распадке между лесистыми холмами.
По-разному ставились деревни Кенозерья. В деревнях побольше преобладала рядовая застройка, в деревнях поменьше — свободная, как в Тарасовской. Очевидно, названа она по имени первого жителя, к которому стали пристраиваться другие, стараясь ставить избы на возвышенных местах, а в низине, среди деревни, возвели часовню. Во многих деревнях Кенозерья часовни стоят обособленно, а здесь она служит объединяющим центром в произвольной деревенской планировке.
Пусть формы ее просты — все то же клетское сооружение с маленькой главкой на кровле и легкой звонничкой в виде вышки на четырех столбах, поддерживающих кровлю со шпилем, — но поставлена она — не подобрать иного слова — уместно, видна отовсюду и служит своеобразным фоном деревенским избам.

Судя по избам этой маленькой деревни и других, нами увиденных, мы убеждаемся, что кенозерцы редко ставили избы на высокие подклеты, обычно окна расположены сравнительно низко от земли, зато тем более впечатляюще выглядит фронтон из крупных самцовых бревен (на Кенозере продолжали крыть по самцам, в то время как в других местах стали применять стропильную конструкцию, а фронтон зашивать тесом). Дом 1911 г., как вырезано на консоли, являет хороший образец кенорецкой избы сравнительно недавнего прошлого. Это четырехстенок, но широкий по лицевому фасаду, как чаще бывает у пятистенок. Поставлен и отделан С присущим северным плотникам вкусом. Красив его высокий фронтон, украшенный резными причелинами, свисающей резной ветреницей в форме полотенца. Охлупней на кенозерских избах, как мы замечали и прежде, нет. Украшают дом красивые оконные наличники с прорезной резьбой. Рисунок их характерен для резьбы позднего времени, в то время как небольшие оконные проемы с шестистекольными рамами и особенно одностворчатые ставни, выкрашенные желтой краской, с алым кругом посередине — архаическим солярным знаком — переносят нас к более древней традиции кенозерского народного зодчества.

На окраине деревни стоят два обетных креста. Это тоже одна из примечательностей здешних мест — народная архитектура малых форм. Когда-то таких крестов, поставленных по обету в память какого-либо события (например, избавления от мора скота), было много на Кенозере. По местной традиции кресты

Обычно такие кресты ставились при дороге, как и в Тарасовской, где их можно видеть возле мостика через ручей, тоже рубленного по старому образцу, у дороги в деревню Бор. Когда-то там находилась оригинальная часовня, но не так давно погибла от людского небрежения — сгорела.

Деревня Тарасовская стоит в стороне от маршрута теплохода, и попасть сюда можно либо на лодке, либо лесной дорогой от Тарышкина.

Плывя отсюда дальше к северу, мы будем проходить мимо островов Овечьего и Кобыльего, названных так потому, что жители деревни Мамонов Остров пасли здесь скот, далее — мимо острова Виловатого, очертаниями своими похожего на двурогие вилы, подобные рогатине, какими и поныне мечут сено на кенозерских покосах, и наконец, выбравшись из путаницы лахт и островов, попадем на широкий плес. Здесь на узком песчаном наволоке и далее под высоким холмом раскинулось главное селение Кенозера — Вершинино, или Кенозерское. Не так давно это были два близких селения, но ныне они соединились. Это был центр Кенозерской волости. Церквей было две — каменная и деревянная. Каменная Преображенская (или Успенская? - М.З.) церковь построена в 1810 г. и представляет собой традиционное для приходских церквей сочетание объемов прямоугольной трапезной, кубического храма и пятигранной апсиды. Храм был покрыт на четыре ската, увенчан пятиглавием.

В подобие каменного храма рядом была поставлена летняя деревянная церковь, повторяющая его формы в дереве. Ныне сохранилась только каменная церковь, утратив колокольню над притвором.

Далее под высоким голым холмом стройным рядом изб вытянулось собственно Вершинино, чьим именем теперь называется все большое село. Село значительно выросло за последние годы, сюда переселились жители отдаленных лесных деревень, перевезя свои дома, в том числе и из Порженского.

Если бы писать специальную монографию об этнографии, фольклоре, деревянном зодчестве Кенозера, то начать ее следовало бы с Вершинина. В старом центре Кенозерья все формы народного творчества должны были выступить наиболее ярко. Так это и было. Именно здесь Гильфердингом записано наибольшее количество кенозерских былин (свыше шестидесяти). В 80-е гг. прошлого века этнографы брат и сестра Н. и В. Харузины изучали здесь народные обычаи.

В 20-е гг. нашего века исследовал жилые постройки села известный советский искусствовед и архитектор М. А. Ильин.

И сегодня мы найдем здесь прототипы форм деревянного зодчества, уже увиденных нами. Вершинино, как говорилось, лежит на низком берегу, не на вершине, но под вершиной, под высоким холмом, доминирующим над всей округой.

На вершине холма одиноко стоит Никольская часовня XVII в. Ее можно назвать прототипом клетских часовен Кенозерья: подобно старому дереву, она раскидала свои семена по озерным берегам. Часовня столь прекрасно найденной формы, с таким смелым взлетом клина и отводом полиц над повалом, что и в поздней тесовой обшивке не теряет своего очарования. Как подлинный архитектурный шедевр, ее можно рассматривать бесконечно, находя новые выигрышные точки, чему способствует и рельеф местности и природный фон — открывающийся с холма озерный простор, наполняющий душу восторгом.

Мы замечаем, что поставлена часовня не на самой высшей точке верхнего плато, в слегка на скате холма, так что южная стена значительно выше северной, но такая постановка при рассматривании здания снизу придает ему величавость.

Часовня как бы закрепляет вершину высокого берега и, одиноко стоя среди широкого оголенного пространства, выглядит монументальным сооружением. Но вблизи — и это свойство многих памятников деревянного зодчества — она кажется совсем небольшой, размеры ее соотнесены с человеком, она может показаться даже приземистой, вросшей в склон холма, как воспринимается, например, часовня с восточной стороны, откуда особенно четко рисуется силуэт ее кровли с изящно врезанной главкой.

Даже неопытному глазу заметно, что звонница поставлена неуместно — она не согласована с часовней композиционно, а лишь прирублена. И действительно, звонница пристроена к часовне в начале нашего века.

Мы отмечали уже свойственное кенозерцам почитание памятников старины. Так чтилась не только жителями Вершинина, но и окрестных мест Никольская часовня.
Сам холм здесь считался заповедным и, по свидетельству этнографа В. Харузиной, поле на холме начали распахивать сравнительно недавно. По давней традиции в летние белые ночи молодежь собиралась на холме на гулянье. Место это называлось «поле». Как выглядели эти гулянья, какими красками пестрело «поле», теперь можно только вообразить, но вид с вершины и поныне открывается такой же, каким описала его В. Харузина сто лет назад: «Светлыми струями капризно и грациозно разлилось Кенозеро в мягких, низменных и зеленых берегах. Тут большой залив; там узкий, длинный наволок (мыс). Вот оно пропадает совсем, и вдруг с другой стороны поля покажется снова, светлое, смеющееся. Вот опять забежит за большой зеленый остров и снова блеснет уже в третьей стороне. Вот на горизонте мелькнет едва заметная светлая полоска... и это Кенозеро».

