Л.Г.Шаповалова

РОЗОВЫЕ АНГЕЛЫ
(из книги очерков "...И был день третий")

А ещё Кенозерье — удивительно живописный край! С начала 1960-х годов, когда возникла вторая волна «открытия» северного края, когда в среде интеллигенции произошёл всплеск, прямо-таки взрыв интереса к национальным истокам  и началось своеобразное поломничество  на Русский Север целой армии искусствоведов, историков, архитекторов и просто любознательнвыз людей, едут сюда, в заповедные эти места, живописцы со всей России.

 В собрании государственного музейного объединения   «Третьяковская галерея» имеется коллекция произведений самобытного и талантливого художника Виктора Ефимовича Попкова (1932—1974). Одна из его картин — «В северной часовне» — привлекла моё внимание. Достоверно известно, что «происхождение» её — из Кенозерья.

Сюжет картины прост: вид изнутри маленькой деревянной часовенки наружу, на деревню, через распахнутую дверь. Предосенний день клонится к вечеру, и фон картины — интерьер часовни - сумрачный, сдержанный, показан одним растушеванным  защитно-зеленым цветом.  В низком дверном проеме - светлый деревенский пейзаж в голубых тонах:  высокое небо, большие кучевые облака, стойка крыльца с легким резным узором, деревенские дома, убегающие в подгорье, а за ними синий проблеск воды.   На крыльце, обхватив стойку рукой, - деревенский мальчик. А на дощатом потолке, занимающем едва ли не половину картины — три прекрасных ангела, распростершие по рукотворному небу огромные розовые крылья. И мальчишка застыл, поражённый.

Картина покоряет своим эмоциональным строем. Цветовая гамма уравновешенна и гармонична. Колорит произведения построен на гармонии розово-красных крыльев ангелов и приглушённых природных тонов основного фона: близкое киноварное полыхание крыльев уводит в глубину холодные серо-зелёные бревенчатые стены. Голубое небо переходит в сине-зелёные тона луга, в светло-серые краски деревни, затем темноватые «защитные» пятна стен постройки. И только ангелы, как и надлежит им, зажжены ярким светом, спорящим с яркостью солнечного освещения...

Такое цветовое решение картины рождено красками неяркой природы северного края. На севере пейзаж и деревни в цвете очень сдержанны, и уж если появляется красный цветок или красный платок, то смотрятся они значительно, и воздействие их обострённо-выразительное. Художник Попков любил чистый красный цвет. И здесь, на Кенозере, тоже любят чистый красный цвет. С ним всегда связывают мысли о тепле, солнце, о празднике, о самых глубоких и светлых чувствах.

Светоносно, чисто, жизнеутверждающе цвёл он в вышивках, в праздничных нарядах кенозерских жёнок. На Каргопольской земле (и Кенозерье как её части) использовали редкий вид браного ткачества, примечательностью которого является особая плотность красных узоров: белый фон как будто процарапан на красной поверхности ткани. Букетами красных розанов процветали лопаски прялок, филёнки шкафчиков и дверей. Красными были причелины, наличники, косяки, подшивки крыш жилых домов и часовен, даже стойки звонниц и цоколь здания. Красными были звёзды и распорные балки «небес». Червлёным, ярко-малиновым, багряным, пурпурным полыхали святые образа (их так и называли — «краснушки»), ограждённые сдержанным бордовым цветом рамы иконостаса. И непревзойдённое, самобытное чудо народной живописи — прекрасные розово-алые ангелы северных «небес».

Художник В. Власов-Климов писал в воспоминаниях о друге ( интервью в книге Ю.Попков. Мастера живописи России. XX век. Виктов Попков. М., 2005), что в 1972 году они вместе ездили «на Север, на Кенозеро... в Зехново... Был август... Работали до темноты».

«Небо» часовни в деревне Зехново — одно из лучших на Кенозерье. На восточной грани — «Распятие» с предстоящими, по кругу на одиннадцати гранях — фигуры архангелов и апостолов, над ними — серафимы и херувимы, в замковом кольце — Вседержитель. (Расписное "небо" в  д.Зихнове см. здесь - М.З.) «Небеса» с изображением ангелов и архангелов, окружающих фигуру Спасителя, распятого на кресте, близки по смыслу и содержанию деисусному ряду иконостаса. Живописная программа с фигурами архангелов, евангелистов и «Распятием» на восточной грани — наиболее устойчивая и распространенная композиция «небес» в северных храмах.

