Е.А.Рябинин,
доктор исторических наук

К ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ РУССКОГО СЕВЕРА
(чудь заволочская и славяне)


В летописных известиях содержится только одно упоминание о дорусском населении Заволочья, включенное в этнографическое введение “Повести временных лет”: “...меря, мурома, весь, моръдва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, угра...” Эта вставка была сделана около 1113 г. при составлении первой редакции свода, причем сведения историко-этнографического характера восходят, предположительно к более раннему источнику.

Места обитания чуди заволочской

Рассматриваемая “чюдь” локализована летописью “за Волоком”, в землях, располагавшихся на путях славянского освоения Русского Севера

1 -............. основные пути колонизации Заволочья
2 новгородские становища (треугольники)
3 _ . _ . _ восточная граница Обонежского ряда
4 IIIIIIIIIIIIIIII граница Новгородских и Ростово-Суздальских земель во второй половине XII - первой половине XIII вв.

Историко-географическое понятие этого термина трактуется по-разному. Н.П.Барсов относил к Заволочью бассейн Онеги, Северной Двины, Мезени и Печоры. По мнению В.О.Ключевского, волость Заволочье “находилась за волоком, обширным водоразделом, отделяющим бассейны Онеги и Северной Двины от бассейна Волги” . В историко-географическом исследовании А.Н.Насонова под Заволочьем подразумевается только территория, включающая бассейн Северной Двины; при этом не исключается возможность ёе отождествления с известной по более поздним источникам Важской областью.

...По наблюдению Ю.С.Васильева, …после присоединения Новгорода к Москве понятие “Заволочье” становится еще более обширным, охватывая Прионежье, Двину и территории к востоку от Двины до р. Печоры.

Таким образом, историко-географические разработки позволяют локализовать древнерусское “Заволочье” прежде всего в западной части бассейна Северной Двины…. Реконструируемая по этим данным зона обитания чуди заволочской, разумеется, не исключает возможности того, что это население проживало и на прилегающих территориях.

Этнический состав чуди

Вопрос об этническом характере заволочской чуди затрагивался во многих исследованиях. По мнению ряда авторов, это наименование имеет исключительно собирательное значение…Вместе с тем еще в середине ХIХ в. наметилась тенденция к более определенной этнической атрибуции загадочной чуди. Так, М.А.Кастрен, исходя из характера финских заимствований в северных (поморских) диалектах русского языка и особенностей местной топонимики, высказал предположение о прибалтийско-финской принадлежности аборигенов края… По мнению Д.К.Зеленина, заволочской чудью чаще всего в древности называли карелов, однако вследствие полугеографического значения термина под ним могли скрываться и предки коми-зырян, и некоторые угорские народы.
В развернутом виде обоснование прибалтийско-финской принадлежности населения Заволочья приведено в работе Д.В.Бубриха, считавшего, что в языковом отношении это была весь, заселившая Двинскую землю еще до русской (новгородской) колонизации…

Положение о прибалтийско-финском (весском или карело-весском) характере дославянских обитателей Заволочья получило признание и в последующих лингвистических исследованиях... «Сейчас мы уже не сомневаемся в том, — констатировал, в частности, А.И.Туркин, -  что населявшая бассейн Северной Двины и Мезени заволоцкая чудь состояла в основном из племен вепсов и отчасти карел”… Сходное мнение высказывал и А.И.Попов, считая, однако, что исчезнувший “чудский” язык вряд ли можно прямолинейно отождествлять с ныне существующими западнофинскими диалектами. “Топонимика, — подчеркивал он, — свидетельствует о принадлежности заволоцкой чуди к прибалтийско-финской группе с языковыми отличиями от карел, а отчасти и от вепсов”.

В пользу того, что по крайней мере часть обитателей Заволочья имела прибалтийско-финское происхождение, свидетельствует и сам термин. «Этим именем, — отмечал А.И.Попов, — новгородцы и вообще восточные славяне называли по преимуществу эстов, но часто и многие прибалтийско-финские племена, близкие к эстам по языку... Нередко такое словоупотребление имело действительное обоснование, так как в Заволочье и далее к востоку имелось немало следов деятельности финно-угорских племен, в том числе и прибалтийско-финских, то есть “чуди” в собственном смысле слова.»

