Н.А.Криничная,
доктор филологических наук,
зав. сектором фольклора Института языка, литературы и истории Карельского НЦ РАН,
засл. деятель науки РК и РФ
РУССКАЯ ПЕЧЬ: СТРУКТУРНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ В СВЕТЕ НАРОДНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ
Русская печь всегда осмыслялась как символ особого крестьянского мироустройства и мироощущения. С исчезновением прежних устоев русской деревни постепенно утрачивается память об этой некогда основополагающей части интерьера традиционного жилища. Наша задача - рассмотреть важнейшие структурные элементы русской печи в соотнесении с мифологией, проявляющейся в вербальных, акциональных (выделенные слова - см. в конце статьи - М.З.), изобразительных формах фольклора.
В качестве материального объекта, сопряженного с нематериальным миром, печь в мифологическом сознании воспринимается как сакральный центр жилища, сопоставимый с алтарем в церкви. Она - непременный участник многих исполняемых в избе обрядов: семейных, лечебных, продуцирующих, апотропейных, мантических и др. Печь соединяет жизненно важные функции и, прежде всего, функцию упорядочивания микрокосма жилища - его объемного пространства, семейного и хозяйственного укладов.... Подателем же всех благ, первопричиной «правильного» течения бытия и стабильности в микрокосме крестьянского жилища является, по народным верованиям, его дух - «хозяин». Печь в быличках и бывальщинах предстает отчасти как эманация домового, отчасти как обиталище и место появления магических действ этого сверхъестественного c ущества.
Дошедшая до наших дней русская печь занимает в интерьере избы едва ли не треть всего ее пространства: это площадь от 2,5 до 3 кв. м, не считая примыкающего к ней голбца. По единодушному мнению исследователей, такая печь ведет свое начало от печки-каменки - куполообразной кладки из камней. Это суждение специалистов подкрепляется сообщениями рассказчиков: «Раньше ведь печи грязные были, как каменки, но по-черному-то [топились]». Некое подобие печки-каменки еще недавно использовалось в севернорусских банях, а также в овинах. Более древние истоки печи проявляются в ее наименовании. Древнерусское пещь значит и «пешера», и «печь, очаг». Данная номинация родственна слову печора - «пешера», т.е. первоначально «подобная печи». Не случайно немецк. Offen - «печь» в баварском диалекте означает «скала с расселиной», обнаруживая тем самым некогда имевший место синкретизм печи и пещеры.
Эволюция техники отопления, по мнению А.А.Шенникова, шла «от открытого очага посередине, через те или иные формы, к печи, поставленной в угол». Печка-каменка зафиксирована, в частности, уже в материальной культуре ильменских славян VII - IX вв.: она располагалась у задней стены рубленного из бревен жилища. Аналогичное отопительное сооружение со сводом из крупных валунов, промежутки между которыми заполнялись мелкими камнями, обнаружено археологами в одном из задних углов избы в Старой Ладоге среди памятников IX - XI вв. Лишь в результате длительного эволюционного процесса появляется русская глинобитная печь, поначалу курная, или черная, рудная, т.е. топящаяся по-черному, не имеющая трубы: дым шел непосредственно в помещение, а затем вытягивался в дверь либо в специально устроенный в потолке или стене дымоволок. Курные избы просуществовали до середины XIX в., а кое-где значительно дольше. В такой избе сформировался основной круг сюжетов о домашних духах, впоследствии благополучно «перекочевавший» в белую избу и дошедший до наших дней.
Занимая место в одном из задних углов жилища, печь в севернорусской традиции располагалась справа или слева от входа. Чаще она была обращена устьем к передней стене. Подобная планировка, по археологическим разысканиям, характерна уже для домов, обнаруженных в Великом Новгороде и датируемых XI - XII вв.
Из всех объектов, составляющих интерьер крестьянских изб, печь, пожалуй, является наиболее сложным сооружением, каждый элемент которого маркируется знаком мифического существа, выраженным вербальными, а подчас акциональными или изобразительными средствами.
Как всякое фольклорное (в широком смысле этого слова) произведение, русская печь в своем структурно-планировочном решении имеет некоторые варианты. Однако главные ее составляющие (а именно они наделены особым мифологическим или символическим смыслом) в различных локальных традициях едины.
