В.Н.Харузина
НА СЕВЕРЕ (Путевые воспоминания)

из главы II
НА КУПЕЦКОМ ОЗЕРЕ

Лядины
Большуха
Чаепитие
Лесной царь
Старины
Бесёды

Лядины

...Нет, лес не мертв. Следы пребывания в нем человека заметны. Тут и там догорает еще совсем не остывший костер; среди густой сени леса скромно поднимается крыша низенькой лесной избушки или «фатерки»*; чуть заметная тропа убегает в чащу. Трудна борьба с лесом, окружившим со всех сторон олончанина; зато природа наделила его всеми качествами, необходимыми в борьбе с ней самой: смелостью, упорством, энергией и находчивостью.

Кто видал пашни в лесу – так называемые «лядины», кто знает, что такое «лядиное» или подсечное хозяйство, тот не станет сомневаться в силе воли олончанина.

...Довольствоваться наделом пахотной земли близ своего селения олончанину положительно нет возможности: он слишком мал – всего 1/3 десятина на душу. Вот почему ранней весной, едва только сойдет снег, олончанин уже отправляется в лес выбирать себе место для лесной пашни, так называемой «лядины». Обыкновенно выбор его падает или на лесную поляну, куда легко и удобно было бы свести побольше валежнику, или же на место, поросшее осиной, березой, вообще лиственными породами. Просохнет немного земля – и вся семья крестьянина отправляется на работу. Идут молодые и старые, женщины и подростки. Женщины вооружаются так называемыми «женскими топорами»  или «косарями» (длинный согнутый нож, у которого лезвие находится с внутренней стороны) и для удобства переодеваются в лесу в мужской костюм.

Уходит семья из дому в понедельник. Обыкновенно на целую неделю. С шутками, смехом и говором уходят в лес эти неутомимые работники; еще веселее они возвращаются домой.

В лесу работа кипит с утра до вечера. Рубят маленькие деревца, срубают нижние и верхние ветки с больших деревьев. На ночь возвращаются домой только в том случае, если своя деревня близка. В противном случае ночуют в «фатерке». Она обыкновенно тесна и низка до того, что стать в ней взрослому не никакой возможности. В эту-то «фатерку» вползают рабочие и здесь находят ночной приют. Но бич олонецких лесов -  комар и мошка, мучившие их в продолжении целого дня, зачастую не дают им уснуть. Часто, потеряв терпение, олончанин зажигает березовую ветку и накалившимися ветками прижигает свои раны. Часто за десятки верст он бежит в свою деревню попариться в бане – единственное почти средство, по мнению крестьян, облегчить эти ужасные страдания.

Кончилась подготовка работы на лядине -  срубание веток и деревьев, и олончанин оставляет ее до будущего года. Получившаяся куча валежника успевает высохнуть до следующего лета. Тогда снова является сюда хозяин ее с домашними; лядина поджигается со всех сторон; горит валежник, коробятся и трещат листья, искры взлетают вверх – и среди этого пламени, среди едкого густого дыма ходят владельцы лядины, переворачивая сучья и бревна, не давая гаснуть огню до тех пор, пока не испепелится весь валежник. Эта работа большей частью отражается на глазах, которые потом страдают воспалением.

Вспахивают лядину сохой особенного устройства, которая не глубоко забирает землю. Боронуют особенной, олонецкой бороной, сделанной из толстых сучьев сосны, снабженных многочисленными мелкими сучками. Такие сучья расщепляют и обращают всеми сучками вниз, которые таким образом заменяют железные зубцы нашей бороны.
Много труда стоит олончанину его пашня, но она вознаграждает его хорошо, возвращая ему его посев иногда сам 20 (т.е в 20 раз - М.З.).
По своему внешнему виду лядины с особенной мягкой сероватой зеленью, свойственной злакам, сквозь которую проглядывают черные обгоревшие пни, с выдвигающимися белыми сырыми стволами берез и осин, представляют вполне оригинальную картину.

*   «фатерки» или «лесные избушки» ставятся в лесу для ночлега крестьян, уходящих в лес на работу, иногда на целую неделю. В них находят себе приют и запоздавший охотник и путник.
** также поступают и при рыбной ловле, когда женщине подчас приходится входить по пояс в воду.