Иной круг источников для доказательства весской принадлежности населения Заволочья был использован В.В.Пименовым, проанализировавшим фольклорный пласт преданий о чуди, распространенных на Русском Севере. Основные аргументы в пользу родства этих группировок сводятся к следующему:
1. Ареал преданий о чуди, отражающих контакты финно-угорского населения с русскими и лопарями, охватывает как бассейн Северной Двины, так и Ладожско-Онежское межозерье, занятое в древности весью; такие предания зафиксированы ив современной вепсской среде. «Есть только один народ, который в целом считает себя идентичным чуди, отождествляет себя с чудью, говорит о чуди как о своих собственных предках. Это — вепсы».
2. Вепсские параллели прослеживаются и по тем немногочисленным бытовым подробностям, которые можно извлечь из преданий. Так, представления о чуди, будто бы жившей в ямах, «несомненно нужно поставить в связь» с тем, что у вепсов и южных карел-ливвиков широко бытовала промысловая избушка в виде полуземлянки.
3. Хозяйство легендарной чуди вполне сопоставимо с экономическим укладом, выявляемым на материалах вепских курганов Приладожья.
4. Рисуемый в преданиях антропологический тип «чуди белоглазой» сходен с вепсами и карелами. К тому же этот фольклорный эпитет употребляется русским населением применительно к вепсам и некоторым близким им группам южных карел.
5. Хотя язык чуди и не сохранился, но данные топонимики свидетельствуют о прибалтийско-финской (древневепсской) принадлежности его носителей.

Указанные черты сходства при ареальных совпадениях источников преданий с зонами расселения чуди и веси являются, по В.В.Пименову, свидетельством происхождения заволочской чуди от одного этнического корня — древних вепсов. Их начальное продвижение в некоторые районы Заволочья автор предположительно относит ко времени не позднее рубежа VIII—IХ вв. В средневековую эпоху “чудь не представляла собой единого этнического массива, а жила небольшими гнездами, тяготевшими к водным путям сообщений”. При этом подразумевается, что до появления новопоселенцев территория была пустынной и здесь могли проживать лишь редкие группы кочующих саамов.

…Предполагается, что расселение разных этнических групп прибалтийских финнов в Заволочье происходило незадолго до русской колонизации, хотя новопоселенцы и успели создать на Севере свою специфическую топонимию. Очевидно, эти группы осваивали относительно небольшие участки территории, оседая отдельными гнездами.

Несмотря на значительные различия в оценке языковой и этнической принадлежности дорусского населения Заволочья, основной вывод о его родстве или по крайней мере близости к прибалтийским финнам разделяется почти всеми современными исследователями. Последние не исключают присутствия в том же регионе иных этнических групп — саамов, волжских финнов и древних пермян.

Колонизация земель Русского Севера


…Сложность изучения проблемы чуди заволочской обусловлена слабой изученностью археологических памятников Подвинья. При этом древности 1 тысячелетия н.э., относящиеся к эпохе, предшествующей включению региона в систему связей с русскими землями, остаются по существу неизвестными. Последнее обстоятельство объясняется как крайней разреженностью заселения и малочисленностью популяций, рассеянных на обширных пространствах, так и вполне вероятной невыразительностью бедных металлом комплексов раннего средневековья, не позволяющих отделить их от более ранних древностей эпохи жёлеза. Лишь с ХI в. здесь выявляются немногочисленные чудские памятники, в сложной по составу культуре которых отразилась история населения Заволочья, постепенно втягивающегося в многообразные связи с Русью. В связи с этим и этнокультурная интерпретация известных к настоящему времени материалов ХI—ХIV вв. возможна лишь в общем контексте с процессом древнерусского освоения восточноевропейского Севера.

Вопросу о характере, путях и времени колонизационного процесса северорусских территорий посвящено большое число исторических и историко-географических исследований. Установлено, что активная роль в освоении внутренних районов Русского Севера принадлежала потокам, шедшим через Новгородскую землю и Ростово-Суздальское (позднее Владимирское) княжество и известным под названием «новгородской» и «низовской» колонизации.

