Андрей Афанасьев, журналист
 |
ИДТИ И СМОТРЕТЬ
(впервые пешком вокруг Кенозера)
Я люблю путешествовать на байдарке, катамаране и велосипеде. В июле, совершая велопоход по Русскому Северу, наша небольшая интернациональная группа сделала дневку на краю Кенозерского заповедника, недалеко от Каргополя. Мы провели две ночи и день на поросших соснами холмах между чистейших озер.
Я и раньше слышал от каргопольских патриотов восторженные отзывы о Кенозерье, а недолгое пребывание на окраине уникального ландшафтного заповедника окончательно укрепило меня в намерении изучить его поближе. На Руси, наверное, не осталось больше мест, где бы на небольшом пространстве замысловатой озерной системы сохранилось не менее трех десятков деревянных церквей, часовен и поклонных крестов в их естественном окружении. А что говорить о священных рощах, тысячелетних можжевельниках, поросших лесом гористых кряжах и прочих природных экзотах?!
На велосипедах в Кенозерье делать было нечего. Исследовать этот район можно только пешком или с воды. Деревни здесь, как и повсюду, вымирают, старые пути зарастают лесом. Немногочисленные местные жители и дачники ими почти не пользуются, предпочитая передвигаться на моторках.
Тогда, в июле, после поверхностного знакомства с Кенозерским парком, мы продолжили свой велосипедный маршрут в направлении Онежского озера. В августе я еще успел одолеть на байдарке полтысячи километров по сибирской Нижней Тунгуске, и вернулся в Москву, полагая сезон путешествий закрытым.
Но Кенозерье неожиданно напомнило о себе. Скитаясь по Интернету, набрел на кенозерский сайт Марка Зака и его сына Андрея. Представленная на нем информация была исчерпывающей и захватывающей. Появилась возможность не выходя из дома составить подробный маршрут. А тут еще необычайно сухая и теплая осень предоставляла уникальный шанс…
Словом, я решил идти. Причем идти в одиночку, поскольку отпускное время моих друзей и знакомых было исчерпано. Я рассчитал, что смогу обойти основные достопримечательности Кенозера дней за десять, делая примерно по 20 км в день.
Первый и последний раз я участвовал в многодневном пешем походе лет тридцать пять назад, в школьные годы. Многочисленные двухдневные выходы не в счет – совсем другой вес за плечами. Надо было все хорошенько продумать.
Прежде всего – обувь. Все российские аборигены ходят в лес исключительно в резиновых сапогах. На день – другой это терпимо. Но десять дней в резине? Напрашивался вывод о чем-то гортексно-трекинговом, чтобы и не промокало, и дышало. У меня уже был неудачный опыт с гортексными ботинками в велопоходе. Купленные почти за 200 долларов, они оказались с браком – мембрана совсем не держала воду. Ботинки мгновенно промокали даже от росы, полностью просушить их не удавалось, и через неделю они вульгарно прокисли. С тех пор я знаю, что купленные мембранные ботинки надо непременно проверить в ванне.
Но что выбрать? Трекинговых ботинок море, однако те европейские модели, что я увидел в спортивных магазинах, показались мне слишком жесткими. Подошвы у них почти не гнулись. Может быть, это обусловлено гористо - щебенистым характером европейского внедорожья? Вот ведь французская национальная обувь – сабо – это просто обточенная жесткая деревяшка, в то время как русский лапоть или североамериканский мокасин – вещи чрезвычайно пластичные.
С другой стороны, хорошо известно, что наши спецназовцы и в афганских и в чеченских горах всем ботинкам предпочитали мягкие кроссовки, сделанные в Москве по старинной лицензии фирмы «Адидас». Известно также, что, например, в лыжном, горнолыжном и даже велосипедном спорте жесткость обуви повышается вместе с классом спортсмена. Для нежной стопы – и обувь помягче. У не очень подготовленного ходока, да еще с грузом на спине, жесткая подошва может вызвать функциональное плоскостопие, воспаления сухожилий (говоря проще – тендениты) и прочие трудно изживаемые «прелести».
Более-менее мягкий вариант удалось найти в линейке гортексных ботинок «Экко» - фирмы не специально спортивной, заботящейся прежде всего о комфорте потребителя. Жалеть об этом выборе не пришлось.
