М.И.Мильчик,
кандидат искусствоведения, профессор,
зам. ген. директора НИИ «Спецпректреставрация»,
г.Санкт-Петербург

ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ ЛИХАЧЕВ
И АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОХРАНЕНИЯ  КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ

Память — это не сохранение прошлого,
это — забота о вечности,
это форма воплощения вечности
и преодоление времени.
Д.С.Лихачев

Cбережение культурного наследия, определение его особой роли в обществе и, в частности, для воспитания новых поколений — главная тема многочисленных выступлений, статей и книг Д.С.Лихачева. Свою миссию он видел в возвращении обществу забытых за годы советской власти «простых» — вечных истин. Успеху в этом деле способствовали высокий моральный авторитет ученого, его истинная интеллигентность, драматизм жизни и широкая известность как блестящего специалиста в области древнерусской культуры. Теперь попытаемся взглянуть с позиций сегодняшнего дня на основные идеи, выдвинутые Лихачевым в отношении роли и места культурного наследия, неотъемлемой частью которого является деревянное зодчество.

1. Ученый впервые распространил понятие экологии на культуру, имея в виду под этим сохранение целостности культурной среды, ее баланса в условиях трагических катаклизмов прошедшего века. В условиях же стремительно изменяющейся среды обитания «сохранение культурной среды — задача не менее важная, чем сохранение природы... Целостность природных связей — целостность культурных связей. Культурная среда не менее необходима для духовной, нравственной жизни, для духовной оседлости, для привязанности к родным местам, следования заветам предков, для нравственной самодисциплины». Эта среда дает каждому возможность «ощутить себя в истории».

2. Памятники — одно из важных средств патриотического воспитания: «если человек не любит старые дома, старые улицы, пусть даже плохенькие, значит, у него нет любви к своему городу. Если человек равнодушен к памятникам истории своей страны, значит, он равнодушен к своей стране».

3. Памятники культуры — в широком смысле — являются средствами определения и осознания каждым поколением и каждым человеком своего места в историческом процессе. Они — своего рода эстафета, передаваемая из прошлого в будущее (отношение к простому на первый взгляд зданию разительно меняется, если вы узнаете, что здесь, в этом доме, зале бывали, выступали Пушкин, Блок, Чайковский, другие выдающиеся люди своего времени, эти стены видели и эти дома видели..., на этих книгах сохранились автографы и т. д. и т. п. Одновременно памятники — важный фактор психологической адаптации человека к меняющемуся миру, фактор сохранения психологического равновесия, устойчивости. В то же время памятники — знаки (маркеры) места (Москва — это Кремль, Покровский собор, Петербург — Адмиралтейство и Медный всадник, Кижи — церковь Преображения и весь ансамбль погоста, Петрозаводск — Круглая площадь и здание Главпочтамта, Вологда — Софийский собор, Архангельск — Гостиный двор и т. д.).

4. Памятники — документы эпохи, поистине неисчерпаемые источники наших знаний о прошлом, неисчерпаемые потому, что каждая эпоха усовершенствует методику их изучения. Достаточно вспомнить о дендрохронологическом или радиоуглеродном анализах. Только памятники, как недвижимые, так и движимые, — истинные свидетели исторического времени. Поэтому сохранение подлинности, пусть даже фрагментарной, первейший критерий при решении всех вопросов, связанных с судьбой памятника, его реставрацией или приспособлением.

5. В реставрационной методике главная задача — сохранение подлинности, признание ценности наслоений (изменений), ибо они отражают жизнь памятника, перемену вкусов, функций и таким образом также являются источниками наших знаний о прошлом. Реставрация — лечение, продление жизни, и тут применим важнейший принцип медицины «не навреди!». Лихачев неоднократно говорил о порочности теории оптимальной даты при поиске реставрационных решений, нередко приводившей к сносу более поздних пристроек или уничтожению иных признаков долгой жизни того или иного здания.