Скудность письменных известий о ранних этапах колонизации определила многозначность трактовок этого явления, среди которых намечаются две основных тенденции. Согласно одной из них, восходящей к работам В.О.Ключевского, С.Ф.Платонова и разделяемой многими современными исследователями, в Х—ХIII вв. имело место взрывообразное освоение северных районов древнерусским населением. По мнению других авторов (П.С.Ефименко, А.А.Кизиветтер и др.), колонизационное движение в это время ограничивалось серией военных походов, целью которых являлись покорение и обложение данью местных племен. Эта точка зрения во многом созвучна положениям, развитым в историко-географической работе А.Н. Насонова, согласно которым древнерусское освоение края сводилось прежде всего к распространению даней среди старожильческого населения. В большинстве же работ, как правило, признается сочетание обеих моделей колонизации при различной оценке их соотношения.

По широко представленному в литературе мнению древнейшей зоной западного освоения являлись низовья Северной Двины… К сожалению, в археологическом отношении Нижнее Подвинье остается пока по существу «белым пятном», вследствие чего вполне вероятное предположение о проникновении сюда западных данщиков и купцов еще в конце I - начале II тыс. н.э. сохраняет свою гипотетичность.

Древнейшим историческим документом, фиксирующим распространение новгородского влияния на Заволочье, является грамота Святослава Ольговича 1137 г. об отчислении в пользу церкви св. Софии в Новгороде даней, собираемых на территории от Ладожского озера до устьев Онеги и Двины. При этом грамота отражает традицию, установленную еще «при дедах и прадедах» и восходящую по меньшей мере ко времени основателя св. Софии — Владимира Ярославича. Очевидно, на раннем этапе наиболее активная роль принадлежала Ладоге — крупнейшему торгово-ремесленному поселению, занимавшему в VII - IХ вв. исключительно важное положение на перекрестке водных путей того времени. Это в свою очередь позволяет говорить об общерусском характере начальной колонизации Севера (еще в ХI в. Ладога находилась в непосредственном подчинении Киеву).

Направление, по которому шло распространение ладожско-новгородской дани, восстанавливается по погостам, отмеченным в грамоте Святослава. Последние «вытянуты длинной лентой вдоль пути от Онежского озера к р. Онеге в сторону пути в Вельско-Важский край». Первый, по-видимому основной, путь от Онежского озера лежал по реке Водла и через волок и систему озер Волошево (или Волоцкое) и Кенозеро выходил на р. Онегу. Еще один путь шел по р. Вытегре, впадающей в Онежское озеро, затем волоком на оз. Лача и оттуда к Каргополю на Онегу. С Онеги по притоку р. Моше, верховья которой сближаются с р. Велью, через волок можно было попасть в бассейн р. Ваги. Именно здесь располагалось становище, упомянутое в грамоте 1147 г.: «на Волоци в Мощи».

Второе ответвление начиналось ниже по течению Онеги, где использовался волок к р. Емце, впадающий в Северную Двину; этот путь фиксирован пунктом в устье Емцы. Наконец, следуя к устью Онеги, осуществляли выход к побережью Белого моря.

В целом, если исходить из списка местностей с четкой географической привязкой, северо-восточные пределы новгородского освоения того времени ограничивались с востока Двиной с ее правыми притокам Пинегой и Тоймой, а с юго-востока — Сухоной.

С середины ХII в. в летописях появляются первые упоминания о действиях ростовских князей, связанные с Заволочьем. В 1178 г. в низовьях Сухоны при впадении в нее р. Юг был заложен форпост «низовской» колонизации Великий Устюг. По-видимому, во второй половине ХII в. происходит раздел Заволочья на две зоны освоения:, западную — новгородскую и восточную — верхневолжскую. Граница между ними проходила приблизительно с северо-запада на юго-восток, пересекая Северную Двину при впадении в нее Пинеги.
 
Археологические материалы, документирующие начальный процесс древнерусского освоения рассматриваемой территории, незначительны. В бассейне Двины и Ваги собственно славянских поселений и могильников ХI—ХIII вв. пока не выявлено, а довольно многочисленные городища этого региона относятся уже к последующему периоду (ХIV—ХV вв.), представляя сельские укрепленные центры феодальных вотчин.