Во внутренней части деревянного основания печи устраивали подпечек («подпечье»), мифологический смысл которого, вероятно, зашифрован в росписи на закрывающих его филенках. В поздней традиции здесь встречается монохромный, чаще геометризованный, орнамент. Иногда такой подпечек имел небольшое отверстие, подобное волоковому оконцу. Расположенное поближе к входным дверям, оно могло закрываться решетчатой ставней. Сюда в зимнее время помещали кур, реже — поросят или молодняк крупного рогатого скота. Эта часть печи также служит местом проявления знаков параллельного мира, имеющих в основном, по представлениям носителей традиции, динамический или акустический характер. В одном из мифологических рассказов описывается случай, подобного которому, по словам рассказчицы, «не слыхано было». Из подпечка-курятника, несмотря на то, что «заложечка» у него «была всегда гвоздем заткнута», ночью вылетели куры. Пробив «дыру в том и в другом стекле», они все до одной вылетели через окно на улицу, на мороз: «А это дело было в январе месяце, окол половины января». Этот случай квалифицируется «знающими» как знак приближающегося «большого несчастья», поданный домовым, или «хозяином», локализованным на этот раз в подпечье. Сами же куры, в облике которых некогда выступали домашние духи, представлены теперь в качестве атрибутов этих мифических существ.... Вместе с тем в своих предвестиях, ниспосылаемых из подпечка, домовой может ограничиться звуковыми сигналами. Однако маркированность данного локуса «куриным» знаком, намеченная как бы вскользь и сама по себе, сохраняется и в этом случае: «Домовой в моем доме выживал меня. Дак мы ведь выехали, пришлось выехать. Под печкой (у нас там "подпечья" назывались, кур держали) плакал <.. .> "Плачет и плачет у нас, - говорит, - под печкой"».
В силу локализации в подпечке мифического существа он приобретает особую актуальность и в ритуальной практике. Так, приглашая домового в новое жилище, хозяева выгребают нечто в лапоть, по одной из версий обряда, именно из-под печи. Подобные мифологемы, заключенные в вербальной, акциональной или предметной форме, основываются на древних верованиях, в соответствии с которыми умерших предков, а подчас просто мертвых (ослабленный обычай: мертворожденных детей) было принято погребать под очагом, под печью, равно как и под полом, порогом, передним углом. Под печью же (наравне с использованием других локусов) закапывали и строительную жертву (петушиную голову, лошадиный или коровий череп), принесенную при ее закладке. Связанные с этими обрядами и обычаями представления сыграли существенную роль в формировании образа домового. На этих же представлениях основываются и образы некоторых сказочных и былинных персонажей. Так, герой, длительное время пребывавший на печи, обретает магические способности (Емеля-дурак) либо сверхъестественную силу (Илья-Муромец).
Другую часть данной конструкции образует собственно печь, состоящая из глинобитных, позднее кирпичных, стенок, свода и пода. На определенной высоте от пола (соответственно росту хозяйки) внутри опечка врубают переводы, деревянные конструкции, на которые сплошным накатом настилают круглые бревнышки. Образовавшееся углубление до краев сруба засыпают землей с камнями, замазывают глиной и утрамбовывают. Так создается под - нижняя горизонтальная огнеустойчивая поверхность в печи, в топке. Сюда, придавая печи материнскую и охранительную функции, помещали для «перепекания» родившегося слабым младенца, предварительно обмазав его тестом. Отметим при этом вовсе не случайное сходство такого подпечка с древними тарасами - срубами, образующими стену крепости, заполненными землей и камнями, предохраняющими укрепление от огня.
На концах бревен или брусьев опечка, коим приданы нарочито грубые очертания, покоится сильно выступающая лицевая часть печи, имеющая форму ящика и находящаяся перед устьем печи. Она называй шесток. Шесток (вариант: место под шестком) - один из многочисленных локусов домового. По мифологическим рассказам и поверьям, соотнесенным с мантическими обрядами, «хозяина» можно увидеть в зеркале, установленном именно на шестке. В момент своего появления он принимает облик суженого. По другой версии, от шестка, где гадающие жгут бумагу, принимающую при этом различные формы, отбрасывается тень. По ее очертаниям каждый узнает свою судьбу, ниспосылаемую ему мифическим существом на будущий год. Шесток, так же как и печной столб или угол голбца, осмысляется как средоточие магической силы, что особенно заметно в скотоводческих обрядах: через соприкосновение с ним якобы осуществляется приобщение новорожденного животного (например, теленка) к домовому, приведение под его покровительство.