Большуха

Семья Мошниковых – так звали наших авдеевских хозяев – состояла из десяти членов. Это была так называемая «большая семья», где жили вместе дети трех умерших братьев. Во главе стоял сын старшего брата, Федор Гаврилович – большак. Федор Гаврилович уже стар, женат во второй раз на молодой вдове – лет 20-30 – Авдотье Феодоровне. У него нет детей.  Но жена его не тужит об этом.  «Да и к чему дети? Только лишняя забота. У нее и без того дела много». Она помогает мужу в его красильне (Федор Гаврилович берет на дом холст и красит его в кубовой цвет с разными рисунками по 1 к. за аршин). Кроме того она большуха – нужно стряпать на всю семью. Надо суметь распределить всем работу.

Большуха должна не только быть дельной, умной и работящей, но ей необходим еще такт в обращении со всеми членами семьи. Авдотья Феодоровна держит мужа в руках: он следует ее советам; она даже взяла ключ от сундука, где у него хранятся деньги, и порой осмеливается требовать от него отчета в затрате их. Но к чему ей показывать явно свою власть и тем вооружить против себя самолюбивого мужа? Авдотья Феодоровна как большуха может всех заставить делать, что хочет.  Но она делает это ласково, приветливо. Она даже поступится иногда своими правами: пойдет ловить рыбу, доить коров, дать корму овцам, вместо того, чтобы поручить это кому-нибудь.  Она никогда сразу не выскажет своей мысли, не узнав  сначала мнения и расположения собеседников; иногда она отделывается резким сдержанным смехом, звучащим неприятно, неестественно, или протянет полувопросительное полуутвердительное «ну».

Авдотья Феодоровна образцовая хозяйка: все у нее в порядке, все чисто, всего вдоволь – дом Мошниковых ставится в пример в окрестных деревнях. Сама она оживленная, вечно веселая, вечно в хлопотах. Одаренная в высшей степени практическим умом, она еще потому получила навык в обращении, что в их доме всегда останавливаются проезжие чиновники. Ходит она в простом ситцевом сарафане. с низко открытым воротом и широкими короткими рукавами выше локтя. Ключи, обыкновенно вверяемые только большухе, привязаны к помочам сарафана и спрятаны за пазухой. В праздник надевает она шерстяной сарафан и сверху закрытую кофту, потому что «не ладно так-то в рубашке» Есть у нее и «подзор»* на голову, богато шитый жемчугом; но он бережется только для самых больших праздников.

Большая семья на первый взгляд производит замечательно приятное впечатление стройности и порядка, конечно, если во главе ее стоят умные большак и большуха. Вы видите перед собою огромную машину, в которой отдельные колеса, блоки и винты движутся постоянно в определенном для них пространстве, не задевая друг друга. Каждый имеет свое назначение, а вместе с тем получается стройное целое.

Рано утром встает семья и тотчас требует  «обеда». Большуха накормит их, даст хлеба в запас. И  вся семья отправляется на работу. Большак и большуха в богатых семьях остаются дома.

Стряпать на всю семью – эта обязанность лежит исключительно на большухе. «Я пять лет хлебы пеку» равносильно выражению «я пять лет состою большухой». В богатой большой семье, где не дорожатся каждым куском, стряпать приходится много: каждый день печь хлебы и «рыбники»**, замешивать огромное количество сырого теста***, по праздникам изготовить на  всю семью пироги с толокном и оладьи, калитки****, крендели и овсяные блины. Аппетит у всех этих работников уравновешивает израсходуемые на трудной работе силы. Но все-таки работа большухи может считаться отдыхом в сравнении с трудом прочих членов семьи. Кроме того у нее остается еще много свободного времени, которое она может употребить на себя.

Но вот  наступает вечер, и возвращается из лесу утомленная семья. Сбрасывают с отекших ног берестяные лапти; крошни и топоры живо складываются в сторону; армяки летят на лавки – семья прежде всего требует есть.

Теперь наступает черед большухи. Быстро ходит она взад и вперед, тащит горшки с сырым тестом, достает свою стряпню из печки. Надо не только накормить семью – надо и убрать за нею оставшиеся куски, вымыть посуду, приготовить «мякушек»(круглые черные хлебы) на завтрашний день. Иногда кроме того приходится топить баню. Другие члены семьи не вмешиваются в эти дела, не помогают большухе;  иногда даже шутливо торопят ее: теперь настал их черед отдыхать. А ее черед работать – все это в порядке вещей.

*  подзор – женский головной убор, обыкновенно украшенный местным жемчугом.
**    рыбники – пироги с запеченной в них рыбой.
*** сырое тесто – замешивается овсяная мука с водой; ее оставляют  киснуть весь день; это кислое тесто составляет одно из любимых кушаний крестьян Пудожского уезда.
**** калитка – лепешка из гречневой муки с пшеном, имеющая вид ватрушки; очень пресна на вкус.