"Розовые ангелы" - название рассказа о В.Попкове на фоне "небесного ангела" в часовне д.Вершинино.

Помещение часовни невысокое, и   рукотворное   «небо»  в ней тоже  низкое, можно  дотянугься до небес в  буквальном смысле слова, и  рассматривать их близко как иконы в иконостасе. Неизвестный живописец учёл эту особенность восприятия — «небеса» написаны в иконописной технике и в иконописных традициях (теперь имя мастера известно - Федор Захаров Иок - прим. М.З.) Позы ангелов и святых статичны, малоподвижны, но оживлены разнообразными складками и драпировками одежд. Фигуры на «небе» некрупные, поэтому на гранях много воздуха, облаков и звёзд. Специалисты датируют эти росписи второй половиной XVIII века. Живопись хорошая, профессиональная, похоже, что над этим «небом» потрудился мастер-иконописец, а не деревенский богомаз. Эти росписи тяготеют скорее к станковой, нежели к монументальной живописи.

Мальчик заскочил на крыльцо часовни, своей деревенской часовни, такой же привычной, как избы, огороды, бани, мостки у воды, любопытствуя, что же делает в ней незнакомый городской человек, и вдруг остановился в изумлении, впервые увидев чудные росписи на потолке, за спиной художника. Немного стесняясь чужого человека, как все деревенские дети, он остановился, приобнял рукой стойку крыльца и притих, соприкоснувшись с таинственным миром народного искусства.

Может быть, в этом удивлённо-смущённом мальчишке художник изобразил себя, такого же простого, не избалованного радостями деревенского подростка. Наверное, художник, как и мальчик на картине, был поражён, изумлён чудесной живописью на потолке этого маленького деревенского храма. Но идея картины глубже — в поэтичности и гармонии деревенского бытия, в светлом мире познания, в радости перед неизведанным. Есть в ней какая-то незаметная прелесть и щемящая грусть рубцовской поэзии, лиричность и раздумчивость. В чарующих  розовых ангелах видится нечто глубоко русское, стародавне-русское, связанное с фресковой живописью, с истоками национального искусства.

Один акварельный эскиз В. Попкова, который тоже экспонируется в Третьяковской галерее, — почти документальное отображение зехновского «неба».
А ведь живопись в то время, в 1970-х годах, была с различными повреждениями, грубо подмазанная в отдельных местах, а главное, тёмная. Это теперь, расчищенные, «небеса» удивляют яркостью красок!

Картина в чём-то похожа на прототип — зехновскую часовню, а в чём-то не похожа. Фон небесных граней настоящего «неба» глубокий голубой, па картине — растушёванный зеленовато-оливковый, как и стены. На настоящем зехновском «небе» ангелы и евангелисты некрупные, по сравнению с фигурами на других северных «небесах», можно сказать, уменьшенные, на значительном расстоянии друг от друга, поэтому на гранях осталось много воздуха: и облака, и звёзды, и необычной формы серафимы, похожие на морские звёзды. Грани разделены широкими радиальными балками, такими же голубыми, как и фон. А на картине фигуры ангелов вытянутые, стройные, и занимают почти всё «небо». Руки молитвенно сложены на груди. Сдержанного цвета одеяния: на средней фигуре — красное, на крайних — светло-серо-зелёное. Золотые нимбы. И больше ничего. Никакие дополнительные детали не отвлекают от восприятия трёх представителей небесного воинства. Перед глазами — только огромные ярко-розовые крылья, изящный абрис которых невозможно спутать ни с какими другими ангелами северных «небес».

Резной «кувшинчик» стойки крыльца на картине с документальной точностью передаёт реальный элемент постройки. Даже выщербленный порог часовни и крыльцо вроде те же. И вид с крыльца часовни вроде тот же, и деревня та же, хотя прописаны несколько абстрактно.

Друг художника В. Власов-Климов вспоминал далее: в деревне «готовились к празднику Никола летний. Никольская часовня стояла в центре деревни, и поэтому её не совсем разграбили. В этой деревне Витя задумал картину «В северной часовне». Он зашёл в часовню и стал рисовать ангелов на потолке, а в двери появился мальчик».

