Берег покрыт густым лесом, а отдельные развесистые деревья склонились над самой водой. Всплескивает, играя, рыба. Лось опускается к озеру и не спеша пьет прохладную воду. Вот впереди залив, защищенный от ветра изгибом берега, а в нем — перевернутое небо в оторочке зубчатого леса. До чего же красиво! Разве можно удержаться и не пристать к берегу. Вероятно, так и возникли в XI—XV веках новгородские поселения в Обонежье и Поморье.

Но приветливым, гостеприимным этот край казался только поначалу, и очень скоро люди были вынуждены вступать с ним в борьбу. Шаг за шагом они отвоевали у лесов участки для полей, но земли на них было меньше, чем камней. Груды собранных валунов до сих пор высятся повсюду красноречивыми памятниками человеческому труду.

Лето есть лето — и оно скрашивало даже изнурительный труд. Зато зимой... обилие дерева позволяло людям возводить огромные дома, надежно защищавшие их от самых лютых морозов. Это были даже не дома, а целые комплексы жилых и хозяйственных помещений.

Чтобы лучше понять их особенности, давайте хотя бы мысленно совершим путешествие в северную деревню зимой...

И вот вы в деревне. Метель намела здесь большие сугробы, но они не завалили окон домов — недаром крестьяне подняли так высоко над землей пол своих изб, устроив под жильем подполья — подклети.

Перешагнув через высокий порог, предохраняющий помещение от холодного воздуха, и чуть не стукнувшись головой о притолоку низкой двери, вы входите в избу. Главное здесь — огромная русская печь, занимающая угол рядом со входом.

Большинство заонежских домов переделано и осовременено, но вам повезло — вы попали в одну из немногих сохранившихся старинных изб.

Весь облик помещения поражает сдержанностью и простотой. Потолок из широких плах, стены, сложенные из тщательно отесанных бревен со скругленными углами, широкие лавки вдоль стен, а над окнами полки-надлавочницы — все здесь рационально, нет ничего лишнего и надуманного. Даже скругление углов — не прихоть строителей. В старину дома рубили из круглого леса, и уже после сооружения сруба плотник изнутри отесывал стены топором с кривой ручкой. В углах создавалось скругление. Такие стены удобнее мыть. Кроме того, скругление препятствует промерзанию углов и образованию в них сырости. Убедившись в достоинствах такого приема, крестьяне сделали его традиционным и продолжали применять даже тогда, когда срубы стали складывать из обтесанных с одной стороны бревен.

Почти вся обстановка избы выполнялась вместе с постройкой дома. Пожалуй, только стол — переносной, но и его место строго определенно и традиционно — в красном углу.

На столе пыхтит самовар, и хозяева не спеша попивают чай из блюдечка. Разумеется, вас радушно приглашают к столу. После нескольких стаканов горячего чаю вы окончательно приходите в себя и просите разрешения осмотреть дом.

Первым делом открываете крышку ящика, расположенного сбоку подпечья, и видите лестницу, ведущую вниз,— это вход в подклеть, где хранятся картофель и прочие овощи.

Потом заглядываете в горницу — парадное помещение для приема гостей в праздники. Слева от входа — печь-лежанка, а напротив нее — деревянная кровать. В настоящее время кровать используется по своему прямому назначению, а раньше на ней не спали — сюда складывали перины, подушки и одеяла. Спала же большая крестьянская семья на полу, лавках и печи.

Осмотрев горницу, вы вооружаетесь фонарем (уже наступили сумерки — короток зимний день) и выходите в сени, а из них в сарай — просторное помещение, где хранится сено и различный скарб. Внизу, под сараем,— двор с хлевами для скота. Спустившись во двор по внутренней лестнице, вы поочередно открываете ворота хлевов. Свет фонаря выхватывает из темноты корову, лениво жующую жвачку, и спокойно дремлющих овец, а за стеной беснуется метель, но ей до них не добраться!