Чаепитие

….Мы скоро сблизились с нашими хозяевами. Происходили ежедневно взаимные угощения: нас поили кофеем *, сваренным в горшке, кормили «сычнями» (соченки) с сахаром, толокном, овсяными блинами, оладьями – одним словом всеми праздничными кушаньями; мы в свою очередь угощали чаем с вареньем и белым хлебом, привезенным из города. Даром, что хлеб успел уже почерстветь – он все-таки был в диковинку деревенским жителям. Одна старуха просила нас дать ей корочку этого хлеба, чтобы отнести больной дочери.

При  чаепитии соблюдались известные формальности. Сидеть ближе к переднему углу считалось большой честью – от нее скромно отказывались, но бывали очень рады, если настаивали на упрашиванье. Женщины сидели отдельно, за другим столом, если присутствовали мужчины. Кажется, очень удивлялись, что я садилась рядом с братом. Впрочем, чаще всего я подсаживалась к женщинам, что доставляло им большое удовольствие. Пили помногу – по 10 или 12 стаканов без остановки. Класть сахар в чай считалось также большим почетом, чем давать его в прикуску.

* Употребление кофе в Пудожском уезде быстро распространяется. Он пришелся по вкусу пудожанам. Случается, что бедные ходят просить у богатых «на кофе».

Лесной царь

…Чаще ее рассказы касались лесного царя. Неудивительно, что лес, обступивший со всех сторон олончанина, - этот лес, в котором проводят почти все дни года крестьяне, будь то на охоте или за работою на лядине, лес, полный таинственности, производит могучее впечатление на ум олончанина, держит в плену его фантазию. Вот как представляет себе мощного властителя леса пудожанин.

Весь лес, говорят пудожане, принадлежит лесному царю, который живет в нем с женой и детьми. Это такая же семья, как и человеческая, и на людей-то они похожи, только «почернее будут». У лесного царя есть верные собачки, сопровождающие его всюду – маленькие и пестрые, которых, однако, редко можно увидать; есть и верные слуги, подчиненные ему – то лесовик или леший, ростом с дерево, и другие лесные духи, боровики и моховики, отличающиеся от лешего только тем, что меньше ростом. Злой лесовик – враг крестьянина: он уводит у него скотину в лес, так что иногда и не сыщешь ее; он же сбивает с пути охотника, заводит в лесу ушедшую по грибы да по ягоды девушку.

Собственно лесному царю не приписывают злобы. Разве только в редких случаях, причем ясно смешение его с лесовиком. В большинстве случаев из рассказов пудожан явствует, что лесной царь «праведный»: даром никого не обидит. Он даже часто возвращает заблудившуюся скотину ее хозяину, хотя для этого и требуется соблюдение известного обряда. Живо переносит нас этот обряд в далекую эпоху язычества, напоминая нам жертвоприношение.

Пропадет коли скотинка, говорили нам, вот что делают. Пойдут в лес, положат на перекрестке яйцо на левую руку от себя. А на яйцо наговорить должно: «кто этому месту житель, кто настоятель, кто содержавец, тот возьмите дар, возьмите и домой скотину отпустите, нигде не задержите, не за реками, не за ручьям, не за водами» -  отдаст. «А бывают и такие, что знаются с лесовиком, и лесовик отдает им скотинку. Только уж грех-то великий. Тот, значит, и говорить с ним может, и увидать его. Пойдет он на перекресток, засвищет – а он тут и придет. Скажет, можно ли отдать ее. Коли можно - завсегда отдаст».

Отдать скотину является невозможным в том  случае, когда она была «завещана», т.е обещана лесному царю. Дело в том, что люди, знающиеся с лесовиком, при выгоне скота на пастбище  вступают в соглашение с ним. Лесовик обещает охранять скот от волков, медведей и росомах, но за то получает в дар две или три штуки из стада. Такой союз с лесным духом считается величайшим грехом и слова, посредством которых заключается он, хранятся в глубокой тайне.

Есть и другое более употребительное средство обезопасить свой скот. Это произнесение так называемого  «отпуска» или особенного заговора, который составлен специально для сбережения стада.  Этот заговор есть не что иное, как молитва, в которой грубо смешиваются христианские идеи с языческими. Он читается при выпуске скота, и читающий его пастух обходит стадо с иконою. При этом берется также воск, делаются из него три шарика. В которые закатывается немного шерсти от каждой скотины. Эти шарики прилепляются к иконе и иногда осенью по окончании пастьбы пускаются на воду.
Глубоко чтятся «отпуски» крестьянами. Пастух иногда дорого платит за него сведующим лицам и , получив его, тщательно сберегает.