Стоп-стоп. Часовня в Зехново посвящена евангелисту Иоанну Богослову, поэтому деревенский праздник, Иванов день, — 8 мая, и никакого «Николу» в ней не празднуют, тем более в августе. «Николу» отмечают в другой кенозерской деревне — Вершинино, и тамошняя часовня действительно Никольская. Только праздник называется «Никола вешний», а не «летний», и отмечают его 22 мая.

Добираясь до Зехново, деревню Вершинино миновать невозможно, как невозможно не увидеть Никольскую часовню. Она действительно расположена в центре деревни, на высоком «святом» холме, и как бы парит над деревней и огромным озером. И вид с крыльца этой Никольской часовни почти такой же, как на картине: склон горы, а справа рассыпались деревенские дома. Только здесь возникают два «но». Во-первых, выходя из молельного помещения вершининской часовни, попадаешь в тесноватый и темноватый притвор, над которым выстроена звонница, а маленькое крылечко устроено у северной (а не у западной, как на картине) стены. Галереи или крыльца с резными стойками здесь вообще никогда не было. (Расписное "небо" в  д.Вершинино см. здесь - М.З.)

Во-вторых, «небо» в Никольской часовне совсем не такое, как в Зехново. Взгляд входящего сначала приковывают лишь огромные красные, вернее, розово-малиновые или розово-бордовые шестикрылые серафимы — пламенеющий, огненный круг серафимов вокруг «Новозаветной Троицы». Они едва ли не большие по размеру, чем сдержанные фигуры святых, пожалуй, даже слишком крупные для скромного интерьера в общем-то небольшой часовни. Может, красные серафимы вершининской часовни стали прообразом розовых ангелов на картине?

Потом переводишь взгляд на нижний ряд фигур. Здесь, как обычно в нижней части граней, размещены ангелы и евангелисты... Манера живописца своеобразная, народная, но в то же время характерная, выразительная. Живопись вершининской часовни более сдержанна, краски чистые, не смешанные, но приглушённые, «припорошенные». Фигуры святых также некрупные, написаны в притушенной цветовой гамме. Фон, на котором изображены серафимы — бледно-розовый и бледно-песочный, фон для ангелов и евангелистов — небесно- голубой.

Ориентируемся на интересующую нас картину, смотрим из помещения на дверь. На западной и примыкающих к ней гранях — три смиренных ангела, стоящих на плотных кучевых облаках. Спокойные, сосредоточенные позы. Опущенные долу глаза. Руки сложены в молении на груди. Длинное одеяние прикрывает ноги. Правый (северо-западный) ангел — в одеянии ярко-синего цвета, левый (юго-западный) — сдержанного тёмно-зелёного. Аккуратные, плотные крылья с белыми росчерками прожилок-оживок, но не растопыренные и длинные, с загнутыми концами, как в Зехново, а короткие, с прямыми концами, аккуратные, пёрышки плотно прижаты, словно причёсанные. У правого ангела крылья в тон одеяния — серовато-голубоватые, у левого — такие же бордовокрасные, как и у серафимов, немного притушенные в яркости. А центральный, западный ангел потерян — средняя часть изображения (центральная доска грани) утрачена, остались только короткие причёсанные розово-бордовые крылья с белыми прожилками и края бледно-розового одеяния. При реставрации «неба» вместо утраченного фрагмента вставили новую доску, но ангела дорисовывать не стали — сделали бледно-туманное размытое изображение, как через стекло, залитое дождём. Слева и справа этих трёх ангелов охраняют аскетичного, даже, пожалуй, сурового вида апостолы — Лука и Марк.

Самый чудесный, самый очаровательный, самый кроткий — ангел с дудочкой на южной грани. Длинное красное одеяние, прикрывающее ноги, накинутая на плечи тёмно-синяя туника. Свободно лежащие на плечах светлые волосы. Полуприкрытые, как бы прищуренные глаза. Тёмный нимб. Ярко-красные крылья с длинными и широкими белыми мазками-оживками. Фигура ангела в лёгком развороте вправо, и крылья не прижаты плотно к спине, а несколько на отлёте, в движении. И в руках деревянная дудочка с раструбом на конце, поднесённая к лицу. Такие тонкие дудочки, скрученные из длинной-длинной берестяной ленты, приходилось мне видеть «в хозяйстве» в деревнях среднего течения Двины, а на Кенозере не видела. И умное, чистое, сосредоточенное, совсем человеческое лицо. Лицо нестеровского отрока. Кажется, вот сейчас небесный отрок шевельнёт алыми своими крылами, поднесёт дудочку к губам, и разольются над деревней, над просторным кенозерским плёсом дивные, раздольные звуки старинного инструмента — воистину ангельская музыка.