С вершины холма спустимся в село и пойдем вдоль ряда его статных изб. Конечно, Вершинино не имеет теперь того облика, который в 20-е гг. застал Михаил Андреевич Ильин. В то время, по его подсчетам, двадцать — тридцать процентов изб в Вершинине были курными. Ученый сделал подробное описание одной из таких изб. Подобную трехоконную избу на низком подклете, без охлупня, лишенную украшений, переделанную под белую топку, мы видели в Ряпусове. В Вершинине курных изб не осталось, даже как память. В селе, как говорилось, идет интенсивное строительство, возводятся новые дома, а старые подновляются и перекрываются шифером. Интересных построек здесь немало.

Снова вспоминая вышеназванную работу М. А. Ильина, хочется лишь заметить, что описанная им изба была более характерной для небольших деревень Кенозерья. Вершинино, как волостной центр, выделялось в округе и среди скудных северных деревень считалось богатым селом. Некогда здесь регулярно два раза в год    проводились ярмарки. Поэтому, в отличие от других озерных деревень, преобладающим типом старых жилых построек здесь следует считать двужирную избу.

Вершинино. Двужирная изба. 1897 г.

Своей статностью и добротностью среди других изб, рядком выстроившихся вдоль озерного берега, выделяется дом 1897 г. Он и поставлен и украшен с умением. Окна нижнего этажа его скупо декорированы, все внимание уделено завершению здания, и тут плотники продемонстрировали все свое искусство. Верхний оконный ряд они выделили наличниками красивого рисунка и филенчатыми ставнями, фронтон украсили причелинами с полотенцами, из угла опустили ветреницу, некогда завершавшуюся резным «солнцем».

Балкон и слуховое окно мастера справедливо сочли неуместными, сохранив бревенчатую мощь фронтонного треугольника, прорезав в нем лишь отдушину. Свес кровли зашит тесом и раскрашен в красные и синие цвета, как окрашены были и ставни.

Вершинино. Двужирная изба. XX в.

Стоящий рядом другой двужирный дом пленяет своей подфронтонной многолучевой звездой — «солнцем». В нем тоже много декоративных элементов, в отделку окон с прорезными наличниками вложено немало старания, но в целом он являет собой образец позднего вкуса и новых строительных приемов. Вместо традиционного четырех-стенка появляется пятистенок, что дает в данном случае возможность организовать интерьер избы «по-городскому», вместо мощного фронтона самцовых бревен здесь стропильная конструкция кровли, при которой фронтон зашивается тесом. Мастера нашего века старались придать дому красивый вид, в то время как у мастеров прошлого века красота возникала непроизвольно, незаданно, словно бы сама собой.

Можно найти в Вершинине и другие интересные избы, и старой и более новой постройки. Вершининский ряд образует целый ансамбль, и приятно идти вдоль этого ряда, рассматривая избы, переводя взор на берег с баньками, с лодками, на само сверкающее озеро.

В километре от Вершинина к востоку, на озерном мысу, черной массой на фоне оголенных берегов выделяется густая еловая роща. Ее нельзя не заметить, подплывая ли к селу, бродя ли по окрестностям. Это как бы часть леса, намеренно сохраненного среди полей, и леса особенного, не такого, как по другим берегам, вперемежку с лиственным и потому более светлого тона, а леса словно бы выхоленного, красиво стоящего огромной хвойной шапкой (снимок внизу - извините за дефект оригинала - М.З.)
Это — «священная роща» у деревни Шишкино. Почему так названа маленькая деревня под еловой рощей, понять нетрудно. Но почему здесь возникла «священная роща» — сказать труднее. Конечно, старше она стоящей рядом деревни, а традиции, связанные с ее почитанием, еще глубже и уходят в языческую древность. Мы отмечали уже особое, бережное отношение к заповедным деревьям в Лёкшмозерской округе, видели часовни в заповедных рощах в Горбачихе, в Тарышкине, но среди всех роща у деревни Шишкино наиболее выразительна своей эпической красотой.

Традиция почитания деревьев, как стоящих отдельно, так и растущих вкупе, была характерна не только для каргопольского Поозерья, но и для ряда мест Заонежья. Это отметила упоминаемая нами выше В. Харузина: «Замечательно, что, окруженные со всех сторон лесом, крестьяне с такой любовью относятся к небольшой, состоящей из нескольких деревьев рощице, окружающей часовню. Такую любовь к этим, так называемым «священным рощам» мы замечали и в других местах... Некоторые из них действительно отличались своим живописным местоположением, как, например, Священная роща около деревни Шишкино на Кенозере. Другие ничем не отличались, но народ все так же восхвалял их».

В «священной роще» никто не смел рубить деревьев. К этим рощам приходила на гулянье молодежь. В некоторые церковные праздники был обычай купаться под рощей в озере. Пересказывая свои наблюдения, исследовательница заключала: «Нет сомнения, что тут мы имеем дело с местами, освященными раньше языческими святилищами, теперь же христианскими часовнями».

Так и в глубине рощи у деревни Шишкино на полянке среди зарослей малины стоит часовня.
Похожа она на лесную избушку, и только крест, укрепленный на кровле, свидетельствует о ее назначении. Неподалеку от часовни виден пересохший пруд. Возможно, некогда он наполнялся родником, теперь иссякшим. Какие забытые предания связаны с этим местом? Долго можно просидеть в этом укромном лесном уголке, глядя на старые могучие деревья, слушая шум ветра в кронах.

За Вершинином Кенозерский плес снова сужается. Влево отходит живописная Тамбич-лахта (впрочем, слово «живописное» можно употребить для любого места Кенозерья).

В глубине лахты на полуострове у деревни Бухалово увидим мы еще одну клетекую часовню поздней постройки. Но как у каждой из кенозерских часовен, есть у нее своя особенность. Здесь это небольшая звонница, поставленная над притвором на двух маленьких восьмериках. Кровля звонницы плоская, над ней сооружена главка с высоким крестом, на кровле часовни врезана главка на тонкой шейке, тоже с высоким крестом, — вертикали оживляют облик этого простого сооружения.

Далее, за Тыр-Наволоком, по низкому берегу будет деревня Немятая (или Немята - М.З.). Здесь внимание всех проплывающих и проходящих привлекают два поставленных рядом и соединенных крытым переходом больших двужирных дома. Оба дома статные, с широким свесом кровли, резными причелинами и ветреницами.
Правый дом — пятистенок, он крупнее и солиднее своего собрата. У левого дома по лицевому фасаду в нижнем этаже окон нет, окна прорезаны по боковому фасаду (как в «доме с крашеной дверью» в Ряпусове). Как часто бывает у двужирных домов, венцы срубов зашиты тесом, как зашит и свес кровли. Молва говорит, что жили в них когда-то два брата, так и стоят они рядом домами-братьями. Но почему встали они в такой тесноте, небезопасной в пожарном отношении? Очевидно, потому , что не так-то легко было найти в деревне свободное место для нового дома, и пришлось поставить вторую избу на старой усадьбе. Мы отмечали уже, как ценилась земля в скудных кенозерских окрестностях. К тому же рельеф местности не давал возможности росту деревни, ограничив ее сырыми низинами, поневоле приходилось тесниться.

В отличие от других часовен, поставленных вблизи озера или рощи, здешняя часовня стоит среди каменистого поля на некотором отдалении от деревни. Это одна из наиболее простых по форме построек, В кровлю над притвором врублен восьмерик звонницы. Плоская кровля звонницы поддерживается круглыми столбиками, между которыми устроено легкое перильное ограждение. Скромность и незатейливость этого сооружения под стать этому скудному полю и окружающим сырым лесам.

На противоположном, гористом берегу расположилась деревня Карпове, или Карпова Гора. Здесь одна из высоких точек округи, и потому смотрится деревня весело и вид от нее веселый.