Интересно, что то же жертвоприношение, которым стараются побудить лесного царя отпустить домой утраченную скотину, употребляется и в том случае, когда кто-либо заболеет в лесу. Меняют только несколько слов при жертвоприношении. «Вы дар возьмите - говорит заболевший, кладя на дорогу яйцо, -  а меня простите во всех грехах и винах и сделайте здрава и здорово, чтобы никако место не болело, не шумело». Итак, когда дело касается болезни, полученной во владениях лесного царя, не ограничиваются простым заговором, где призывается помощь Христа, Апостолов, Божией матери и Святых или даже светлых мифических божеств, как например, утренней зари, против злых духов «от лессовых, от боровых, от моховых и от ветряного, и от уличного, и от водяного, и от баенного и т.д. и от всего нечистого духа и от непадшей силы». Напротив, здесь стараются умилостивить лесного царя жертвою или «прощанием», т.е. просьбою о прощении. Очевидно, что по верованиям крестьян, по крайней мере в некоторых местностях, они  имеют тут дело с высшим существом, которого они однако не признают за «нечистого духа» и за «непадшую силу». Точно также всякая ворожея, берущая воду в лесу для лечения, должна испросить на это позволение у лесного царя, иногда наряду с царем водяным и с царем земли. «Царь земной и царица земная, - говорит обыкновенно берущая воду, - и царь водяной, и царь лесной, благословите водушки взять не ради хитрости, не ради мудрости – для доброго здоровья раба Божья».

Так глубоко чтут владыку леса пудожане. Века прошли, исчезли языческие божества, оставив лишь смутные намеки на свое существование в некоторых преданиях, в заговорах народа. – а культ лесного царя так же крепок, так же жив, как и прежде. Сохранению его без сомнения содействовала сама местность, в которой приходится жить пудожанам. Даже не во всех деревнях этого уезда он сохранился одинаково.
Близость большого озера, занятия рыболовством тотчас меняют настроение жителей. Реже имея дело с лесом, они хранят культ его уже не так строго и склоняются больше к почитанию водяного царя, со стихией которого им приходится быть в более тесных сношениях. Так жители берегов большого Водлозера, которые занимаются преимущественно рыболовством, хранят в большей неприкосновенности культ водяного царя, о котором на небольшом Купецком озере ходит сравнительно мало рассказов.

Старины

…В Буракове жил певец былин, Никофор Прохоров, по прозвищу Утка.
«Порато (очень) хорошо поет старинку», говорили нам про него, «а если рюмочки две для голоса выпьет – совсем хорошо будет петь».
- Вот едет Утка, едет! – радостно кричали нам, указывая на лодку. везущую певца, которая быстро ныряла по серым волнам озера. Наши хозяева не менее нас ожидали удовольствия послушать пение былин.
- Просят, нельзя ли прийти послушать в горницу к тебе. – спросил брата большак от имени других мужиков. Собравшихся при вести о прибытии певца. День был воскресный и народу в деревне много. Горница быстро наполнилась народом. Впрочем пришли больше пожилые мужики; молодых парней было мало. Сели на лавках, на кровати; жались в дверях.

Взошел Утка, невысокого роста старик, коренастый и плечистый. Седые волосы. короткие и курчавые, обрамляли высокий красивый лоб; редкая бородушка клинышком заканчивала морщинистое лицо, с добродушными, немного лукавыми губами и большими голубыми глазами. Во всем лице было что-то простодушное, детски беспомощное.
Почванившись немного, Утка, ободряемый присутствующими, решился выпить рюмочку «для голоса».