Грани, примыкающие справа и слева к южному ангелу, были полностью потеряны, утрачены, и теперь, чтобы не нарушать художественную цельность восприятия «небес», реставраторы поставили новые грани, затонировав их голубым цветом в нижней части и розово-песочным — в верхней. И оттого, что слева и справа от ангела изображения отсутствуют, нет ему живописной поддержки, ангел с дудочкой кажется немного сиротливым, беззащитным, одиноким.

На северной стене — похожий ангел, тоже с дудочкой, в красном одеянии с серыми крылышками. Но он уступает южному ангелу в светлости, лиричности, какой-то пронзительности изображения.

Если сделать скидку на художественное переосмысление живописцем «небесной картины» (это ведь не фотография), то, пожалуй, можно предположить, что и скромные, сдержанные в позах и красках ангелы вершининской часовни могли быть прототипом розовых ангелов Виктора Попкова. Хотя (но это только моё личное мнение) всё-таки психологический настрой живописных изображений — вершининских и попковских ангелов — несколько разный.

Будучи в Вершинино, любопытный человек (а художники народ любопытный!) обязательно сбегает в соседнюю деревню Карпово — всего-то три километра! Там, в часовне Пахомия Кенского, тоже находились розовые ангелы! Искусствоведы предполагают, что «небо» в Карпово расписано тем же «кенозерским мастером», что и в Вершинино, только композиция здесь проще. Во всю плоскость каждой грани — ангел в длинном одеянии, с приподнятыми и немного отведёнными в стороны широкими крыльями. Живопись очень сдержанной цветовой гаммы, преобладают приглушённые «земляные» цвета, основной же цвет одеяния и крыльев ангелов — тоже глубокий розовый, но притушенный, а не бьющий ярко-красный, как в Зехново. Фигуры размещены фронтально, чувствуется некий схематизм и графичность рисунка, что свидетельствует о невысоком профессиональном уровне живописца, но, тем не менее, это не умаляет ценности художественного произведения. А вот серафимов на карповском «небе» замечаешь уже тогда, когда внимательно разглядишь сосредоточенных в молитве ангелов. И крыльца в карповской часовне не было, и вид из часовни совсем не похож на изображённый па картине.

Какую же кенозерскую часовню и каких ангелов изобразил талантливый русский художник Виктор Попков на картине? Этого мы никогда не узнаем — мастер погиб в расцвете творческих сил. Второй раз побывать на Кенозере ему не пришлось. Вероятно, картина «В северной часовне» — всё-таки художественный образ, созданный живописцем на основе его впечатлений от «северных писем» на потолках древних часовен, исходной точкой которого явилось «небо» часовни в Зехново. Тем не менее смею предположить, что картина В. Е. Попкова «В северной часовне» — первое и, возможно, единственное в истории советской живописи произведение, показавшее яркое, самобытное искусство северных изографов - храмовые "небеса" часовен.

По следам посещения Третьяковской     галереи
в апреле и Кенозера в мае 2007 г.

P.S. «Небеса» часовен в Зехново и Вершинино никогда не были демонтированы и экспонируются в своих постройках, «небо» часовни в Карпово разобрано и находится в фондохранилище музея в деревне Вершинино. Два карповских ангела (две грани) экспонируются на выставках в деревнях Вершинино и Морщихинская. Несколько лет назад все три упомянутые часовни были отреставрированы, почищена и укреплена живопись «небес», и древнее искусство продолжает радовать жителей и удивлять гостей Кенозерья (данные не позднее 2009 г. - прим. М.З.)


Примечания;
1. Текст из книги очерков Л.Шаповаловой  "...Был день третий", Архангельск, СГМУ, 2009.
2. Библиография опущена.
3. С небольшими сокращениями.
4. Другие работы В.Попкова и о В.Попкове на нашем сайте - здесь.