И здесь, как и в стоящем на вершине Тарышкине, один из домов украшен крыльцом с балкончиком. Хорошо балконное ограждение в косую решетку, хороши и узорчатые ставни дома.

Дом поставлен так, что окна избы и горницы смотрят на озерные дали, а крытый двор прирублен не с торцового, а с бокового, северного фасада. Подобная организация избы и крытого двора встречается и в других кенозерских деревнях.

В Карпове, как и в Немятой, часовня поставлена за деревенской околицей, в поле. Чем это вызвано? Ведь северяне берегли каждый клочок земли. Быть может, связано это с традицией летних гуляний в поле, как о том писала В. Харузина?

Часовня в Карпове. Фото из книги Г.Гунна	Часовня в Карпове сегодня.

Часовня в Карпове — самая скромная из всех нами виденных: звонница на четырех столбах завершена четырехскатной палаткой с крестом; у часовни крест поставлен на кровле.

Далее водный путь наш идет так называемым Челмским проходом, подобным широкой реке, в третий озерный плес — Свиной, называемый также Свиным озером.

Как будто бы немало повидали мы на Кенозере, и чем дальше знакомимся с новыми деревнями, тем заметнее повторение в народном зодчестве определенных тем и мотивов: мы находили их и в пространственной организации поселений, и в облике жилого дома, и в формах часовен; и теперь, находясь в конце пути, нам может показаться, что ничего нового, интересного мы не встретим. Мы останемся при этом предубеждении, если не сумеем из Свиного озера попасть в его южный конец, в дальнюю Шуй-лахту.

Памятник, который мы увидим, — часовня в деревне Глазово — мало известен, между тем на Кенозере, богатом памятниками деревянного зодчества, он стоит в первом ряду.
Духовская часовня — изящное, стройное, легкое сооружение. У нее высокая островерхая клинчатая кровля с переломом над повалом и широкими отводными полицами. Как в старых постройках (например, в вершининской часовне), завершение небольшого сруба здесь главная тема. В острый клин кровли изящно врезана крупная (относительно объемов здания) шейка с главкой, крытые лемехом, что придает сооружению нарядность.
К часовне прилегает возведенная на столбах (не рубленая) и зашитая тесом шестигранная высокая звонница над притвором, крытая шатром с лемеховыми шейкой и глав­кой. По-видимому, она пристроена позже, но, в отличие от вершининской, удачно сочетается с объемом часовни: ее островерхость, внося добавочную вертикаль, усиливает взлет клинчатой кровли.
Поставлена часовня возле деревни в распадке между двумя пологими холмами, на низком берегу, на перешейке между Шуй-лахтой и Карповской лахтой. Она прекрасно вписана в мягкий пейзаж окрестных полей по холмам, спускающихся к озеру. Очарование ее дополняют три стоящих рядом сосны, едва ли не современницы часовни XVIII в., с засохшими от старости верхними сучьями.

За Глазовом, в дальней оконечности Шуй-лахты, в полукилометре от берега, между деревнями Ершово и Минино в заповедной роще стоят еще две часовни. Большая, Георгиевская, с четырехстолпной звонницей над притвором, увенчанной пирамидкой с крестом, и с луковицей на дощатом барабане на кровле.
Схожего типа часовни, виденные нами в Немятой и Карпове, она превосходит своими размерами. По другую сторону проходящей через рощу дороги стоит небольшая Казанская часовня, с рубленым навесом над предмостьем, увенчанная крупной главкой на шейке-столбике.

Из Шуй-лахты мимо островов Борового, Падшего, Собачьего, Еловца мы следуем в последний пункт нашего пути — Усть-Почу. Поселок этот, как говорит название, стоит на устье впадающей здесь реки Почи, на длинном и узком наволоке, далеко выдающемся в озеро. На самой оконечности наволока — деревня в один дом, Мыза (что означает «хутор»). Выше по склону холма теснятся заповедные ели. На низком берегу у воды — другая группа деревьев. Никакими культовыми постройками эти рощи не отмечены, но какие-то предания с этим местом связаны (В Мызе недавно построена часовня, которая видна на снимке - М.З.)
Здесь красивый озерный уголок, а с вершины холма, как со всех высоких берегов озера, открываются приветливые виды.

В Усть-Поче встречаем мы последнюю на нашем пути по Кенозеру клетскую часовню, простой формы, со скромной главкой на кровле, без звонницы. Она затерялась среди тесно стоящих домов и хозяйственных построек.

Кончен путь, и грустно сразу расставаться с прекрасными местами. Можно порекомендовать продлить путешествие и проехать из Усть-Почи на Почозеро (5 км), где стоит чудесная шатровая церковь, а поодаль можно увидеть старый погост с рубленой оградой и придорожную часовню. Памятники эти не входят в наш маршрут (они описаны мною в книге «Каргополье — Онега»).

Давайте оглянемся на пройденный путь и подведем итоги. Что увидели мы, что узнали? Увидели мы редкой красоты пейзажи, деревни, избы, часовни. Они поразили нас своим разнообразием и выразительностью, хотя, в сущности, набор художественных элементов, из которых слагаются формы деревянного зодчества, очень невелик и прост. Но такова вообще особенность народного творчества, в том числе и былин, с которых мы начали рассказ.

Кенозеро, очевидно, более всего удивило нас обилием своих часовен. И действительно, подобного нет в других местах Севера. Объясняется это, конечно, многочисленностью небольших деревень, рассеянных по изрезанным озерным берегам. И повсюду, как заметили мы, распространен исключительно тип клетской часовни. Между тем часовни бывали и других форм, например шатровые, с бочковидной кровлей, с четырехскатной кровлей, но на Кенозере только клетские с двускатной кровлей. Почему так? Спросим себя: а возможно ли появление в пейзаже Кенозера памятников другого типа?

Припомним расположение и облик почозерской церкви. Шатровая церковь на Почозере стоит на гривке между двумя небольшими озерами — она живет в пейзаже, его одушевляет. Но стоит перенести эти формы в другую обстановку, как они омертвеют, засохнут. Почозеро всего в пяти километрах от Кенозера, и, казалось бы, те же мастера могли возвести подобное чудо и тут. Но, вспомнив Вершинино с клетской часовней на горке и вообразив на ее месте иное, скажем, шатровое сооружение, мы ощутим его несоответствие пейзажу. Окажется, что вертикаль шатра не гармонирует с пространством большого озера, не вписывается в него. Шатер возможен на крутом берегу реки или на низком берегу небольшого озера или залива большого озера (как, например, памятник в Кондопоге), но широкий водный простор требует иных архитектурных форм. Совсем не случайно зодчие ансамбля в Кижах выработали эпическую форму многоглавия. Но у Кенозера иной облик, который определяют изрезанные гористые берега. Здесь эпическая мощь шатрового здания и эпический пейзаж окажутся несовместимыми. Напротив, скромный, лирический облик клетской часовни гармонично сочетается с суровым эпосом кенозерского пейзажа. Так мы начинаем понимать, что памятники деревянного зодчества органично живут в пейзаже, что сам их облик определяется пейзажем окрестных мест.

Мы осмотрели почти все памятники Кенозерья, не пренебрегая самыми простыми. Все они живут в своем природном окружении. Вне его они утратят свое очарование и будут выглядеть обыкновенным срубом.

Кенозеро — само по себе уникальный музей деревянного зодчества под открытым небом. Так это и будет со временем. Район Кенозера предполагается сделать филиалом Архангельского музея деревянного зодчества (с конца 1991 г. Кенозеро вошло в новобразованный Кенозерский национальный парк - М.З.)