В боковой стенке шестка, сохраняющего былые признаки открытого очага, обычно слева, но иногда обеим его сторонам, расположен жараток, или загнетка. Это специальное углубление, ниша или ямка, куда заметают для хранения горячие угли, присыпая их золой. Причем угли, осмысляемые в фольклоре как атрибуты некоего мифического существа, символизируют само это существо: «Полная коробочка красненьких яичек». Из постоянно тлеющих там углей всегда можно добыть огонь: например, чтобы поставить самовар или разогреть пищу. Это, казалось бы, сугубо бытовое действие приобретает в загадке мифопоэтическое выражение: «Сидит курица на красных яйцах» (Котел на жаратке). Эта часть печи также символизирует npисутствие мифического существа. Считалось, что перенесение горшка с горячими углями, взятыми из старой печи, на загнетку новой означает переселение самого домового. Да и в дальнейшем на загнетке в урочные дни оставляют горшок каши, обкладывая его со всех сторон углями. Согласно поверьям, домовой эту кашу ровно в полночь съедал - тем поддерживалось его благотворное существование в данном жилище.
....В споре ученых о том, является ли русская печь развившейся из открытого очага или же она не имеет с таковым ничего общего, народный мифологический рассказ, по сути, поддерживает первую точку зрения. Это видно, в частности, из бывальщины, повествующей о двух огнях, которые как бы сами по себе загорелись на чужом дворе. Не связанные с печью, они тем не менее соотнесены с нею. Жалуясь на свою жизнь, один из огней говорит: «Чего хорошего: печь затапливают - ругаются, вечерние огни затепливаются - опять бранятся». В результате разгневанный огонь сжигает двор своих обидчиков, нарушивших этикет обращения с ним.
От самой топки шесток отделен большим дугообразным проемом, называемым устьем или челом, печи. Впрочем, в некоторых севернорусских локальных традициях чело или челесник (чилисник) - это широкая черная полоса, толстый слой сажи, образующийся над устьем при выходе дыма. Если «чело» символизирует лоб воплощенного в печи мифического существа, то «устье» - его уста, губы, рот: ср. устнатый - большеротый, тем более что устье печи в некоторых локальных севернорусских традициях (например, в кадниковских деревнях) называлось хайлом: эта лексема означает «рот», «горло», «глотка». Кроме того, словосочетание «устье печи» имеет синонимы: челюсти, челюстники, чёлестник, что опять-таки вызывает ассоциации со ртом персонифицированного печью существа. По обеим сторонам «чела» расположены боковые стенки устья, именуемые ногами. Закодированные в языке мифологические представления относительно одушевленности печи подкрепляются данными фольклора, и, прежде всего, загадкой: «Стоит Матрена здорова, ядрена, пасть открывает, что дают глотает» . В сказке же печь передвигается, говорит, угощает на границе миров своими пирожками.
Есть основания полагать, что в виде мифического существа, наделенного прежде всего лбом, ртом и ногами, представлялись древнему человеку обожествляемый огонь - очаг - топка. Кроме того, огонь в народных верованиях устойчиво ассоциируется с проявлением душ умерших. Устье же в мифологических рассказах и поверьях осмысляется как некий канал связи с локализованным в печи или в припечном пространстве домашним духом. Не случайно новорожденного младенца, согласно обычаю, подносили к устью печи. В дальнейшем ребенок оставался под покровительством семейного очага. Апотропейную роль играл даже «значок-пятнышко», который мать, взяв мизинцем правой руки немного сажи над устьем, с чела печи, наносила на лоб или за ухо младенца. Аналогичные обрядовые действа производились и с новорожденным домашним животным. Приобщая, например, теленка к печи, к связанному с ней домашнему духу, хозяева терли его мордой о «чилисник» и толкали головой в устье печи. Близким по своей семантике был также обряд, исполняемый перед первым выгоном скота на пастбище. Чтобы обеспечить своевременное возвращение животного домой, крестьяне скармливали ему хлеб, посыпанный солью и намазанный сажей, взятой, по-видимому, все с того же устья, или чела, печи. И хлеб-соль, и сажа — устойчивые эмблемы домашнего духа. Согласно мифологическим рассказам, устье печи актуализировалось и в том случае, когда кто-либо из людей или домашних животных не возвращался из леса. Тогда, по обычаю, «в чело кричали», чтобы заручиться содействием духа-«хозяина» в преодолении кризисной ситуации. Актуализируется этот локус и в мантичеких обрядах: поставив зеркало вместе с зажженной свечой перед устьем печи (как и на шестке), гадающая видит знаки-символы предначертанной ей судьбы. Над шестком устраивается дымоход, который приравнивается к входу/выходу, к окну и дверям.