К ботинкам я добавил совершенно необходимые гамаши, защищавшие их от попадания внутрь грязи и мусора. Наряду с фирменными трекинговыми носками взял и банальные тонкие синтетические носки с портянками. Синтетика отводит пот в портянку, дальше через мембрану наружу, и ноги остаются сухими. С этой задачей хорошо справляются и трекинговые носки, но не всегда есть возможность быстро высушить после стирки толстое плотное изделие. Портянки же, как и тонкие носки, сохнут у костра за какие-нибудь полчаса. Единственный нюанс с портянками - надо уметь их правильно наматывать.
Хороший рюкзак у меня был. Не слишком громоздкий, с регулируемой подвеской и мощным поясом. В 45 литрах его объема уместилось все необходимое, включая легкую однослойную палатку, костровой тент, почти невесомый спальник и минимальный рацион на все десять дней, который я надеялся пополнить рыбалкой и грибами, но которым в случае чего можно было перебиться и без дополнительных источников.
Разумеется, никаких баночных консервов – в них слишком много бесполезной воды. Лучший мясной концентрат – сырокопченая колбаса. Очень удобны пакетики каши быстрого приготовления. Сало, сыр, чеснок, сухофрукты, орехи, дикий рис, натуральный кофе… и ударные дозы витаминов.
Топор весом в 1 кг показался непозволительной роскошью для одиночки, пришлось ограничиться легкой и компактной цепной пилой. Все равно вместе со снастями и профессиональной фотоаппаратурой набралось более 20 килограммов – весьма существенно для бездорожья. Не забыл я и о широком офицерском ремне, которым затягивал талию до размеров осиной. Ремень спасает от неприятностей с поясницей, которыми чревато всякое длительное таскание груза, не говоря уже о неожиданных рывках, вызванных потерей равновесия.
Солнечным и теплым октябрьским утром я вышел из поезда Москва-Архангельск на станции Няндома, уже знакомой мне по прежним путешествиям. Не дожидаясь медлительного автобуса, нанял частника и вскоре был в Каргополе, где встретился со старыми знакомыми – хозяевами здешнего Дома туриста. Относительно моих намерений они были настроены скептически: бездорожье, лесные завалы, сезонное безлюдье… Выслушал волнующий рассказ о том, как на одного из моих собеседников выкатились из чащи два симпатичных медвежонка. Хорошо, он догадался свистом отогнать их от себя до того, как подоспела медведица.
За Каргополем асфальт кончился, но мужественный таксист довез меня за несколько десятков километров до самого кордона «Масельга», где мы стояли летом, и откуда я собирался начать свой путь. Егеря на кордоне собирали пожитки – сезон считался законченным. У них даже не нашлось бланка, чтобы оформить пятидесятирублевую пошлину за пребывание в заповеднике, и я отправился в путь tax free.
Над Масельгским кордоном возвышается лесистая Хижгора с очень красивой церковью на вершине и поражающим своими крестами кладбищем на склоне. Поскольку все это я видел летом, на этот раз отвлекаться в сторону не стал.
День клонился к вечеру, егеря предупредили меня, что темнеет в лесу быстро. Но пока хорошо набитая тропа, освещаемая косыми лучами, бойко вела меня на север, к Порженскому погосту. Пройдя, вернее, почти проскакав трусцой около часа, я остановился для разминки. Сняв рюкзак, сделал несколько махов, потяжек, наклонов. Потом лег на спину, задрав ноги и оперев их на дерево. Снял ботинки и несколько минут терпеливо массировал стопы и икры. На всю процедуру ушло минут десять, после чего я продолжил путь. Еще через час разминку повторил.
той системе научил меня очень давно Н. В. Згура, руководитель походов выходного дня. Обычно его группа ходила в походы километров на 20-25. Но Згура утверждал, что тот, кто регулярно ходит по 20 километров, способен пройти гораздо больше. Раз в год он устраивал для лучшей части своей группы, которую отбирал сам, однодневный поход на 50 километров.