ПОЧОЗЕРО
(из книги "Каргополье-Онега")

Дорога на Почозеро (от Конево) после переправы через Онегу у деревни Плес идет сначала вдоль реки Кены, а затем вблизи Кенозера. Места необычайно живописные, и примечательного немало в деревнях по пути. 

В деревне Кенорецкой (Измайловской) - мост XVIII века. Быки моста, называемые городнями, напоминают в плане очертания лодки.
Они срублены из бревен и внутри заполнены диким камнем. Городни поддерживают накат из бревен, составляющих проезжую часть моста. Подобная конструкция мостов восходит к глубокой древности. На Кене они сохранились до наших дней. Плотники Севера выступают здесь как выдающиеся инженеры — строители мостов с большими пролетами. Длина моста в Кенорецкой — 126 м, другой мост на Кене в деревне Овчин Конец (Федоровская) длиной 92 м.

Некогда на месте деревни Кенорецкой существовал Кенорецкий Пахомиев монастырь, основанный в середине XV века. Мы мало что знаем об истории монастыря и о личности его основателя инока Пахомия, кроме того, что здесь принял монашество Антоний Сийский, основатель известного монастыря вблизи Северной Двины. Сохранилось несколько царских грамот монастырю в XVII веке, жалующих пустынь землями и рыбными тонями. В 1764 году Пахомиева пустынь была упразднена, а в 1800 году пожар истребил монастырские строения.

До Почозера можно добраться двояко: прямым автобусом до Усть-Почи, откуда остается пять километров до цели нашего пути, либо автобусом до Першлахты, где можно пересесть на катер и проплыть Кенозером до той же Усть-Почи. Хотя второй маршрут удлиняет путь в расстоянии и во времени, но для многих путешествующих он предпочтительнее: он дает возможность увидеть места редкой красоты, а сделав остановки по пути, ознакомиться с многочисленными памятниками деревянного зодчества. Кенозеро имеет сложную конфигурацию, сравниваемую иными с многопалой звездой с далеко отходящими лучами-заливами. Ряд больших и малых островов еще более усиливают впечатление запутанности и изрезанности очертаний. Берега гористы, с зелеными полосами лесов и золотистыми пятнами жнивья по склонам, реже низменны; береговая полоса то каменистая, то лежит песчаным пляжем, то обрамлена полоской тростника. Еще издали завиднеется село под зеленым косогором, а на вершине холма клетская часовня XVII века, как в Вершинине. Но о Кенозере не скажешь в двух словах, подробнее же это сделано автором в книге «Каргопольский озерный крайПочозеро, связанное с Кенозером короткой рекой Почей, представляет собой цепь нешироких озер, соединенных протоками. Деревня Филипповская — цель нашего пути — стоит на высокой гриве между двумя озерами. Деревня невелика, дома стоят свободно. Как всегда, на самом видном месте располагаются древние церкви. Почозерский ансамбль до сих пор мало исследован. Датируется он примерно 1700 годом. В него входят две церкви и колокольня.

Таким видел ансамбль Г.Гунн	Таким видел ансамбль И.Билибин

Шатровая церковь отличается прекрасным, стройным силуэтом. Мы немало повидали уже шатровых церквей в Каргополье и должны признать, что почозерская им не уступает. Впечатление вознесенности сооружения ввысь усиливается еще и тем, что церковь стоит на вершине высокого холма, господствующего над местностью, четко рисуясь на фоне северного неба с его переменчивым состоянием. Природное расположение великолепное, о каком только может мечтать зодчий: простор, леса, воды.

У шатровой церкви нет традиционной трапезной, есть небольшой притвор, в который ведет крытая лестница поздней пристройки. За трапезную можно ошибочно принять соседнее здание под двускатной крышей. Здание это своей восточной стеной близко подходит к углу четверика шатровой церкви, и между ними сооружен крытый переход. Однако это не трапезная, а вторая церковь. На старых фотографиях и на рисунке И. Билибина церковь эта красиво перекрыта бочкой (редкое покрытие кеетских церквей, бочками традиционно перекрывались апсиды). К сожалению, это покрытие давно утрачено, ансамбль нарушен. А живописен он был необычайно: создавался ритм бочек алтарей и покрытия второй церкви, игра криволинейных форм; заглавная вертикаль шатра дополнялась вертикалью шатра колокольни, прирубленной вплотную к западной стене второго храма. Время не пощадило и колокольню, срубленную шестериком в лапу, — у нее утрачены шатер и звонница, остался один покосившийся сруб.Единственное, что сохранилось в целости в ансамбле и что по-прежнему восхищает, — крутой силуэт шатра, его смелый взлет. За деревней среди старых елей, сосен, лиственниц находится кладбище, обнесенное рубленой оградой. Ограда представляет собой семь горизонтальных рядов крупных бревен, связанных рубкой в режь и скрепленных срубами с внутренней стороны ограды. Высота ее в рост человека. Верхние венцы прикрывает тесовый скат. Со стороны дороги в ограде сделаны двое ворот. Ограды подобного типа некогда окружали многие северные погосты, ныне они почти все исчезли (можно назвать лишь три: ту, что мы видим, в Порженском и на Водлозере). Необычно угрюмо-живописна эта ограда — длинный ряд мощных бревен, искрошенных от времени, серебристые пряди мха на тесе и нависшие лапы могучих вековых деревьев.

Несколько поодаль от кладбища в сосновом бору при дороге стоит маленькая часовенка Кирика и Улиты (здесь и на Кенозере по какой-то местной традиции ряд часовенок посвящен этим святым). Обычная клетская часовенка прошлого века, квадратная в плане (примерно 3x3 м) Но здесь, в уединении, при лесной дороге, она необычно смотрится — этакая крохотная лесная избушечка, и вид ее «суземный», а тонкая шейка и главка, крытые лемехом, придают ей очарование седой старины. Внутрь ведет низкая дверца. Там висят полотенца (т.е. заветы - М.З.) Возле часовни укреплен высокий резной придорожный крест, выбеленный от времени, видимо, старше самой часовенки..

ЛЕКШМОЗЕРЬЕ
(из книги "Каргопольский озерный край")За Каргополем к западу простирается равнинная местность, и, кажется, ничто не предполагает близость озерного края. Обширные поля, колки скудных лесов, пыльные дороги летом, — и ни речки, ни ручейка, ни озерка; потому и называются эти места — «каргопольская сушь». Будет по пути деревня Гринево, за ней село Печниково, названное так будто бы по . находимым в окрестностях чудским ямам —«печищам», следам поселений древних жителей. Места эти с давних пор известны гончарными промыслами, на основе которых возникла прославленная ныне каргопольская глиняная игрушка. В Гриневе жила известная народная мастерица Ульяна Ивановна Бабкина. Ныне традиции старых мастеров продолжают мастерицы артели «Каргопольская игрушка».

Проезжая Печниково, следует обратить внимание на оригинальную конструкцию колодцев с огромными воротными колесами. Обычно на Севере распространены колодцы с «журавлями», а в ряде приречных и приозерных деревень и колодцев нет, но здесь, в «каргопольской суши», водоносный пласт залегает очень глубоко — заглянув в сруб, еле заметишь в черной бездне крохотную блестку воды. Колодцы эти стоят как память прошлого, население пользуется водой из артезианских скважин. Двигаясь дальше широким лесным трактом, еще издали увидим мы на зубчатом фоне леса высокий конус в подобие ели — шатер церкви. Мы попадаем в село Лядины, где находится замечательный в истории русского деревянного зодчества ансамбль:шатровая Покрово-Власьевская церковь (1761 г.), двенадцатиглавая Богоявленская (1793 г.) и шатровая колокольня (XVIII в.).

