Схема Заонежского полуострова: 1 - Кижи 2 - Климецкий о-в 3 - Великая Губа 4 - Вёгорукса 5 - Яндомозеро 6 - Космозеро 7 - Типиницы 8 - Великая Нива 9 - Кузаранда 10 - Шуньга 11 - Толвуя

В Заонежье не было селения, где не высилась бы церковь или часовня, не было дороги, у которой не встретился бы поклонный крест. Огромные крестьянские дома объединяли под одной крышей жилье и хозяйственные дворы. Именно в Заонежье наибольшее распространение получил особый тип такого дома — кошель, отличающийся монументальностью и обилием резного декора. Главное же — все эти постройки, а также изгороди, мельницы, колодцы, даже лодки составляли удивительное единство с окружающим пейзажем — каменистыми кряжами, полями, перелесками, небольшими озерами и водными далями Онего. Именно здесь, на безлесом Кижском острове, почти чудом сохранился до наших дней самый замечательный ансамбль русского деревянного зодчества, включенный теперь в список Всемирного культурного наследия.

Потому-то именно сюда еще в прошлом веке направлялись крупнейшие фольклористы — П.Н.Рыбников, А.Ф.Гильфердинг, Е.В.Барсов, чтобы записывать былины и песни, причитания и сказки, а уже в нашем столетии — этнографы, искусствоведы, археографы, историки архитектуры, художники ...

Естественный и медленный процесс разрушения патриархального уклада (а с ним и всего облика заонежских деревень) был чрезвычайно ускорен насильственной коллективизацией. Стремление как можно быстрее искоренить религию, враждебное отношение властей к историческому наследию, как к пережиткам темного прошлого, — главная причина гибели большинства церквей и часовен. Одни долгие годы стояли в запустении, другие были уничтожены сознательно. Разрушение структуры крестьянского хозяйства привело к тому, что дворы за ненадобностью забрасывали или разбирали на дрова, а оставшиеся без них старые избы переставали поддерживать. В результате — обезлюдение, исчезновение одних деревень, полная перестройка других. Потому уже не приходится удивляться, что местные жители часто не узнают родных деревень на фотографиях, снятых 70 или даже 50 лет назад.

И хотя несколько десятков часовен и церквей еще стоят в Заонежье, а в Кижах существует большой и широко известный музей под открытым небом, куда перевезен ряд ценных памятников Карелии, в целом произошли изменения необратимые....

Неотвратимость случившегося исследователи предрекали давно. Еще в 1860-х годах П.Н.Рыбников в „Заметках собирателя" писал: „Я понимал, что драгоценные сказания могут не нынче-завтра навсегда погибнуть и торопился записывать уцелевшее". „Эпическая поэзия должна исчезать с развитием грамотности и промышленного духа в народе", — вторил ему чуть позже А.Ф.Гильфердинг. „Необходимо как можно скорее зарисовать и заснять придорожные... и надхолмные кресты и часовни. Большинство из них уже гниет и разваливается. С наблюдением и „охватом" всего, что еще можно найти, надо торопиться", — отмечал Б.В.Асафьев в 1925 году. Спустя два года, подводя итоги первой комплексной экспедиции по Заонежью, еще более тревожно писал К.К.Романов — выдающийся исследователь древнерусской архитектуры: „...Старинные художественные традиции в наше время быстро и невозвратно погибают: вещи исчезают и скоро настанет время, когда с искусствоведческими целями незачем будет ездить на Север, нечего будет собирать на Севере, как уже нечего собирать искусствоведу во многих частях центра России".

Сегодня можно сказать, что крестьянская культура, имевшая многовековые традиции, была разрушена в течение жизни одного-двух поколений.... Чтобы как-то предотвратить катастрофу, необходимо с возможной полнотой сохранить в народной памяти жизнь ушедшего мира, его людей, их этические и эстетические идеалы, воплотившиеся в церквах, часовнях, избах, не говоря уже о песнях, былинах, иконах, ремеслах...

Как остановить историческое мгновение, чтобы запечатлелись в нем подробности быта, живые человеческие лица, неповторимость каждой деревни, каждого погоста -при повторяемости основных архитектурных форм и планировочных решений? К сожалению, многое из погибших ценностей Заонежья не было запечатлено. Так, остались неизученными два давно погибших шедевра деревянного зодчества — Троицкая церковь Климецкого монастыря (непосредственная предшественница двадцатидвухглавой Преображенской церкви в Кижах) и храм Рождества Богородицы в Кузаранде...
 
И все-таки Заонежью „повезло" больше, чем многим другим областям Русского Севера. Повезло главным образом благодаря четырем экспедициям: 1899 года — М.А.Круковского, 1912 и 1926 годов — под руководством уже упомянутого К.К.Романова, наконец, в 1942-1944 годах — финского исследователя Л.Петтерссона, в будущем крупного историка архитектуры Карелии, Финляндии и Скандинавии (сведения об этих ученых приведены в разделе „Авторы фотографий").

Об экспедициях следует рассказать подробнее. Первая была поездкой с этнографическими целями, в результате которой М.А.Круковский выпустил несколько экземпляров альбома „Виды и типы Олонецкой губернии" (с подлинными фотографиями) и передал их в основные библиотеки и музеи Петербурга и Москвы (местонахождение негативов неизвестно).