Мы с братом однажды участвовали в таком походе. После первого часа разминка показалась совершенно не нужной, и я выполнил ее только из уважения к авторитету руководителя. После второго часа снова казалось, что большой нужды в ней нет. На третьем привале я уже с удовольствием задрал ноги вверх и проделал массаж. С каждым последующим привалом манипуляции доставляли все большее удовольствие и давали ощутимый результат. В конце пути я чувствовал себя абсолютно бодрым, энергия била через край, и в метро хотелось подтягиваться на поручнях. В то же время брат пренебрег заповедями учителя и на первых привалах просто сидел. Когда он спохватился и стал делать массаж вместе со всеми, было уже поздно. Порог усталости неожиданно оказался пройденным. На восстановление работоспособности ног не хватило даже большого привала с купанием. Последний десяток километров он шел с мучительным усилием, пытаясь не отстать. Домой приехал совершенно разбитым.
Помня этот наглядный урок, я выполнял упражнения с педантичностью хронометра, тем более, что впереди у меня было несколько дней пути и я не имел права убить ноги, перегрузить поясницу или сделать еще какую-нибудь глупость. Как и во всех моих прочих походах, я намерен был свято соблюдать «одиннадцатую заповедь» – не уставай! Усталый человек легко травмируется и не способен адекватно действовать в критической ситуации. Если избегать переутомления, способность преодолевать нагрузки возрастает сама - быстро и мощно.
Причиной усталости может быть и слишком долгий перерыв в приеме пищи. Длительная аэробная нагрузка часто вызывает своеобразную эйфорию, заглушает аппетит, человек пренебрегает необходимостью поесть. Проходит час, другой, третий….В какой-то момент вдруг наваливается свинцовая усталость, так что и двигаться лень, и говорить тяжко. Самое смешное, что острого чувства голода по-прежнему нет. Для выхода из состояния подобного истощения требуется не один час. У меня по недосмотру случалось такое. Горячий сладкий чай – первое средство, потом появляется аппетит, пострадавший встает на путь спасения и трескает все подряд за обе щеки.
Вскоре показалась деревня Думино, а перед ней озеро.
Взяв стоявшую у берега лодку, я больше часа бороздил озеро, забрасывая блесну портативным спиннингом. Никакого результата, ни одной поклевки! Вот и надейся на подножный корм….
Преодолев соблазн заночевать на озере, я прошел еще километра два-три и устроился на берегу лесного ручья среди изобилия дров. Поскольку в 7 часов уже стемнело, спать я завалился в 9, съев немного каши из пакетика, чтобы обмануть голод.
Много лет я кормился в походах как большинство туристов – утром завтрак в виде чем-то сдобренной каши, днем легкий перекус, вечером – обильный ужин с тушенкой и тому подобным. Как-то раз быстрорастущий сын, измученный дневным аппетитом, предложил поменять завтрак и ужин местами. Мы попробовали – получилось отлично! Ударный завтрак надолго обеспечивал энергией, перекус ее поддерживал, а легкий ужин давал возможность отрубиться здоровым сном, чтобы проснуться голодным, бодрым и спортивно-злым. Отдавать ужин врагу – большая роскошь для похода. Мы съедали его на завтрак.
Ночью приснился удивительно яркий сон. Снилась хорошая солнечная погода. Как потом оказалось, сон был очень даже в руку.
Встал я, когда начало светать. Пока позавтракал и собрался, взошло солнце, и мы вместе начали каждый свой путь.
Не успел я сделать второй массаж, как на неожиданно распахнувшемся поле возникли сооружения Порженского погоста.
 |
 |
Порженская церковь стоит на «энергетическом ключе», каких на Кенозере немало. Они выделяются из окружающего ландшафта особо мощными деревьями, растущими компактно и образующими так называемые священные рощи. В них обычно строили часовни, ставили поклонные кресты. Одну такую рощу я уже видел возле Думино. В Порженском погосте деревья плотно проросли на кладбище, местами прорезали ограду, а две очень старых ели рухнули под натиском бури – хорошо, что не на крышу храма.
Больше часа провел я на Порженском погосте, размышляя о людях, которые когда-то населяли здесь немалую деревню. От деревни теперь остались развалины дома да сарай, а храм с оградой нуждается в срочной реставрации.
Дальше дорога вела меня вдоль озера до речки Порженки, впадающей в один из заливов Кенозера.
Речка невелика – всего 6 километров, но течет затейливо, прорезая высокие каменные хребты.