На снимке: слева - колокольня, чуть правее - 12-главая Богоявленская ц.,  справа - шатровая Покрово-Власьевская ц.  (фото 2002-3 гг.)

Хотя памятники эти многократно описывались и воспроизводились, но тем и замечательны подлинные творения зодчества, что каждый раз открываешь в них новое. (К сожалению, после пожара 5 мая 2013 г. сохранилась только Богоявленская церковь - М.З.)

Так и в Лядинах. Стройная красота огромного шатрового Покрово-Власьевского храма и прихотливое очарование осыпанной главками Богоявленской церкви с ее уникальным в истории деревянного храмового зодчества так называемым «круглым» крыльцом, тонкий, выразительный силуэт звонниц.

 Но недавно подробными исследованиями архитектора Ю.С.Ушакова установлено, что прежде Лядины находились не в безводной местности, существовало озеро карстового происхождения, которое со временем исчезло. Таким образом, первоначальное поселение возникло при озере и по отношению к нему, а не к дороге, проложенной позже, были пространственно ориентированы общественные сооружения (настоящий ансамбль XVIII в.— второй по счету, до него в XVII в. на том же месте стояли Покровская и Георгиевская церкви). Открытие Ю.С.Ушакова, безусловно, расширяет наше представление о композиционном построении древнерусских ансамблей, об их чуткой связи с природным окружением. Ныне, бродя по окрестностям Лядин, мы должны воспринимать архитектурные памятники, вообразив гладь озера в западной стороне, ближе к речке Лёкшме.За Лядинами, за речкой Лёкшмой начинается настоящий северный лес, глухой, сырой, с черными островерхими елями и зеленым подстилом мха, перемежаясь бурыми пространствами моховых болот, поросших чахлыми сосенками. Тут впервые и озерко блеснет во мху близ дороги. Так десятка два километров через лесную глушь будет вести старый пудожский тракт, пока не поредеет лесная чаща, не распахнется даль и взору путника предстанет во всей красе Лёкшмозеро. Лёкшмозеро имеет ровную овальную форму: вдоль тринадцать километров, поперек — четыре-пять. Прекрасна его светловодная чаша летним днем под опрокинутой над ним чашей голубых небес. Озеро лежит в золотистых песках и окаймлено ровной полоской лесов. Как у многих озер ледникового происхождения, поначалу глубина в нем нарастает медленно — несколько сот метров можно отойти от берега и все будет мелко; потом дно резко ниспадает и уходит откосом в черную глубину.

Три поселения расположены на озере. Это деревня Орлово, по-старому Орлова Гора, куда вывел нас пудожский тракт; на восточном берегу — деревня Труфановская, а на северном — село Лёкшмозерское (Морщихинская). Селения эти впервые упоминаются в документах XVI в., хотя история Лёкшмозерской округи гораздо древнее и восходит, как и у многих других северных мест, к легендарной чуди, а если копнуть еще глубже, то и к неолиту, к каргопольской культуре.<

Но нас будут интересовать времена к нам более близкие и те зримые следы прошлого, которые сохранились и в здешних селениях и в окружающей природе. На полпути между деревнями Орловой и Труфановской вытекает из озера река Лёкшма. В истоке своем носит она название Челма (что по-саамски означает протоку между двух озер) и соединяет большое Лёкшмозеро с небольшим лесным озерком Монастырским, или Челмским. Местность здесь повышается, по пологому склону холма лежат неширокие поля, а на вершине горки, круто обрывающейся к озеру с топкими берегами, возвышается плотная купа старых елей, из которых выделяется одна, самая большая.

Некогда здесь находился Челмогорский, или Челмский, монастырь, а точнее, пустынь, малая обитель, какие некогда возникали и исчезали на русском Севере. Об истории большинства из них нам мало что известно, но Челмогорской пустыни больше повезло — сохранилось житие ее основателя Кирилла Челмогорского. Житие это, отмеченное В.О.Ключевским в его известной работе ("Древнерусские жития святых как исторический источник", М. 1871 г.), содержит немало интересных сведений для истории края. Несмотря на то, что известный нам текст относится к XIX в. и представляет собой переработку первоначального текста XVII в., это единственный исторический источник, помогающий нам хоть отчасти восстановить прошлое Лёкшмозерья.

Конечно, относиться к этому источнику приходится критически. Согласно тексту жития, основание Челмогорской пустыни относится к XIV в., то есть история ее древнее самого Каргополя (первое письменное известие о Каргополе относится к середине XV в.). Однако дата эта признается ошибочной, и основание пустыни переносится на столетие позже, ко второй половине XV в., хотя и эта дата свидетельствует о древности пустыни.

Кирилл был новгородцем и пришел на пустое место в малонаселенном крае, которое стал осваивать. Основание им пустыни на Челме-горе, таким образом, включается в процесс так называемой «монастырской колонизации» Севера в XV—XVI вв. Примерно в одно время с Кириллом в окрестностях Каргополя основывает свой монастырь Александр Ошевенский, а на острове в Белом море возникает Соловецкий монастырь.

По свидетельству жития, Кирилл прожил на Челме-горе пятьдесят лет и умер, не обретя преемников. Лишь спустя некоторое время на месте отшельнической кельи собралась братия и началось монастырское устроение . В XVI в. вместе с ростом благосостояния торгового города Каргополя растет и монастырь. Вместе с Ошевенским он входит в число окологородних обителей. Известен монастырь и московскому правительству — в эпоху Грозного он используется как место ссылки неугодных лиц. В это время монастырь имел три церкви (одна из них надвратная), в нем жило сто человек монашенствующих (если сведения жития верны).

В годы так называемого Смутного времени шайки «литовских людей» и «русских изменников» разоряют монастырь и, по-видимому, выжигают его дотла. После «лихолетья» монастырь восстанавливается, но не достигает прежнего благополучия. Для упрочения своего положения обители необходимо было прославить своего святого основателя, и это дело принимает на себя священник Покровской лядинской церкви Иоанн, уроженец села Лёкшмозерского. Он составляет текст жития Кирилла и пишет его икону. Иоанн, называющий себя «иереем-изографом» (то есть священником-художником), был одним из тех, зачастую безвестных, северных мастеров, выходцев из крестьян, которые создали оригинальное направление в русской иконописи, ныне называемое «северными письмами». Согласно иконописной традиции, Кирилл изображался «подобием надсед, власы не с ушей, брада доле Сергиевы, мантия краткая, ряса зеленая». Таким он изображен на поздних иконах, которые можно было видеть в Покровской церкви в Лядинах, в церкви на Хижгоре. В Богоявленской церкви села Лядины некогда хранилась икона Кирилла Челмогорского с изображением его пустыни. «Па­латное письмо» этой иконы могло бы дать нам некоторое представление об облике Челмогорской пустыни.

Дальнейшая история пустыни типична для многих небольших северных обителей. В XVIII в. она влачит скудное существование, а в 1764 г. упраздняется, как и еще около полусотни олонецких монастырей.

Через сто лет монастырь был возобновлен. Был возведен каменный храм с колокольней, построена каменная ограда. По переписи 1892 г., жило в нем семь монахов.

В наше время ничего не сохранилось из монастырских построек, но осталось историческое место, остался исторический пейзаж, и это порой не менее важно, чем старые постройки, да и само место таково, что не обойти его в Лёкшмозерской округе.