Только в ненастную погоду можно до конца оценить всю мудрость наших предков, построивших дома, в которых жилые и хозяйственные помещения перекрывались общей крышей, где можно было, не выходя на улицу, ухаживать за скотом и выполнять различные хозяйственные работы.

Во время похода по Заонежью и другим районам Карелии мы обследовали немало жилых домов. Их можно разделить на три основных типа.

Постройки «брусом», когда жилье, сени и двор-сарай поставлены друг за другом и образуют как бы прямоугольный брусок. Перекрываются такие дома двускатной симметричной крышей. Постройки «кошелем», в которых двор-сарай примыкает к боковой стене жилья и здание перекрыто двускатной несимметричной крышей — скат над сараем более пологий. (Слово «кошель» имеет в русском языке множество значений — от плетеной из лыка котомки до огромной связки сплавных плотов. Применительно к жилым домам этот термин, повидимому, отражает их вместительность.)

Постройки «глаголем», когда хозяйственная часть расположена сбоку и позади жилья и здание в плане напоминает букву «Г».

Связующим звеном между жилыми и хозяйственными частями во всех случаях служат сени.

Чем вызвано различие в планировке домов? Первоначально жилье строилось отдельно от хозяйственных помещений. Но постепенно, по мере развития скотоводства, возникала необходимость в сооружении обширных хлевов и сараев, которые можно было пристраивать к существующим домам. Если дом состоял из избы и сеней, наиболее естественно было пристраиваться к задней стене сеней. Так, повидимому, появились дома — «брусы». Если дом представлял собой две избы с сенями между ними, то свободными оказывались только боковые стены сеней, и поэтому хозяйственные помещения можно было пристраивать сбоку. Таким образом, вероятно, возникли «кошели». Дома «глаголем» — переходная форма между «брусом» и «кошелем».

Часто в крестьянских домах на чердаке устраивали светелку. Иногда и подклеть оборудовали под жилье. Но все это — частности, а главный принцип — соединение различных по назначению помещений в единый комплекс — оставался неизменным.

Дляобщении с памятниками старины, лучше воспользоваться для путешествия лодкой. Не моторной, которых немало у местных жителей, а самой обычной гребной «кижанкой».

Более полутора тысяч островов на Онеге. Многие из них образуют живописные архипелаги, которые иногда называют «северной Венецией».

Впрочем, вы ведь путешествуете целенаправленно, а не просто любуетесь природой и, заметив вдали деревню, направляете лодку к ней. Но не так просто найти старину: современность вторгается в жизнь перестройкой крестьянских домов, линиями электропередач и телевизионными антеннами. Процесс отмирания старого закономерен и неотвратим. И лишь одного можно пожелать — чтобы старинные постройки не разрушались без нужды, чтобы сохранялись хотя бы отдельные, наиболее интересные здания — памятники культуры и искусства прошлого.

Но вернемся к путешествию. Вы минуете деревню за деревней. Плывете на лодке, идете пешком. Наконец упорство вознаграждено — вы попадаете в деревню Петры Сенногубского сельсовета, где сохранились старинные дома. Увидев их еще издали, вы вначале испытываете только радость охотника, отыскавшего желанную дичь. Но постепенно это чувство вытесняется другим, более сильным,— радостью от встречи с красотой. Мощь огромных потемневших отвремени срубов подчеркивается декоративными пятнами небольших наличников и ажурной резьбой причелин. Солнце, выявляя пластику домов, словно лепит светотенью каждый венец, подчеркивает каждый узор декора.

Проходит первый восторг, и теперь есть пища не только чувствам, но и уму. Вы обращаете внимание на то, что стены сарая опираются не на нижерасположенные стены хлевов, а на специальные столбы. Это делалось для того, чтобы быстрогниющие бревна хлевов можно было заменять, не нарушая целостности остального здания. Потом вы смотрите на хитроумный «ключ», которым соединены два сруба, и, наконец, обращаете внимание на безгвоздевую крышу. Она и впрямь гениально проста и рациональна. Основание ее — горизонтальные бревна, «слеги», соединяющие треугольные завершения торцовых стен. Чтобы доски кровли, уложенные на слеги, не сползали, их концы заведены в паз бруса — «потока», названного так потому, что дождевая
 вода, стекая по крыше, собирается на нем и отводится в сторону.