Существенную информацию о путях освоения Заволочья содержат находки монетных и денежно-вещевых кладов, этническая принадлежность которых, правда, как правило, не поддается определению. Более всего обеспечена такого рода материалами западная часть водных магистралей, по которым осуществлялись связи ладожан и новгородцев с Подвиньем …
Между Заонежьем и Подвиньем нумизматические находки неизвестны. Однако показательно их наличие в бассейне самой Двины — у с. Благовещенское на р. Устья при впадении в нее р. Кокшеньги (дата зарытия около 1030 г.), в Стрелецкой слободе (междуречье Ваги и Сухоны) — серия монет Этельреда II (979—1016 гг.) и в окрестностях Великого Устюга. Несмотря на малочисленность этих находок, они позволяют предполагать, что западная часть Подвинья не позднее первой половины ХI в. уже входила в сферу западной торговли с Пермью, осуществлявшейся по Сухоно-Вычегодскому пути с его вероятными ответвлениями на север. Несомненна прямая или косвенная связь этого явления с начальным новгородским освоением Заволочья.

Рассмотренные данные лишь косвенно отражают включение Заволочья в орбиту древнерусского влияния. В значительно большей степени этот процесс выявляется на материалах финно-угорских могильников, кладах вещей и отдельных находках финского характера, анализ которых позволяет осветить и своеобразие культурных традиций местного населения.

Влияние колонизации Заволочья на быт и язык чуди

Связи Заволочья с Русью археологически засвидетельствованы уже на материалах наиболее ранних чудских памятников ХI—начала ХII в. На первом этапе они выражались в проникновении в Подвинье славяно-русских изделий — украшений, орудий труда, бытового инвентаря, использовавшихся в качестве эквивалента в меховой торговле. Позднее здесь начинают прослеживаться явления, не сводимые только к торговым связям. В чудских погребениях конца ХII—ХIII в. на средней Ваге отмечена кружальная керамика древнерусских или близко напоминающих их форм, бытующая наряду с местными сосудами ручной лепки. В ХII—ХIV вв. гончарная посуда получила распространение и в остальных районах западной части Подвинья. Установлено, что с конца ХII в. славянская керамика появляется в землях перми вычегодской. По мнению Э.А.Савельевой, такие находки наряду с попаданием на памятники замков, ключей, предметов христианскою культа и многочисленных украшений древнерусского происхождения "свидетельствуют не только о торговых связях со славянами, но и о проникновении и оседании славян на Выми и Вычегде”. Производилась ли такая керамика пришлыми мастерами, или же изготовлялась чудью, воспринявшей качественно новую технику гончарного производства и славянские формы посуды, в любом случае этот факт свидетельствует о непосредственных контактах финно-угров с первыми славянским поселенцами, оседавшими в иноязычной среде или в ближайшем соседстве с аборигенами.

Не менее существенными представляются изменения в погребальной обрядности, обнаруживающей тенденцию к распространению однотипной западной ориентировки умерших и постепенному обеднению инвентаря. На материалах Усть-Пуйского могильника конца ХII—ХIII в. устанавливается корреляция между появлением трупоположений с западной направленностью и увеличением вещей новгородского происхождения. Для определенного этапа (ХIII—ХIV вв.) можно предполагать и внедрение в чудскую среду некоторых элементов христианства. В этом отношении показательно наличие в бассейне Кокшеньги захоронений с нагрудными крестами, вряд ли использовавшихся только в качестве украшений.

Судя по письменным источникам и данным археологического обследования, в Заволочье до ХIV в. укрепленные поселения — опорные пункты колонизации — отсутствовали. По-видимому, на раннем этапе межэтнические контакты протекали в местностях, где происходил ежегодный сбор дани и осуществлялся торговый обмен с аборигенами. Здесь же могли оседать на постоянное житье и русские поселенцы.

Погосты в значении определенных территориальных единиц фиксируются в актовых документах с ХIV в., причем для некоторых из них устанавливается преобладание чудского населения....