Пустынь была расположена именно пустынно, хотя и не столь далеко от жилых мест, но уединенно, над тихим лесным озером. Одиноко возвышается купа черных елей, далеко видимая с Лёкшмозера. Издали кажется, что еловая роща скрывает какие-то строения: часто в озерном крае в еловой роще стоит церковка или часовенка. К Челме-горе подходишь с ожиданием обнаружить нечто сохранившееся, но находишь лишь следы былого — фундаменты церкви, часовни и монастырской ограды.

Былое здесь не в зданиях, которые не сохранились, а в этих древних деревьях. В лесном крае это как будто бы не диковинка, но стоит лишь взглянуть на этих суровых великанов, чтобы понять чувство почитания, которым и славяне, и чудь окружали такие величественные деревья. Старые деревья стоят дружной купой, и лишь одна ель, самая высокая и самая старая, — несколько поодаль на выкошенной полянке, где поставлен стожок-зарод.

Сколько ей лет — двести, триста? (Сосны и ели живут до четырехсот лет.) Хочется думать, что она современница монастыря и вся его история прошла возле нее. Силуэт ее очерчен плавной мягкой линией, конус ее густой хвои кажется на удалении шатром деревянной церкви. Сколько раз, плывя северной рекой, проезжая северными дорогами, видишь на зубчатом фоне дальнего леса возвышающуюся над всеми будто бы ель, на самом деле — шатер сельской церкви. Так было и у нас по пути на Лёкшмозеро, на подходе к Лядинам, когда еще издали возник над лесом шатер Покровской церкви. Здесь же, на Челме-горе, не рукотворное чудо северных плотников, а природное чудо — древняя могучая ель.

Я считаю должным сказать о ней, потому что прекрасное, к которому ведут наши дороги, не одни здания, но и сама природа и ее творения. «Памятники природы» — таким термином определил немецкий естествоиспытатель и путешественник Александр Гумбольдт прекрасные создания самой природы. Здесь перед нами такой памятник. Так же как охраняем мы памятники архитектуры, надлежит нам охранять и природные достопримечательности — вот это уникальное дерево, подобного которому не найти ни в среднерусских парках, ни в северных лесах, а вот здесь, на горе, было выхолено человеком и за долгие годы окрепло и взметнулось живой памятью лёкшмозерской старины.

И северный крестьянин, который живет в окружении лесов, который поколениями отвоевывал с огромным трудом у леса пашни и пожни, прорубал сквозь дебри дороги, понимал красоту дерева, стоящего выделенно, как и красоту еловой рощи над озером. Путешествуя дальше по озерному краю, мы не раз в этом еще убедимся. Почитание заповедных деревьев идет, конечно, с языческих времен, но и мы, видя древние деревья, свидетелей былого, проникаемся чувствами наших далеких предков, наделявших дерево могучей и доброй душой.

Из седой древности, о которой поведала нам Челма-гора, называемая встарь также «чермной» (то есть красной, прекрасной), вернемся на прекрасное Лёкшмозеро.

Огромным зеркалом приветливо сияет озеро в погожий день, бурным морем предстает оно в день непогожий, когда гуляют по нему волны, послушные всем ветрам. С южного берега, где мы находимся, в солнечный день хорошо видно колокольню церкви лёкшмозерского села. Туда мы и направимся, береговой ли дорогой, попутной ли моторкой.

Челмогорская история и здесь напомнит нам о себе. «Иерей-изограф» Иоанн, составитель жития Кирилла Челмогорского, был родом из веси Лёкшмозерской и в начале XVII в. служил дьячком в местной церкви Петра и Павла. Церковь эта была, конечно, деревянной. Сколько простояла та церковь и обновлялась ли, мы не знаем, но знаем, что в начале XIX в. на месте прежней деревянной была поставлена каменная, сохранившая название Петропавловской (не часто встречаемое на Севере).

Церковь стоит на берегу озера и в окружающем пространстве кажется меньше своих действительных размеров. Облик ее прост и скромен, характерный для сельских приходских храмов, выстроенных в классическом уездном стиле. Невысокая однопролетная колокольня поставлена над папертью, завершение ее шлемовидное со шпилем. Помещение трапезной обширнее храма, потолок ее лежит на двух столбах. Небольшое помещение храма перекрыто сомкнутым сводом, апсида полуциркульная. Над храмовым куполом возведен деревянный барабан с главкой.

Среди плоских лёкшмозерских берегов вертикаль церковной колокольни и высокие деревья на Челме-горе поныне служат местным рыбакам своеобразными ориентирами, относительно которых они определяют места выметывания сетей на озерном плесе, не имеющем островов и других примет.

Пудожский тракт отошел от Лёкшмозера к западу, а в другие стороны от людного лёкшмозерского села начинается край, обычно называемый бездорожным. Название это не вполне точное, хотя до сих пор закреплено за многими из северных мест. Север с давних пор не был краем без дорог, иное дело, что не подходят старые северные дороги для современного транспорта и современных скоростей. Дорог, когда-то связывавших район Лёкшмозера с другими обжитыми местами Каргополья, от села расходится несколько, и все они ведут в новые прекрасные места.

К востоку идет дорога на Хергозеро, некогда продолжавшаяся дальше на Ошевенское. На Хергозере находится место, называемое местными жителями «Макарий» в память о существовавшей там в давнее время Макарьевской Хергозерской пустыни. Основали эту пустынь монахи Ошевенского монастыря Сергий и Логгин в 1640 г. Об истории этой пустыни мы почти ничего не знаем. Просуществовала она сравнительно недолго, в 1764 г. была упразднена, на ее месте возникла деревня Макарьевская.

Любопытно и отчасти загадочно название пустыни. Она носит имя Макария Желтоводского и Унженского, основателя известного монастыря на Волге. У стен этого монастыря первоначально собиралась знаменитая Макарьевская ярмарка, позже перенесенная в Нижний Новгород. Согласно местной легенде, Макарий путешествовал по северным землям, побывал и в Каргополье, дошел будто бы до Хергозера, где некоторое время прожил. Поэтому нижегородский святой оказался почитаемым в Лёкшмозерье (на иконе в церкви на Хижгоре он был изображен вместе с Кириллом Челмогорским). Его, как Медоста и Власия, считали покровителем рогатого скота. Почитанием Макария, по-видимому, объясняется и тот факт, что уже после упразднения пустыни, на рубеже XVIII — XIX вв., на удаленном Хергозере было возведено два каменных храма в маленькой деревне, возникшей на месте монастыря. Рассказывают, что в Макарьев день сходились туда люди из Лёкшмозерской округи и из Ошевенска.

До Хергозера от Лёкшмозера шестнадцать километров хорошей лесной дороги, лишь в некоторых местах заболоченной.

На подходе к Хергозеру гать пересекает желтые мхи заросшего озера. По местному преданию, во времена св. Макария это было озеро с открытой водой.

Собственно, Хергозеро не единственное в этих местах, здесь их семь, они называются: Келейное, Белое, Черное... Само же Хергозеро названо так потому, что благодаря далеко выступающему полуострову, противоположному мысу и четырем заливам оно отдаленно похоже на букву «х»Полуостров, на котором стояла деревня, ныне не существующая, некогда был островом, позже соединенным перешейком с берегом. Теперь здесь никто постоянно не живет, лишь бригада косарей приходит в покос. И хотя в другое время кроме туристов и рыбаков редко кто здесь бывает, но вид окрестностей с чисто выкошенными лугами, уставленными аккуратными зародами, с белым зданием на мысу, отражающимся в спокойных водах, создает ощущение обжитого места. Да и местные жители говорят про «Макарий»: «Веселое там место!»На хергозерском полуострове, как упоминалось, стояли два каменных храма. Они были построены около 1800 г. и, близко поставленные друг к другу по диагонали, разделенные отдельно стоящей колокольней, составляли единый стилевой ансамбль.