Поток подвешен на специальных крючках из еловых корневищ — «курицах», верхний конец которых закреплен в слегах. Свое название «курицы» получили за сходство их изогнутого нижнего конца с птичьей грудкой и шеей. (В некоторых областях русского Севера это сходство усиливается резьбой.)

Чтобы ветер не опрокинул кровельные доски, их верхний конец прижат к коньковой слеге выдолбленным изнутри бревном — «шеломом» (напоминающим шлем древнерусского воина), который венчает все здание. Шелом соединен с коньковой слегой деревянными нагелями — «стамиками».

Это схема. Гениальная, но только схема. И лишь топор художника вдыхал в нее живую душу — красоту.

Прямоугольные брусья — потоки плавно расширяются на конце в виде усеченной пирамиды со сглаженными углами. Выступающие концы слег прикрыты резными досками — причелинами. Кружево низа причелин стремительными волнами взбегает вверх, к коньку фронтона, и там, в вышине, вдруг останавливается, наткнувшись на вертикальную доску — «полотенце»,— прорезанную сквозными розетками и обрамленную снизу деревянными капельками. Все поле причелин, состоящих из двух прибитых друг к другу досок, покрыто геометрическим орнаментом с множеством сквозных и глухих отверстий. Чтобы объединить это декоративное убранство, концы причелин, выступающие далеко за боковые скаты крыши, обработаны аналогично полотенцу и ограничивают ритм повторяющегося орнамента.

Шелом, вытесанный из огромного бревна, гармонирует с массивным срубом дома и действительно венчает его. В противоположность причелинам он целен, а конец его, выступающий вперед, обработан в простых мощных формах — плавно изгибается скошенная нижняя поверхность, обрываясь вверху вертикальной плоскостью. Еще больше подчеркивают величину богатырского шелома стамики, подобно воробьям, вытянувшиеся в ряд по его могучей спине.

В музее на острове Кижи есть полностью отреставрированные жилые дома. Один из них — дом Ошевнева — особенно типичен для Заонежья. Это — кошель. Дом большой, площадь жилых помещений около 150 квадратных метров, но и семья в нем жила немалая — более двух десятков человек.

Интересно декоративное убранство, богатство которого нарастает снизу вверх. Подклеть оборудована под жилье, а основной жилой этаж, второй, опоясан ажурной галереей — «гульбищем».

Наибольшей насыщенности декор достигает на балкончиках, украшающих  здание с трех сторон. О балкончиках стоит поговорить несколько подробнее. Они, вероятно, навеяны городской архитектурой, на что указывает их откровенно декоративный характер — на балконы даже нет выходов из светелки.

Влияние городской каменной архитектуры на народное деревянное зодчество заметно усилилось с XVIII века. Это влияние внесло большое разнообразие в декоративные приемы деревянной архитектуры — народные мастера неизменно перерабатывали заимствованные формы в духе древних народных традиций и придавали им «деревянный» характер. Это был нормальный творческий процесс. И лишь позднее, в период упадка народного деревянного зодчества, получило распространение прямое, механическое заимствование чуждых по духу и форме деталей городской каменной архитектуры.

Но вернемся к балконам дома Ошевнева. Изгибаясь по плавной дуге, дощатое основание вынесло вперед из плоскости стены деревянное кружево балконного ограждения с резными столбиками, поддерживающими полуциркульные арки. Балконы, насыщенные орнаментом причелины и полотенца, валютные наличники на окнах светелки — все это венчает живописно-аcсимметричный сруб дома.