Проблема ассимиляции чуди, протекавшей в эпоху интенсивной колонизации Заволочья и слабо обеспеченной археологической информацией, решается в основном на ретроспективном использовании материалов этнографии, лингвистики, антропологии и фольклора с привлечением скудных исторических данных. Темпы самого процеса во многом определялись характером освоения территорий. М.В.Витов выделяет два типа колонизации Русского Севера: 1) колонизация, осуществлявшаяся в ходе массового переселения крестьян и сопровождавшаяся относительно быстрым изменением этнического состава (процесс главным образом этнический); 2) феодальный захват земель при монастырской или боярской колонизации, далеко не всегда сочетавшийся с широким продвижением русского крестьянства и вследствие этого определявший замедленные темпы ассимиляции финно-угров (процесс социально-экономический). Предложенная автором дифференциация не абсолютна, так как на Севере имело место частое переплетение этих процессов, но все же она позволяет наметить преимущественные зоны колонизации обоих типов: для первого из них — Нижняя Двина, Беломорское побережье, водораздел Ваги и Сухоны, Кокшеньга, верхняя Вага, Среднее Подвинье и участки Верхнедвинского бассейна; для второго окраинные районы на водоразделах по Онеге, в Прионежье, по Пинеге, Тойме и верхней Сухоне....

Таким образом, к ХV в. на значительной территории Заволочья преобладал верхневолжский (владимиро-московский) массив населения, новгородские же следы малозаметны. Начало этого явления связано с последствиями монголо-татарского вторжения в верхневолжские княжества, вызвавшего отток на север широких крестьянских масс и передвижку туда мелких княжеских родов. Результатом “низовского” движения явилось оформление во второй половине - конце ХIII в. области Ростовщины на Среднем и частично Ниж Подвинье, дополненной в ХIV—ХV вв. вновь возникающими "ростовщинами“. Направление колонизации способствовало ускоренным темпам ассимиляционного процесса. На такую мысль наталкивают некоторые данные антропологии.

М.В.Витовым выделен онежский антропологический тип, связываемый им с финно-угорским субстратом и отмеченный в обширной полосе от Онежского озера до Мезени. Этот финно-угорский по происхождению тип топографически не коррелируется с ильменско-белозерским, но зато образует отчетливую взаимосвязь с носителями верхневолжского антропологического типа.

Рассмотренная выше грамота о покупке Шенкурского погоста фиксирует проживание чуди в среднем Поважье в начале ХIV в. О чуди того же района повествует и Житие Варлаама Важского (умер в 1467 г.), составленное в конце ХVI в. В беломорских грамотах ХVI в. содержатся данные об особом поборе — "чудском постое" который взимался властями с местного населения на пути проезда из охотничьих угодий чуди в Новые Холмогоры (Архангельск). В рукописи Ричарда Джемса 1618—1620 гг. упоминается народ “чюди" около Холмогор, издревле так называемый, который говорил на языке, отличном от самоедов и лопарей; теперь там больше не находится”
.
Известия о чуди содержатся и в ряде житийных списков, повествующих о событиях конца ХIII—ХIV в., которые приурочены к местностям между Онежским озером и р. Онегой. К району Водлозера (по А.И.Попову) или, возможно, нижнему течению Двины (по Н.А.Мещерскому) относится "запись о мехах” новгородской берестяной грамоты №2, датируемой рубежом ХIV—ХV вв., с перечнем местных прибалтийско-финских имен; в последних Попов усматриает отражение какого-то исчезнувшего чудского диалекта. Являлось ли это более западное население ответвлением древней веси, как это доказывает В.В.Пименов, или же здесь могли проживать иные, впоследствии ассимилированные финские группировки — судить, не имея об этом достаточных свидетельств, не беремся.

Процесс межэтнических контактов, начавшийся еще в домонгольский период, активизировался в Заволочье во второй половине ХIII—ХIV в., когда Важская область и прилегающие земли стали объектом крестьянской колонизации. Вместе с тем разреженность местного населения, рассеянность на больших пространствах и особённости его экономического уклада способствовали длительному сохранению финно-угорских общин. Заволочская чудь, по заключению М.В.Витова, была в значительной степени ассимилирована к ХVI—ХVII вв., “хотя отдельные островки этой загадочной этнической группы (которая, скорее всего, не была единой) сохранялись до ХIХ в.”. Это подразумевает включение определенного местного компонента в состав как средневековой русской народности, так и северных великорусов.


Примечания:
1. Из сборника "Русский Север. К проблеме локальных групп". под ред. Т.А.Бернштам. С.-Петербург, 1995 г.
2. Автор Евгений Александрович Рябинин (1948-2010),  доктор исторических наук, работал ведущим научным сотрудником  Института истории материальной культуры РАН  (Википедия).
3. Статья несколько сокращена.
4. Библиографические ссылки опущены.