Троицкий и Введенский соборы. Фото Н.Померанцева, 1958 г.	Троицкий собор. Фото из книги Г.Гунна

Двухпрестольный храм Введения Богородицы и Николая Чудотворца представлял собой любопытный образец сочетания форм каменного и деревянного зодчества. Его каменный куб завершался деревянной кубоватой кровлей с одной главой, а две апсиды были перекрыты деревянными бочками, как традиционно перекрывались апсиды деревянных церквей. Храм этот не сохранился, как и колокольня.Сохранился Троицкий храм 1800 г. Это тоже каменный куб, но больших размеров, чем несохранившийся Введенский, перекрытый стропильной крышей на четыре ската, над которой поставлены пять деревянных глав, обшитых железом. Храм имеет строгий, четкий облик. В постройке акцентирована белая плоскость стен, лишь слегка члененных пилястрами. Широкие окна двухсветного помещения выделены лишь карнизными полочками. Никак не декорирован прямой карниз. Пятигранная апсида в две трети высоты стен плавно сочетается с глухой плоскостью восточной стены. Над ней крохотная главка на тонкой ножке, какие ставились над северными часовнями. С западной стороны храма оборудована паперть и пристроен небольшой притвор. С северной и южной стороны у храма крытые крыльца. В целом, это простое по формам сооружение воспринимается необычайно гармоничным среди лесов и вод тихого озера, и видом своим навевает мотивы, схожие с пейзажами художников прошлого века.

Красоту пейзажа, создаваемую белой церковкой среди озера, еще сравнительно недавно дополняла деревенька % несколько домов, стоящих рядком, статных, с высокими свесами кровли, балкончиками на фронтонах, резными ставнями на окнах. Мы покидаем «Макарий», унося в душе образы прекрасной природы и архитектуры в пейзаже, но впечатления наши иные, чем на Челме-горе. Там ощутим был глубокий исторический пласт, звучала древняя легенда, возникали образы давно ушедших людей. Здесь же впечатления, скорее, эстетические, исторические же знания наши скудны. Сколько ни пытался я найти исторические сведения о Макарьевской пустыни, обнаружилось немногое. В каталоге частного собрания старопечатных книг М.И.Чуванова встретилась книга, некогда принадлежавшая Хергозерской пустыни: Апостол 1638 г. печатника Василия Федорова Бурцова. В нем есть запись почерком XVII в.: «Сия книга апостал преподобного отца Макария Унъжеского и Желътовотьского пустыни Херъгозерские новой, Богом оустроеной чудотворънаго образа, Каргопольского уезду при старце Логъвине да при старце Серьгие... тех Бог избрал молитвами преподобного отца Макария пустыню строить и братию призывати херьгозерскую», а далее приписка, что в 1812 г. продана сия книга ошевенскому крестьянину Александру Клешнину за 10 рублей. Судя по первой записи, мы можем предположить, что книга Апостол побывала в руках основателей пустыни, а также, что основана пустынь не в память легендарного пребывания св. Макария в этих краях, а в память его чудотворного образа. Вторая зацись позволяет судить, что крестьянин Александр Клешнин был состоятельным и грамотным человеком. Хоть и немного, а все-таки историческая завеса слегка приподнялась.Некогда в лёкшмозерских окрестностях существовала и третья пустынь — Аглимозерская, или Наглимозерская, в трех километрах от села к западу. Не случайно, по-видимому, живописные озера округи привлекали ищущих пустыннической жизни, их красота, покой, уединенность многое говорили поэтической душе человека Древней Руси. А Аглимозеро, пожалуй, самое живописное во всей округе — в высоких берегах, с гористым лесистым островом посередине, с тростниковыми зарослями и множеством заливов и бухточек. И лёкшмозеры, хотя прямо перед их избами расстилается огромное рыбное озеро, любят это небольшое, уютное озерко, где всегда тихо и покойно.Об истории Аглимозерской пустыни знаем мы еще меньше, чем о Хергозерской, а именно: что основана она была в 1649 г. иноком Тимофеем, имела церковь Неопалимой Купины с приделом св. Николая, в 1721 г. приписана к Спас-Каргопольскому монастырю, а в 1764 г. упразднена. Вот как будто и все. Не сохранилось никаких построек, но сохранилось само место, каким оно было и двести и триста лет тому назад.Аглимозеро изрезанными очертаниями своих берегов, лесистыми островами напоминает облик карельских озер. И действительно, Карелия здесь близко, и отделяется она от каргопольского озерного края не только административно-территориально, но и географически. Большинство карельских озер имеет сток в бассейн Балтийского моря, тогда как озера Поонежья принадлежат к бассейну Белого моря. И этот водораздел между бассейнами двух морей проходит здесь, к северу от Лёкшмозера, куда мы направимся в путь к Хижгоре и Порженскому.

Дорога идет по Масельге, что по-карельски означает «земляная гора». Мы пройдем по высокой лесистой гряде, спадающей крутыми склонами к двум озерам справа и слева. Здесь сердце озерного края, гряда эта и есть водораздел. Левое озеро, Морщихинское, через протоки, другие озера и речки связано с Онежским озером и, следовательно, с бассейном Балтийского моря. Правое — Виленское — через речку Виленку, другие озера и речки связано с Кенозером, а следовательно, с рекой Онегой, с бассейном Белого моря. Это удивительное место сейчас перед нашими глазами.

Дорога ведет дальше открытыми местами, полями и лугами, усеянными огромными валунами. Слева голубеет озеро, впереди открывается лесистая гряда, завершающаяся высокой темно-зеленой шапкой. Это Хижгора, высшая точка в округе. Такое место, откуда открываются просторные дали, русский человек не мог оставить неотмеченным и соорудил здесь церковь. Находится она в отдалении от маленьких деревенек, притулившихся по берегам окрестных озер. Может быть, удобнее было бы поставить ее в другом месте, но здесь выбор был обусловлен красотой пейзажа.

Сама по себе церковная постройка поздняя, начала XIX в., и не содержит в себе ничего удивительного, особенно для глаза, насмотревшегося шедевров каргопольского зодчества. Мощный куб храма, сложенный из добротного леса, прорезанный широкими окнами, крытый тесом на четыре ската и увенчанный пятиглавием, напоминает нам деревянный вариант каменного хергозерского храма. Но колокольня над папертью в этом сооружении служит главной темой. Она примыкает вплотную к храму (трапезной нет) и представляет собой восьмерик на четверике, на котором возведен второй восьмерик звонницы. Завершение шлемовидное, так необходимая здесь вертикаль здания усиливается высоким фигурным шпилем с крестом. Таким образом, сооружение получило вертикальную акцентировку, завершая высшую точку округи.

Редкостной красоты вид открывается с Хижгоры, сравнить его можно разве что с видом с соловецкой Секирной горы. Синеет под горой подковообразное озеро, напоминая речную излучину; кое-где по берегам его раскинуты домики, виднеются здесь и там луга, уставленные стогами; а дальше во все стороны до самого горизонта расстилаются лесные дали, по сгущенной синеве над которыми можно угадать скрытые в их глубине чаши озер.

А наш путь дальше, мимо других малых озер, мимо Думинского озера и далее, уже глухим лесом, к Порженскому.