Несмотря на изысканный наряд дом не производит особенно сильного впечатления. Вероятно, это в значительной степени объясняется пестротой его бревенчатых стен — при реставрации многие венцы были заменены новыми. И не только этим. Я помню дом Ошевнева, когда он стоял на родине — в одноименной деревне на берегу Большого Клименецкого острова. Темный монолитный сруб оживляли оранжево-желтые наличники окон и красные свесы крыши. Контраст между цветными пятнами декоративных деталей и темной поверхностью бревенчатых стен увеличивал выразительность дома. Напрасно при реставрационных работах игнорировали цвет. Нельзя забывать, что русский народ издавна любил яркое и цветное. А на Севере, где в пасмурные дни неокрашенные детали сливаются с фоном бревенчатых стен, значение цвета особенно велико.

Когда мы с товарищами лет семнадцать тому назад бродили по Заонежью, то не раз видели удачное применение цвета в крестьянских постройках. Основной принцип окраски — выделение деталей, которые придавали облику домов особую теплоту и интимность жилья. Для этой цели в Заонежье применялись контрастные сочетания немногих цветов — красного, зеленого, белого и, реже, синего. Так, для выделения наличников на темном фоне сруба их окрашивали в белый цвет, тонкие выступающие профили — в более интенсивный красный, остальные выступающие части — в зеленый. Народные мастера интуитивно чувствовали, что для окраски небольших профилей лучше всего применять дополнительные цвета (красный и зеленый), которые при сопоставлении выигрывают в насыщенности и четко выделяются на белом поле наличника.

Иногда вместо белого применялся желто-оранжевый цвет. Свесы крыши, когда они подшивались по низу слег досками, обычно окрашивались в насыщенный красный цвет, чтобы лучше вырисовывались на фоне пасмурного или белесо-голубого северного неба. В свою очередь, чтобы на фоне свесов крыши выделялись балконы, их окрашивали обычно в белый или зеленый цвет. Эта колоритная композиция дополнялась яркой контрастной раскраской балконных столбиков и решетки.

Живописные и монументальные крестьянские дома всецело приковывают к себе внимание, и лишь потом замечаешь другие деревенские постройки.

Хотя в Карелии, где большинство хозяйственных помещений объединялось в единый комплекс с жильем, отдельно стоящих хозяйственных построек немного, но они представляют значительный интерес. Вдоль берегов рек и озер, а иногда прямо в воде стоят крошечные срубы бань, придающие застройке деревень особый колорит и своеобразие.

Ближе к домам, «на виду», располагаются амбары для хранения хлеба, утвари и других наиболее ценных в крестьянском хозяйстве вещей. В зависимости от своего назначения амбары отличаются в деталях. Так, в хлебных амбарах для удобства выгрузки зерна площадка перед входом нередко значительно приподнята над землей, а для защиты от мышей в дверях проделано специальное отверстие для кошки. В рыбных амбарах в выпуски бревен торцовых стен часто врубаются специальные жерди для сушки сетей.

Срубы амбаров, сложенные из толстых бревен, с большими свесами крыши, бросающими глубокие тени, очень выразительны. Сильное впечатление оставляют и живописные срубы риг, массивность которых еще больше подчеркивается низкими дверями и крошечными оконцами. Риги ставились за деревней в полях. В них на специальных настилах из жердей сушили снопы, а молотили зерно прямо на полу. Риги топились по-черному, дым выходил наружу через открытые двери и оконца.

После обмолота провеянное зерно поступало на мельницу. В Карелии, где много всевозможных рек и ручьев, были распространены водяные мельницы, в которых жернова приводились в движение водяными колесами — прототипом современных турбин. Срубы таких мельниц напоминают обычные сараи. Более интересны и живописны по внешнему виду ветряные мельницы. В Кижах можно увидеть восьмикрылую мельницу-столбовку, перевезенную из Волкострова. Ее осью служит вкопанный в землю деревянный столб, на котором крепится поворотный круг — основание квадратного в плане сруба мельницы. В зависимости от направления ветра сруб поворачивали вокруг столба с помощью длинного рычага-воротила...