По окончании топки устье закрывают печной заслонкой. Эта часть, подобно всей печи, в загадках персонифицируется: «Бабушка Софья день и ночь сохнет. А утро придет - и вон выйдет». Печная заслонка в крестьянском обиходе используется не только в качестве сугубо бытового, но и магического атрибута. Так, например, именно к печной заслонке в вологодских (кадниковских) деревнях прикладывали новорожденного теленка, сопровождая акциональную часть обряда приговором, расшифровывающим ее смысл: «Как эта заслоночка держится печки, так крепко держись и ты своего двора». Подобным способом обеспечивается приобщение животного к домашнему очагу, символизирующему жилище, хозяйство, семью, - в конечном счете, к домовому.
В передней и боковой стенах печи делают небольшие ниши - печурки для хранения спичек, для сушки вещей: рукавиц, носков. Эти выемки, как и выступы, ритмично членят се боковую поверхность. Выявление мифологического смысла, приписываемого печурке, возможно лишь с учетом данных, принадлежащих общерусской традиции. Переводя домового из старого в новое жилище, хозяева, согласно очередной версии, выгребают весь «жар» в печурку, а затем, положив горячие угли в горшок и накрыв его скатертью, переносят в новую избу, где по исполнении других обрядовых действий высыпают угли опять-таки в печурку. Эти акциональные и предметные элементы обряда служат символом переселения домового в новое жилище. Стимулируя скорейший переход духа-«хозяина», ему здесь же, на новом месте, в печурке, кладут угощение. Адресованные ему «относы» практикуются и в дальнейшем: в печурке мифическому покровители жилища периодически оставляют лепешку, осмысляемую как знак поминальной трапезы. Сам же домовой обнаруживает свою причастность и к покойникам, и к огню, представления о которых некогда сливались в обряде кремации - древнем похоронном обряде. В печурке, являющейся метонимическим эквивалентом самой печи, ставились священные изображения пенатов («дедов») - все тех же домовых. В этих деревянных антропоморфных скульптурах малых форм крестьяне видели воплощение своих предков, связанных с ними кровнородственными узами....
Таким образом, согласно народным воззрениям, каждый из структурных элементов, образующих печь, может выступать в качестве ее метонимического эквивалента. При этом каждый из подобных эквивалентов обнаруживает тенденцию к персонификации, нередко сохраняя свойства целого, каким является сама печь. Образ же печи зиждется на древних верованиях, которые соотносятся с культом огня, культом предков и культом мертвых. В этом качестве представления о печи совмещаются с образом домового, покровительствующего людям, объединенным общим очагом и кровом.
(с небольшими сокращениями - из сборника "Сельская Россия: прошлое и настоящее", М. 2008)
Объясняем значения некоторых научных терминов:
Вербальный - устный, словесный; письменный.
Акциональный - действенный.
Апотропейный - оберегающий от беды, например, амулет.
Мантический - от "мантика"-гадание; прорицательный.
Синкретизм - слитный.
Голбец - в деревянных избах - возле печи шкаф с дверью , за которой лестница в подклет.
Локус - сосредоточение.
Метонимический - от "метонимия" - замена одного слова другим, близким по значению; эквивалентный..
(источники: Словарь иностранных слов, М. 1964; Советский энциклопедический словарь, М. 1981