Порженское расположено близко к Кенозеру, всего в двенадцати километрах, а от Лёкшмозера в двадцати, но отнести его нельзя ни к Кенозерью, ни к Лёкшмозерью. Некогда было это лесное село, жившее своей обособленной жизнью. Село лежало на торном пути от Пудожа через Лёкшмозеро на Кенозеро и дальше — на Онегу либо к дальним суземным деревням. Ныне, когда жизнь идет иными путями, люди сселились из Порженского. Постоянных жителей там теперь нет, но в таких исстари обжитых местах люди всегда бывают и останавливаются в нескольких сохранившихся избах — косари в покос, туристы, рыбаки, отпускники, приезжающие из северных городов в родную деревню.

Порженское расположено по склону холма над двумя соединенными протокой небольшими озерами. Оно состояло из двух деревень: Федоровского и Окатовской, разделенных оврагом. По названию старшей деревни село называлось — Федоровское, так оно значится в старых книгах и на старых картах, а Порженское, говоря точно, название места по находящемуся несколько поодаль Большому Порженскому озеру.

Как давно обжито это место, трудно сказать; вероятно, еще с чудских времен, когда на месте нынешнего погоста могла быть священная роща с языческим капищем. О древности поселения свидетельствует и сам погост с храмом XVII в.

Если в других местах Лёкшмозерья приходилось нам говорить об историческом пейзаже или о красоте архитектурных форм в природе, то в Порженском все присутствует в единстве: и прекрасная природа, и прекрасная архитектура.

Знаменитый Порженский погост, бесспорно, уникальное явление в деревянном зодчестве Севера.

Вид Порженского погоста до реставрации, законченной в 2016 г.

Ильинский храм XVII в. (сейчас по документам это Георгиевский храм 1782 г. - М.З.) — один из немногих сохранившихся клетских храмов с так называемой клинчатой кровлей. В Древней Руси это было обычное покрытие многих деревянных церквей, но до наших дней дошло гораздо больше шатровых и кубоватых церквей, чем клетских. В Каргополье «клином» был перекрыт один из храмов Елгомской пустыни (ныне не сохранившейся). Клинчатую кровлю можно найти на некоторых часовнях, например в селе Коневе на Онеге, в селе Вершинине на Кенозере, но церквей, подобных Ильинской, в Поонежье мы больше не встретим.

Прост, невелик и пропорционален вытянутый ввысь сруб храма, завершенный острым скатом кровли с обломом, в конек которой врезана чешуйчатая главка, крытая лемехом. Клинчатой кровле храма соответствует и апсида, тоже с клинчатым покрытием, без главки. Особенно стройный, изящный вид имеет церковь с алтарной стороны, где острый угол кровли храма повторен вторым острым углом кровли апсиды.

В XVIII в. к храму была пристроена трапезная и колокольня с шатровым завершением. Пристройка изменила первоначальный компактный фасад храма (по-видимому, первоначально у храма был притвор, повторявший форму апсиды), растянула его по горизонтали, пригасила довлеющую вертикаль, но и в таком решении порженская церковь выглядит необычайно привлекательно. По-своему хороша и шатровая колоколенка над папертью — вторая, дополнительная вертикаль сооружения, уместная здесь.

Поэтическим обаянием обладает ветхая порженская церковь. Она по-разному смотрится издали и вблизи, с поля или с озера, с опушки леса или с дороги — разные точки открывают все новые мотивы. Не обращаешь внимания на позднюю обшивку церкви в псевдоклассическом духе с ложным портиком, настолько покоряет стройность сооружения. Обаяние прекрасных форм дополняют купы лиственниц и елей, растущих на северной стороне погоста, так что с этой стороны храм скрыт ими. Едва ли не ровесники они самого храма, особенно эти две рядом стоящие могучие ели, высотой превосходящие сам храм почти вдвое. Мы недаром отметили ель в Кирилловой пустыни — в Порженском мы встречаем такие же чудесные деревья. Это тоже одна из примечательностей погоста, так же необходимая здесь, как сам памятник архитектуры. Памятник зодчества и памятник природы здесь нераздельны, немыслимы друг без друга.

Но это еще не вся красота Порженского погоста. Уникальным украшением его является рубленая ограда. Некогда такая ограда была на многих северных погостах, ныне кроме Порженского можно назвать, пожалуй, лишь Водлозерский погост. (Ограда Кижского погоста возведена недавно, в подобие старых форм.)Ограда Порженского погоста устроена из редко поставленных, рубленных «в лапу* небольших срубов, между которыми протянуты вверху и внизу длинные бревна. Промежутки забраны рядками деревянных брусьев, поставленных ребром, так что при взгляде вдоль ограды создается впечатление глухой стены, а при фронтальном подходе оградка просвечивает. Сверху ограда покрыта тесом на два ската, а по всем четырем углам сооружены башенки в виде четырехскатных шатерчиков, крытых лемехом.

Над главным входом с южной стороны оборудовано крытое крыльцо с двустворчатыми расписными филенчатыми дверьми, а над ними поставлена четырехскатная палатка, крытая лемехом.К сожалению, — как часто приходится повторять эти слова, описывая памятники деревянного зодчества, — ограда сохранилась лишь с южной и восточной стороны, отчасти с северной. Но и сама...  церковь вкушает тревогу. Трапезная находится на грани разрушения, у самого храма прогнила кровля, может рухнуть потолок. Уникальному памятнику грозит гибель. Причем здесь случай, когда невозможно спасти памятник, перевезя его в другое место, на чужеродную землю. Здесь не один памятник, а комплекс, состоящий из храма с трапезной и колокольней, ограды и вековых деревьев, которые тоже памятник природы. Друг без друга они не смогут существовать. Спасти памятник можно только на месте. Это жемчужина русского деревянного зодчества (Реставрация закончена в 2016 г. Результат здесь - М.З.)Несколько раз бывал я в Порженском.  Местные жители говорили тогда мне: «Кто у нас раз побывал — снова захочет». Я бывал снова, когда местные жители переселились отсюда на Кенозеро. Какие-то дома перевезли, какие-то оставили. Порженское все еще имеет вид деревни. Достаивают на берегу баньки. Все еще служит своему назначению обветшалый мост через протоку между двумя озерами (уже не служит - М.З.

Этот мост тоже заслуживает быть отмеченным. По-видимому, он прошлого века, но сохраняет все конструктивные особенности древнерусской строительной техники. Он состоит из пяти четырехугольных срубов, заполненных внутри бутовым камнем. Пролеты между срубами — «городнями» — перекрывают огромные бревна, на которые положен бревенчатый настил, а на него — тесовые толстые доски. Здесь все просто и практично.

Говорят, что в Древнем Риме жрецы-понтифики (что в переводе означает «мостостроители») обладали тайным искусством возводить мосты без гвоздей. Русский крестьянин этим искусством владел в совершенстве, примером чему служит мост в Порженском.

Порженское со своими окрестностями в самом деле такое привязчивое место, что к нему, пусть в воспоминаниях, часто будешь возвращаться и перед глазами будет вставать древний погост среди высоких деревьев, из которых выглядывает остроугольная кровля заботливо скрытой церковки, с оградой и башенками, веселящими взор, как радует все простое, зримое в здешней округе: зеленые луга, ниспадаю­щие к заросшему камышом озеру, сосновые опушки, нахо­женные дороги и тропки, по которым можно идти все дальше, на встречу с новыми, еще неизведанными, но не менее прекрасными местами озерного края.

Примечания:
1. Из книг Г.П.Гунна "Каргопольский озерный край" (М., Искусство, 1984) и "Каргополье - Онега" (М. Искусство, 1989).
2. С небольшими сокращениями.
3. Черно-белые и однотонные иллюстрации - из книг Г.П.Гунна, остальные - из архива сайта.