Вторая экспедиция была организована этнографическим отделом Русского музея в 1912 году с целью поиска традиционного дома-комплекса, который мог бы послужить образцом для изготовления модели. Ее предполагалось экспонировать в музее. Таким домом и стала усадьба крестьянина П.Петунова в Великой Губе, зафиксированная на 33 снимках (к сожалению, нет или не сохранились фотографии интерьеров). Всего же фотографом В.М.Машечкиным, сопровождавшим К.К.Романова, было сделано более сотни первоклассных в художественном отношении фотографий. Конечным пунктом этой экспедиции были Чёлмужи. На обратном пути ее участники, перебравшись по Онеге в Толвую, далее проехали на лошадях через Кузаранду, Великую Ниву и Космозеро в Великую Губу, которая оказалась запечатленной на снимках особенно тщательно.

Через 14 лет — новая экспедиция, теперь от секции крестьянского искусства Государственного института истории искусств (быв. Зубовского). Готовясь к ней, К.К.Романов впервые сформулировал задачу комплексного изучения всего уклада жизни крестьян этого единого в историко-географическом и этническом отношениях района Карелии, основных видов их словесного, изобразительного и архитектурного творчества. Поэтому в состав экспедиции были включены специалисты по фольклору (А.М.Астахова, Н.П.Колпакова, И.В.Карнаухова), народному театру (В.Н.Всеволодский-Гернгросс, С.С.Писарев), музыке (А.В.Фингарин, В.В.Эвальд, Е.В.Гиппиус), изобразительному искусству (Ю.Н.Дмитриев, Л.М.Шуляк, К А.Болыпева), тканям и вышивкам (Е.Э.Кнатц), этнографии (Д.К.Зеленин, К.А.Сытова). Фотографом был искусствовед Ф.М.Морозов. Архитектуру исследовал сам К.К.Романов, который позднее, подводя итоги экспедиционной работы, писал: „Изучение художественной культуры деревни требует обстоятельного одновременного собирания материалов по всем отраслям искусства какого-либо района... Экспедиция 1926 года стремилась всесторонне изучить художественную жизнь и проследить влияние... Ленинграда на творчество деревни".

Всего за один месяц экспедиция обследовала 72 селения, обмерила 5 крестьянских усадеб, 4 шатровые церкви, около 80 архитектурных деталей, было зарисовано более 20 предметов утвари, имевших художественное значение, сделано примерно две тысячи фольклорных записей, 112 мелодий записано на фонограф и снято около 250 фотографий. Из перечисленного сохранилось многое, но не все. Где-то, после закрытия института истории искусств в 1930-х годах, затерялись все графические материалы и научные отчеты. Большинство стеклянных негативов экспедиции, завернутых в газеты начала 1930-х годов, я нашел в 1965 году на шкафах фольклорного сектора Пушкинского Дома и убедил тогдашнего директора Ленинградского отделения Института археологии (ныне Институт истории материальной культуры) профессора М.К.Каргера взять их на постоянное хранение в архив института, где уже находился личный фонд К.К.Романова.

После еще одной экспедиции с аналогичными целями (в Архангельскую область), важнейшая работа по изучению Русского Севера была прервана: наступил „великий перелом" в жизни крестьянства, и интерес к его многовековой культуре пришел в противоречие с жесткими идеологическими установками, отвергавшими ценности прошлого. Все, что было связано с традиционным укладом жизни, стало считаться реакционным и недостойным "светлого юудущего". Задуманные итоговые труды северных экспедиций К.К.Романова не были даже написаны. Еще раньшее пропали негативы М.А.Круковского: в 1903 году он безуспешно предлагал их приобрести Русскому музею...

Четвертая экспедиция приходится на то время, когда Заонежье было оккупировано финской армией. Молодой лейтенант Ларс Петтерссон, еще до войны начавший изучать в Хельсинкском университете деревянную архитектуру, и его друг скульптор Ойва Хелениус добились от армейского командования разрешения зафиксировать все памятники архитектуры в зоне военных действий, с тем чтобы принять меры к их сохранению. В течение полутора лет (7 октября 1942 года — 15 июня 1944 года) на территории Заонежья ими было обмерено и сфотографировано 242 церкви и часовни, из которых сохранилось теперь всего 32. Снятые тогда 1640 фотографий вместе с чертежами являются поэтому бесценными, а подчас и единственными, источниками для изучения архитектурного наследия Заонежья.

Во время войны, когда, казалось бы, все препятствовало изучению культурных ценностей, тем более на территории противника, Л.Петтерссон не только понял их непреходящее общечеловеческое значение, но и по существу завершил дело, начатое в 1926 году К.К.Романовым (о котором в те годы он вряд ли и слышал). Так, благодаря усилиям русского и финского ученых, на фотографиях сохранено то, что мы не могли или не сумели уберечь, их снимки составляют значительную часть тех, что воспроизведены в альбоме.

Примечания:
1. Из книги М.И.Мильчика "Заонежье. История и культура".Лики России, СПб, 2012.
2. Текст несколько сокращен.
3. Иллюстрации  опущены.