Спор о реставрации парков, о правомерности возвращения парку первоначального, более или менее гипотетичного облика заставила ученого обратиться к далекой на первый взгляд области — истории паркостроения и написать «Поэзию садов» и «Заметки о реставрации мемориальных садов и парков», а затем взяться за составление сборника статей виднейших реставраторов архитектуры, живописи, скульптуры, средневековой книжной миниатюры, древнерусского шитья и даже литературных текстов (последнюю статью написал сам Д.С.Лихачев). Все они составили замечательную книгу «Восстановление памятников культуры» (М., 1981).

Ныне же известный постулат Венецианской хартии «реставрация кончается там, где начинается гипотеза» все чаще нарушается на практике. Происходит размывание научных критериев реставрационной науки, опыт строительства новоделов вторгается в реставрацию, в результате чего отреставрированные памятники начинают выглядеть как новенькие. Иногда же памятники вообще сносят, как, например, деревянный дом первой половины XIX в. архитектора Малахова в Екатеринбурге, некоторые особняки в Москве, дачи на Каменном острове Петербурга, чтобы заменить их приблизительными копиями, нередко даже в ином материале. В сохраняющихся памятниках стало обычным делом, когда докомпановкам стараются придать вид подлинных элементов, а современные материалы и методы облегчают фальсификаторам достижение их целей. Иными словами, стираются границы правды и лжи, имитация все более завоевывает право на жизнь. С особой остротой эта проблема за последние годы встала в прикладном искусстве и живописи, начиная от икон и кончая искусством авангарда. На художественный рынок хлынуло множество трудновыявляемых подделок («фальшаков»), еще более обострив проблему подлинности.

6. Воссоздание погибшего памятника — это всегда его макет, в лучшем случае — восстановление его градостроительной функции, но в нем нет и не может быть того, что делает памятник памятником — подлинности. Он ничего «не знает» о прошлом. Он лишь отражает наши сегодняшние, заведомо неполные знания о прошлом. Он не может быть документом ушедшей эпохи. Он в лучшем случае становится напоминанием о погибшем памятнике или памятником памятнику. Когда Д.С.Лихачева после последней реставрации пушкинской квартиры на Мойке, 12, где почти все было сделано заново и в новых материалах, спросили, что же здесь осталось подлинного, он долго молчал и потом ответил с предельной точностью — пространство.

7. Деревянные памятники — наиболее хрупкая и наименее защищенная часть архитектурного наследия (И.В.Маковецкий). Европейский Север, где до недавнего времени их сохранялось относительно много, Лихачев рассматривал как огромный музей с большим запасом невыявленных ценностей, причем музей, в котором особое место занимают памятники деревянного зодчества — наиболее самобытной, наиболее оригинальной части нашего национального архитектурного наследия: «Если бы был найден какой-то способ определять в зодчестве дозу лирического начала, — писал Лихачев, — то уверен, это лирическое начало было бы особенно велико в народном деревянном зодчестве и в гениальной древнерусской архитектуре, ибо в основном зодчие работали "с образца"..., полагаясь на то, что "мера и глаз укажут"». Если говорить о вкладе России в мировую культуру, то это — литература, музыка и... деревянное зодчество.

8. Лихачев всегда поддерживал выступления в защиту конкретных памятников, будучи активным сторонником теории «малых дел»: он подписывал письма в защиту Преображенской церкви в Кижах, призыв к срочным действиям по спасению шатровой церкви в Бестужеве (Устьянский район Архангельской обл.), Алёшкиного дома в дер. Чур-ковской с замечательными росписями мастеров Петровских (Вельский район Архангельской области). В двух последних случаях Лихачев не смог переломить негативную тенденцию: церковь в Бестужеве погибла, а для реставрации дома Петровских (или перевозки его в Вельск), находящегося на краю гибели, денег не нашлось до сих пор... И тем не менее Дмитрию Сергеевичу удалось многое: он способствовал возрождению парка Монрепо под Выборгом и созданию там музея, добился устройства пожаробезопасного хранения рукописей Пушкина, отстоял Невский проспект от его осовременивания путем сплошного остекления первых этажей домов, убедил отказаться от строительства башни «Петр Великий» на Васильевском острове (теперь эта идея в еще более амбициозной и разрушительной для Петербурга форме возникла вновь. Итоги конкурса будут подводить в ноябре — как раз в дни празднования столетия ученого). Список «добрых дел» Лихачева можно было бы легко продолжить, однако успеха его выступления достигали далеко не всегда: власти, как раньше, так и теперь, умеют «в упор не слышать» и «в упор не видеть».