- Про кого же петь старинку тебе? – спросил он, сбрасывая с себя толстый, теплый армяки откидывая немного назад свою голову. – Записывать станешь? – Старик уже пел былины Гильфердингу.
Утка откашлялся – все тотчас замолкли. Утка далеко откинул назад свою голову, потом с улыбкой обвел взглядом присутствующих и, заметив в них нетерпеливое ожидание. Еще раз быстро откашлянулся и начал петь. Лицо старика-певца мало-помалу изменялось; исчезло все лукавое, детское и наивное. Что-то вдохновенное выступило на нем: голубые глаза расширились и разгорелись; ярко блестели в них две мелкие слезинки; румянец пробился сквозь смуглость щек; изредка нервно подергивалась шея.
Он жил сл своими любимцами-богатырями; жалел дл слез немощного Илью Муромца, когда он сидел сиднем 30 лет, торжествовал с ним победу его над Соловьем-разбойником. Иногда он прерывал самого себя, вставляя от себя замечания.
Жили с героем былины и все присутствующие. По временам возглас удивления немного вырывался у кого-нибудь из них; по временам дружный смех гремел в комнате. Иного прошибала слеза, которую он тихонько смахивал с ресниц. Все сидели, не сводя глаз с певца; каждый звук этого монотонного, но чудного спокойного мотива ловили они.

Утка кончил и торжествующим взглядом окинул все собрание. С секунду длилось молчание; потом со всех сторон поднялся говор.
- Ай да старик…как поет…ну, уж потешил…недаром для голоса выпил…
Утка улыбался; лицо его приняло опять обычное выражение.
- Пожалуй, и сказка все это, - нерешительно проговорил один мужик.
На него набросились все.
- Как сказка? Ты слышишь, старина это. При ласковом князе Владимире было.
- Мне во что думается: кому же это под силу – вишь ведь как он его.
- На то и богатырь – ты что думаешь?...Не то, что мы с тобой - богатырь!...Ему что? Нам невозможно, а ему легко, - разъясняли со всех сторон.
- Ну. да что толковать тут. Старик, спой-ка лучше старинку какую-нибудь.
Вмиг воцарилось молчание; через минуту снова раздалась своеобразная мелодия…

- Сказитель пришел из Мелентьева – послушать его изволишь? - доложили брату.
Сказитель был старик высокий и худой, с длинными совершенно белыми волосами, с приветливым и умным лицом. Держался он спокойно и
чинно. Он был старовер и поэтому сдержанно и с достоинством отказался от водки.
Утка немного напряженно поздоровался с ним: он знал, что дело теперь идет о том, кто из них удостоится большего одобрения слушателей. Старик из Мелентьева пожал его руку, сел на скамью и, прислонившись к стене, начал рассказывать.
Сказитель знает те же былины, как и певец «старины»; но у него нет голоса, нет умения петь их – и он их рассказывает. Мерно и плавно, былинным слогом лилось повествование о Добрыне и о жене его Настасье  Микулишне из уст  мелентьевского сказителя. Он ни разу не остановился; ни разу не пришлось ему подыскивать ускользнувшее из памяти слово. Спокойно глядел он на окружающих ясным старческим взглядом. Спокойно глядел он на окружающих ясным старческим взглядом. Утка волновался, хотя и старался скрыть свое волнение. Он сложил руки на коленях и притворно спокойно оглядывал комнату.
Торжествовать пришлось Утке.
 - Хорошо говорит сказитель, нечего сказать. – хвалили мужики. -  А все ж лучше старинку петь.

И Утке пришлось петь снова. Впрочем и сказитель удостоился одобрения. Его просили также рассказывать и очень хохотали над известной сказкой «как мужик гусей делил».

Бесёды (посиделки)

…Наработавшись целую неделю в лесу, молодежь ждет  не дождется воскресенья, чтоб отдохнуть, позабавиться вдосталь. Зимою – другое дело: девушки почти каждый день собираются на так называемые «вечерки». Летом же собираться можно только по воскресеньям да по праздникам. В большие праздники (церковные и часовенные) в деревнях устраивают «гулянку» - обыкновенно близ часовни. В воскресенье же на бесёду (а зимой и на вечерку) собираются в избу, которую нанимают на целый год у какой-нибудь бедно семьи (богатые не отдают своего дома из боязни беспокойства).
С каждой девушки берется по 10 фунтов муки; каждый парень всякий раз за право присутствия на бесёде платит по 5 коп. Девушки кроме того приносят с собой и муки, яиц, толокна, пирогов и т.п.
На угощение парни приносят сласти. В Новый год девушки вечером варят кашу, которая называется васильевщиной»; в день св. Варвары собираются также и варят тоже кашу «варварщину».
Есть также обычай, чтобы в последний день масленницы парни дарили любимой девушке («игрице») пряники.  За это девушка должна отдарить своего «играка» в первый день Пасхи яйцами. Весь Великий Пост девушки поэтому копят яйца. Чтобы подарок вышел заметнее. В первый день Пасхи девушки идут на бесёду, заготовив каждому парню по яйцу.
«А играковы-то яйца спрячет, в карман что ли. За пазуху, чтоб неприметно сразу-то было! А «холостые» знай пристают: «яйца, яйца», кричат. Гоморра-соморра у них подымется. Так иная с полсотни своему играку-то принесет».