По виду река совершенно хариусная, но попытки поймать благородную рабу нахлыстом или на спиннинг не привели к успеху. Вероятно, хариус уже скатился с промерзающей речки на зимовку в озеро. Так что вместо ухи мне пришлось довольствоваться супом из белых грибов, что тоже было неплохо. Привал я устроил возле избушки-баньки недалеко от истока реки. Под вечер прошел еще километра три по тропе параллельно реке и остановился на ночлег на берегу Порженки.
Наутро перешел в водных сандалиях каменистый перекат, переобулся, взобрался на высокий обрывистый берег и, радуясь хорошей погоде, пошел по азимуту, целясь в восточную часть Кенозера с деревней Зехново. Никакой тропы уже не было. То есть, она, конечно, существовала, и в период активной жизни деревень была проезжей. Но чтобы ее найти, мне надо было продолжить путь до низовьев Порженки и искать ее там, ориентируясь на брод. Безо всякой гарантии успеха. Как показал последующий опыт, даже указания местных («там, за полем, краем леса, а потом все низом, низом…») помогают мало. Не зная тропы, вряд ли ее найдешь, тем более, что постоянно сбивают с толку кабаньи дорожки.
Местность оказалась сильно пересеченной. Между поросшими лесом холмами лежали топкие распадки, заросшие крапивой в человеческий рост. Правда, крапиву уже успели прибить заморозки, она не жалилась и почти не мешала видеть и двигаться. Но что здесь было летом?!
На мое счастье, лес не был слишком густым, поваленные деревья почти не мешали, но все равно приходилось все время петлять и, как следствие, постоянно держать перед собой компас, как это делают в спортивном ориентировании. Двигаться по засекаемым ориентирам почти не получалась, местность была слишком закрытой.
В одном месте кабанья тропа смутила меня своим комфортом и, следуя по ней, я залез на высокую гору, отклонившись от нужного направления чуть ли не на 180 градусов. С горы должен был просматриваться залив озера, но сплошной лес до горизонта ограничивал видимость.
Вернувшись на линию азимута, я вскоре выбрался на остатки на этот раз уже настоящей человеческой тропы. По ней, как потом выяснилось, месяца за два до меня прошла вперед-назад группа школьников, ходившая смотреть останки давно упавшего в тайгу самолета местной авиации, пропилила завалы. По ожившей тропе мимо множества родников (один был даже с остатками водопойной колоды) я вышел, наконец, к Кенозеру.
Вскоре показалось Зихново с часовней Иоанна Богослова.
Ну, хороша часовня! Напоминает корабль, плывущий над озерными далями. Смотрительница часовни пустила меня внутрь, поинтересовавшись, есть ли у меня разрешение на фотографирование. Конечно, есть! – сказал я, предъявив журналистское удостоверение.
Кстати вспомнилось, что в Лувре и вообще во всех французских музеях фотографировать с руки можно без всякого специального разрешения и бесплатно. У нас в музеях требуют оплату, а кое-где, особенно на территориях монастырей, недавно возвращенных церкви, просто запрещают. Почему? «Русь, дай ответ! Не дает ответа…». На Кенозере егеря и жители говорили мне, что было такое указание - аж на всей территории парка запрещать фотографирование без разрешения дирекции. На это я только усмехался, хотя, признаюсь, идея достойна русской бюрократии!
Ламинированная бумажка с печатью возымела действие, и я принялся фотографировать «небо» - расписанный шатровый потолок. Росписи 19 века того стоили. Выполнены они в классической иконописной манере со сдержанными пробелами на охристых ликах, выверенными складками – «движками» на облачениях – такие «небеса» я видел впервые. Большая часть росписей северных «небес» испытала на себе влияние «живоподобной» западной живописи 18 века и представляет собой весьма типичную единообразную иконопись.
Со смотрительницей разговорился, лед недоверия растопил и был приглашен к чаю.
Из Зихнова в Видягино добрался на моторке за небольшую плату – лень было возвращаться назад и обходить залив тяжелой дорогой. Перевозчик – почтальон Николай Николаевич – рассказывал о былой кипучей жизни на Кенозере. По пути сфотографировал овечек возле церкви Фрола и Лавра в Семеновой.
 |
В Горбачихе застал реставраторов, заново переделывающих часовню. По их наводке сбегал налегке в священную рощу к часовне Николая Чудотворца. Маленький архитектурный изыск, спрятанный в замусоренной подлеском роще так, что не сразу найдешь.