9. К подлинным экологическим катастрофам Лихачев относил гибель памятников архитектуры, урон библиотекам (им было много сделано для минимизации ущерба после пожара Библиотеки Академии наук) и обеднение лексики русского языка. Теперь этот длинный ряд невозвратных потерь одного только деревянного наследия стремительно растет, приближаясь к полному исчерпанию: это Рождествено (Гатчинский район Ленинградской области) — дом Владимира Набокова, самый старый из дошедших до нашего времени деревянный усадебный дом в России, дом Евгения Баратынского и Федора Тютчева в Муранове (Пушкинский район Московский области) — единственный мемориальный музей, почти полностью подлинный; наконец, Манеж в Москве и Троицкий собор в Петербурге с уникальными деревянными конструкциями стропил, чудом сохранившимися.

Приведу далеко не полный перечень потерь выдающихся памятников деревянного зодчества только за последние годы: сгорели церковь Двенадцати апостолов (1799 г.) в селе Пиринемь на Пинеге, ансамбли Усть-Кожского, Верхнемудьюжского погостов (XVII— XVIII вв.) на реке Онеге и Волнаволокского в Ленинградской области (XVIII—XIX вв.), обрушилась церковь Трех святителей (1782 г.) на Ваге — последний памятник некогда весьма значительного Богословского монастыря, рухнул шатер Никольской церкви (1670 г.) в селе Волосово Каргопольского района, стоит без кровли Предтеченская церковь (1780 г.) в селе Литвинове на Ваге, вот-вот рухнет одна из самых древних шатровых церквей — Ильинская в Задней Дуброве (1622—1630 гг.) В 2004 году сгорела знаменитая Спасская церковь на сваях (1628 г.), перевезенная из волжского села Спас-Вежи на территорию Костромского музея, погибла башня Якутского острога (1683 г.) — один из последних подлинных памятников деревянного крепостного зодчества... Увы, этот скорбный список, к сожалению, имеет длинное продолжение. Во всех перечисленных случаях не было систем автоматического пожаротушения и оповещения. Системы эти, действительно, недешевы, и государство, ссылаясь на отсутствие средств, отказывается оборудовать ими деревянные памятники, видимо, не считая их достойными реальной охраны, подобно той, которую имеет чуть ли не каждый загородный дом, принадлежащий состоятельным владельцам.

У памятников отсутствуют даже сторожа-смотрители. Еще в последние годы Советской власти их штат был ликвидирован в целях пустячной экономии, да так и не восстановлен до сих пор.

10. «Запас» памятников культуры, запас культурной среды крайне ограничен в мире, и он истощается со все прогрессирующей скоростью. До известной степени утраты в природе восстановимы, она умеет залечивать раны. Иначе с памятниками культуры: их утрата невосполнима, ибо они всегда индивидуальны, всегда связаны с определенной эпохой в прошлом, с определенными мастерами, их почерком, подчас трудноуловимым. Каждый памятник разрушается навсегда. Гибель его — это всегда урон для историко-культурной среды, ослабление ее стабилизирующего свойства, утрата неповторимости места. Это разрыв с прошлым. Непонимание бесценности погибших и еще балансирующих на грани жизни и смерти памятников, глубоко безразличное отношение к ним, к их сохранности вовсе не является следствием недостатка средств, особенно в последние годы, когда в страну рекой текут нефтедоллары. Это яркое свидетельство отсутствия осмысленной культурной политики нашего государства, отсутствия выверенной системы критериев (что надо делать в первую очередь, что во вторую, является ли оправданным именно теперь сотни миллионов долларов тратить на строительство второй сцены Мариинского театра в Петербурге, когда полностью отсутствует финансирование даже противоаварийных работ по гибнущим «деревяшкам»).