Общее для всех произведений древних плотников-зодчих — народность. Подлинная народность деревянного зодчества Карелии роднит его с другими видами народного творчества и прежде всего с фольклором. Не случайно именно в Заонежье, которое прославилось на весь мир памятниками русского деревянного зодчества, было записано и большинство замечательных русских народных былин.

Здесь, в конце XVIII века, родился родоначальник славной династии сказителей Рябининых Трофим Григорьевич Рябинин, поразивший Петербург исполнением русских народных былин. Его сын, Иван Трофимович, с неизменным успехом раскрывал поэзию русского эпоса во многих городах России и даже за ее пределами — в Болгарии, Сербии и Австро-Венгрии. Мусоргский, Римский-Корсаков, Аренский восхищались былинами в исполнении Рябининых и не раз использовали их напевы в своем творчестве. Эту славную эстафету подхватили младшие представители династии — Иван Герасимович Рябинин-Андреев и Петр Иванович Рябинин-Андреев.

Необычайным даром импровизации обладала знаменитая заонежская вопленица Ирина Андреевна Федосова. Тридцать тысяч стихов (надо думать, строчек? - М.З.) сложила и сохранила в памяти эта неграмотная заонежская крестьянка. Тридцать тысяч! Трудно даже представить себе всю астрономическую громадность этой цифры.

Мировую славу снискали и многие другие произведения народных мастеров Заонежья — кружевниц и резчиков по дереву.

Суровая природа. Тяжелая жизнь (собственного хлеба не хватало до будущего урожая) — и создание произведений искусства огромной художественной ценности. Как совместить все это? Где разгадка творческих успехов заонежских мастеров?

На этот вопрос существует вполне научный ответ: Заонежье, как и весь русский Север, не подверглось опустошительному монгольскому нашествию и потому сохранило лучшие традиции древнерусской культуры. Здесь не было крепостного права в его законченной форме. Тут со времен Великого Новгорода и вплоть до XVIII столетия интенсивно развивались торговля и различные промыслы, способствовавшие подъему экономики края. А в XIX столетии, в период упадка русского народного искусства, Север оказался в стороне от важнейших политических, экономических и культурных центров государства, что обеспечило консервацию художественных народных традиций.

Однако, чтобы до конца понять какое-либо явление, недостаточно просто изучить его, нужно еще и почувствовать. Во всяком случае, для меня разгадка причин огромных достижений заонежского народного искусства пришла лишь после того, как к объективным научным сведениям присоединились собственные, пусть иногда косвенные, впечатления и наблюдения.

Страшные следы оставила война на Заонежской земле. За помощь партизанам немецко-финские оккупанты поголовно согнали в концлагеря население многих деревень. И в этом мертвом запустении я вдруг острее почувствовал живой, свободолюбивый дух заонежан, не позволивший им раболепно склониться перед врагом.

Позже, года через два, я познакомился с другими чертами характера местных жителей — с их радушием и бескорыстным гостеприимством.

Воспоминания увиденного сменяются воспоминаниями когда-то прочитанного.

Народный эпос, деревянное зодчество и антифеодальное движение крестьян — эти исторические явления культурной и социально-политической жизни Заонежья — неразрывно связаны между собой. И не потому ли заонежане так любили былины, воспевающие подвиги богатырей, что сами они были богатырского роду? Ведь только в руках богатырей простой топор мог создавать такие дома и храмы, и только богатыри смогли дерзко бросить вызов самодержавию и пойти на пытки и смерть за народное дело, как это сделали руководители Кижского восстания 1769—1771 годов.

С того момента, как я отчетливо представил себе все это, я перестал удивляться, встречая в глухих заонежских деревушках сооружения, которыми мог бы гордиться любой народ на земле.

Примечания:
1. Из книги В.П.Орфинского "Путь длиною в 6 столетий". Карельское книжное изд-во, Петрозаводск. 1968.
2. С небольшими сокращениями.
3. Рисунки Э.Адалевой - из книги.
4. Фотографии дома Ошевнева - из интернета.