Вообще старшие относятся к бесёдам по большей части доброжелательно, хотя иногда и ворчат на молодых. Дело в том, что вечёрни иногда длятся слишком долго.
«До петухов, случается, песни поют, играют. Придут – а дома-то печку уже топят; пора и в поле».
Бесёды посещаются между прочим и замужними. А иногда даже и стариками.

В небольшой избе сидела масса девушек, наряженных по праздничному. Яркие сарафаны, яркие ленты в головах придавали оригинальную красоту их пестрой толпе. Девушки все были заняты какой-нибудь работой, по большей части вышиванием на пяльцах. В одном углу толпились парни вокруг одного своего товарища, играющего на гармонии. А дальше от переднего угла, оттесненная к самой печке, стояла толпа подростков-девочек. На них никто не обращает внимания, никто не танцует с ними – разве молодой парень из небывалых пригласит какую-нибудь из них – но девочки страшно любят бесёды и не пропустят ни одной. Выпросятся у матерей, разрядятся и бегут на собрание девушек.

При нашем входе общий говор затих; некоторые из девушек уткнулись в работу; другие внимательно оглядывали меня; изредка слышался шепот соседки с соседкой.
- Чтой-то вы, девушки, сидите так, песню бы какую спели. - проговорила Авдотья Феодоровна.
Но петь долго не решались. Пока наконец самая смелая девушка не затянула песню. Ее подхватили все, и переливаясь, то повышаясь, то понижаясь, полилась грустная, за душу хватающая русская песня.
Бесёда оживилась. Парни предложили «сыграть кандрель или ланцьет». Занесенные из Петрозаводска под именем игр, кадриль и лансье быстро привились в деревне и вытеснили старинные «игры».
Стали танцевать кадриль в 4 пары. Танцевали без ошибок. Девушки неуклюже и неграциозно двигались взад и вперед; зато отличались парни. Они выкидывали всевозможные па, приседали, подскакивали, кубарем вертелись вокруг своих неповоротливых дам.
- Смотри на Ригина нашего – пляшет как. – Авдотья Феодоровна указала мне на одного парня.

Ригин, недавно вернувшийся с Петрозаводского завода, вполне прививший к себе городскую мещанскую культуру, в глазах своих односельчан был украшением бесёды. Щегольски одетый, с остриженными по городскому волосами, с самодовольным видом человека, сознающего свое превосходство, Ригин рисовался перед всем собранием. Он ухитрялся играть на гармонии и танцевать в одно и то же время. И действительно он играл и плясал мастерски. Онт не приседал, лихо не выкидывал па, как остальные, но мелкими частыми шагами сопровождал мелкие частые переборы плясового мотива. Вокруг него все вертелись, кружились, девушки быстро проходили мимо. А он ни на кого не обращал внимания, гордо и спокойно выделывал красивые, грациозные па. Не одно сердце в своей деревне погубил Ригин и пляской и игрой.

В избе становилось душно, да и тесно было танцевать. Веселой, шумной гурьбой выбежали девушки на улицу. Под серым хмурым небом быстро составилось лансье в 8 пар. Снова раздалась гармония Ригина; снова замелькали быстро двигающиеся фигуры. Но вот сквозь тучи упал сначала бледный луч солнца; тучи расползались и постепенно все ярче и ярче становилось освещение. Красиво замелькали ставшие более яркими пестрые наряды.

А неподалеку на лужайке собрались подростки и дети. Происходила оживленная игра в мяч. Берестяные мячи высоко взлетали в воздух; сверкали на солнце загорелые ручонки и босые ноги. Смех, крик и визг неслись оттуда под аккомпанемент Ригинской гармонии.

 

Примечания:
1. Гл. II из книги В.Харузиной На Севере  (Путевые воспоминания),
 М., Тип. Т-ва А. Левенсон и Компания, 1890.
2. Тексты сносок - из книги В.Харузиной.
3. Первоначальный текст - Электронная библиотека Карелии. Грамматика 1890 г. заменена грамматикой, действующей сегодня.
4. Купецкое озеро, о котором пишет В.Н.Харузина, находится недалеко от восточного берега Онежского озера (к северо-западу от г.Пудожа) и не входит в территорию Кенозерья.
5. Названия отрывков и разбивка на абзацы - от авторов сайта.