11. Развал системы охраны памятников методом расчленения их на федеральные и региональные и создание параллельных структур привели к полной бесхозности и безответственности: никто ни за что не отвечает. Федеральное агентство по культуре и кинематографии и Министерство культуры и массовых коммуникаций заняты выяснением, кто из них главнее, в Петербурге тот же вопрос выясняют КГИОП и Росохранкультура: до памятников ли им?! Процветает правовой нигилизм (грубейшие нарушения режимов зон охраны в Пскове, Новгороде, Москве, Петербурге не пресекаются, более того, ряд нарушений допускают сами власти, а многие исторические города и вовсе не имеет проектов зон охраны; о сельской же местности и говорить не приходится). Между тем Лихачев, рассказывая об опыте работы Национального треста в Шотландии, предлагал объединить в едином органе все аспекты, касающиеся природной и культурной экологии, наделив его широкими полномочиями. С годами это предложение стало лишь более актуальным.

12. Сохраняется двусмысленное положение отечественного капитала, не имеющего стимула к вкладыванию средств в дело сохранения культурного наследия. До сих пор не урегулированы многие вопросы, связанные с приватизацией памятников федерального значения. До сих пор не разработаны подзаконные акты, хотя после принятия Закона об объектах культурного наследия прошло более четырех лет. Почти исчез контроль за содержанием и реставрацией памятников, за соблюдением режимов зон охраны. Не удивительно, что все чаще мы сталкиваемся с самоуправством в отношении деревянных церквей: священник в Большой Шалге (Каргопольский район Архангельской области) разобрал трапезную церкви Рождества Христова (1742 г.), в Варзуге (Мурманская область) священник Успенской церкви построил рядом с храмом по своему усмотрению колокольню, в Лядинах за реставрацию взялась строительная бригада ООО «Северянин», не имеющая и понятия о том, что такое реставрация (однако имеющая лицензию). Научные советы по этим вопросам, как в центре, так и в регионах, бездействуют или же вовсе отсутствуют.

Итак, непонимание обществом и государством значения культурного наследия во всех его сферах — градостроительной, архитектурной, музейной, библиотечной и пр., искаженное представление о подлиных и мнимых ценностях, сознательное разрушение единой системы охраны наследия, нежелание или неспособность к принятию экстраординарных мер для того, чтобы хотя бы приостановить процесс деградации наследия, продолжающаяся клерикализация и сохраняющееся от прежних времен правовое бессилие (закон об объектах культурного наследия практически бездействует) свидетельствуют о глубоком системном кризисе культуры в России. Забыт многократно повторенный Лихачевым тезис: основная проблема в нашей стране — проблема культуры!

Если мы признаем наличие кризиса и считаем «простые истины» Лихачева предельно актуальными для нашего времени, то нам не остается ничего другого, как выступить с требованием к высшим органам власти придать сбережению культурного наследия России статус национального приоритета, а в нем, в свою очередь, одним из самых приоритетных должно стать спасение бесценных остатков деревянного зодчества народов нашей страны.

Примечания:
1. Мильчик Михаил Исаевич - кандидат искусствоведения, член Союза архитекторов России, зам. директора Петербургского НИИ "Спецпроектреставрация", член Советов по сохранению культурного наследия Министерства культуры РФ и Правительства С.-Петербурга.
2. Из Сборника «Народное зодчество» (Петрозаводск, 2007) с материалами международной научно-практической конференции «Забытое наследие. Как спасти деревянное зодчество России», 5 - 8 сентября, 2006 г.

Вернуться на страницу ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА РУССКОГО СЕВЕРА.