Найти помогли случайно встретившиеся местные охотники.
Они же дали лодку переплыть узкий и длинный залив в Тарышкино. В обход вышло бы километра 4 без дороги. Красивое, высокое место! Вид на озеро и четкая тропинка от «дома с балкончиком» к священной роще. В роще часовня Параскевы Пятницы с расписными «небесами» - но на двери замок. Рядом часовенка Успения Богородицы буквально на одного человека! Отправляясь на торжище, тарышкинский крестьянин мог помолиться иконе Успения Богородицы, как принято перед всяким новым делом (с Успенского собора и русские города начинались), а потом – Параскеве, помощнице в торговых делах.
Быт кенозерцев был пронизан религией, а религия – бытом, служа опорой в повседневных трудах. Пословица «без Бога – ни до порога» отражала эту реальность. Действительно, как можно без молитвы? Беда всегда рядом, да и до греха недалеко….
За священной рощей дорога потерялась, километр до Косицыной прошел по азимуту. В Косицыной часовня святой Анастасии, простая, без затей. Купил молока, сметаны, пирогов. Объелся и опился так, что при ходьбе в животе булькало.
От Косицыной до Тарасовой дорога то появляется, то исчезает. Прошел бы мимо, если бы не большой ручей. Увидел то ли могильные, то ли поклонные кресты, а потом и часовню преподобного Афанасия Многомилостивого. Много снимал ее в лучах заходящего солнца, на фоне закатного неба. Кресты словно антенны космического корабля, свесы кровли как стабилизаторы. Прямая связь со Вселенной!
 |
 |
Утро было пасмурным, но постепенно растянуло. После долгих неуверенных блужданий без дороги вышел к Телицыно, которое поначалу принял за Сивцево.
Прошел немного по дороге назад в направлении Тарасовой – и обалдел. Огромный можжевельник, просто гигант! Не думал, что такие бывают. Говорят, ему может быть 1000 лет! Даже если в три раза меньше – что за родник благодати бьет в этом месте? Под можжевельником деревянные кресты, считается – поклонные, но Светлана Витальевна Гнутова, крупнейший исследователь крестов, уверяла потом, что надгробные. На ветвях – обетные ленточки, в каждой – чья-то мольба.
От Телицыно пошел в обход залива и вскоре очутился в Емельяновской, состоящей из дач в старых избах.
Вид на административный центр Кенозера – Вершинино довольно неприглядный. Слишком большое, слишком голое, слишком разномастное для глаза, привыкшего к гармонии черных изб и леса.
Дальше, закругляя берегом, шел через ряд небольших деревень-дач в Кривцово. Перед Кривцово попался участок довольно хорошей тропы, натоптанной кабанами. На тропе, судя по свежим грязевым лужам, кабаны принимают бальнеологические ванны. Шел с песней и молодецкими речевками, чтобы предупредить кабанов о своем появлении. И кабаны, и медведи в лесу не опасны, если только сами не напуганы внезапно свалившимся им на голову туристом.
В Кривцово строится деревянный дом туриста и доживает свой век часовня, используемая как жилище в сенокосный период. О том, что это здание – часовня, напоминает форма крыльца да еле читаемая надпись: «подлежит охране государством». Вот именно, что «подлежит».
От Кривцово хорошо видна Тамбич-Лахта и стоящая за ней священная роща. В роще часовня Богородицы с расписным «небом» и замком на дверях. Церковь не реставрируют, покрыли шифером и рубероидом. Но красоту трудно испортить, пропорции совершенны, а уже знакомый классицистский декор указывает на время последней перестройки – первая половина 19 века.
За Тамбич – Лахтой в озеро впадает довольно глубокий ручей, который пришлось переходить, полностью раздевшись несколько раз, чтобы перенести вещи. Водные процедуры освежили, и до Бухалово по кабаньей тропе (старому тележному тракту) почти бежал. Смеркалось, когда нашел подходящую стоянку рядом с деревней, до этого все шли болотистые места. Вечер был тихий, теплый. Лежал, разнежась, под тентом у костра, и сочинял записи.
Утром проснулся от звука затачиваемой косы. За ручьем молодуха смачно косила крепкую последней зеленью осоку, а ее муж привел в поводу коня, запряженного в сани, чтобы доставить скошенное домой. Сани по росистой траве скользят, оказывается, неплохо. Готовь сани зимой! В Бухалово народу мало, все трезвые. Купил молока и сметаны, заснял часовню Николая Чудотворца. Озерные виды такие, что дух захватывает. На озере лебеди и прочие пернатые.
От Бухалово прошел через Городское, от которого ничего не осталось, кроме восстановленной заново часовни Дмитрия Солунского, судя по иконке внутри. Поплутав, выбрался в священную рощу перед деревней Тырнаволок, потом в саму деревню, к часовне на берегу.
Вода в озере так чиста, так прозрачна, так ласкова на вид - не выдержал, окунулся.
Дальше красивыми ландшафтами – до остатков деревни Немята: знаменитого «двужирного» дома, еще одного разоренного дома, на котором написано, что он – собственность парка. На «двужирном» доме дата постройки – 1914. Стены оклеены газетами 30-х годов – занимательное чтение! Церковь Трех Святителей в Немяте вся изрезана граффити. Даты, начиная с 30 –х годов 20 века, зековского века России. Зеки, работавшие здесь на лесе, по-видимому, и увековечили свои инициалы.
 |
В Рыжкове был пущен в часовню, снимал «небо», по живописи совсем уж эпигонское, примерно начала 20 века, но все же очень «камертонное», настраивающее на торжественный лад. На живописи потеки от попадающей с крыши воды. Реставраторы работали зимой с сырой древесиной, потом тесовая крыша рассохлась и в результате хрупкая масляная безлевкасная живопись обречена через пару лет осыпаться. А жалко!
Скорбя духом, ушел в Федосову, где провел день, ночь и следующий день. Бегал по окрестным деревням налегке, переплыл на лодочке в Глазово, где утешился созерцанием часовни Сошествия Святого Духа. И воспарения духа человеческого! Часовня отличается от местного «типового проекта» высокой колокольней, устремленными ввысь линиями. Реставрировали ее наши вместе с норвежцами и сделали, по-видимому, хорошо.
Ночь провел под гостеприимным кровом местной жительницы Екатерины Ивановны, бывшей учительницы. Парился в черной бане (была суббота – банный день!), душевно беседовал с хозяйкой и ее соседом-другом, тульским художником Владимиром Голубовым. Владимир подолгу живет на Кенозере, охотится, собирает грибы и ягоды, а главное – пишет этюды. Он работает в милой сердцу реалистической манере, которая и сохранилась-то по настоящему только в России.
На следующий день Владимир отвез меня на моторке в Усть-Почу, откуда автобусом я добрался до Филипповской.
Погост в Филипповской, всемирно известный по открытке Билибина, чудом избежал полного разрушения, а сейчас реставрируется. Заснял его величественный шатер на фоне закатной полосы и устроился на ночлег за старинным кладбищем на берегу озера.
 |
Утренний ветер, предвестник ненастья, срывал с деревьев остатки листвы. Золото осени, несколько дней приятно утомлявшее мои глаза, сыпалось в прах. «Приближалась довольно скучная пора…».
Краткая схема похода А Афанасьева:
1 день: Няндома - Каргополь - Масельга (попутка) - Думино + 2-3 км за Думино, ночевка у ручья .
2 день: Порженский Погост (через два часа после ночевки) - р.Порженка, ночевка на берегу реки Порженки 2-3 км ниже от истока.
3 день: Выход к Зихнову - Видягино(моторка), ночевка на оборуд.стоянке.
4 день: Горбачиха - Тырышкино - Косицыно - Тарасово, ночевка в брошенном доме.
5 день: Телицыно - Емельяновская - Подъельники - Кривцово - Тамбич-лахта - Бухалово, ночевка около деревни.
6 день: Городское - Тырнаволок - Немята - движение к Рыжково (по азимуту), ночевка в лесу не доходя до Рыжково.
7 день: Рыжково - Федосово - Глазово (на лодке), ночевка в Федосово.
8 день: Минино - Усть-Поча (моторка) - Филипповская (автобус), ночевка около деревни.
9 день: Филипповская - Конево - Плесецк ( два автобуса).
Другие работы А.Афанасьева на нашем сайте:
Полнолуние на Кенозере
Кенозеро (фотографии А.Афанасьева)
Охота пуще неволи