В.П. Ершов,
кандидат педагогических наук, доцент Карельского государственного педагогического университета, г. Петрозаводск.

ЕЛЬ - ОБЪЕКТ ЛАНДШАФТНООБРАЗУЮЩИЙ И САКРАЛЬНЫЙ

Эмблема Кенозерского национального парка - зеленая ель и часовня, разделенные по вертикали пополам и словно бы слитые воедино (рис. 1). Символика проста и понятна, она воплощает собой соединение прошлого и настоящего, христианского и языческого, верхнего мира и нижнего, смерти и бессмертия, единый корень высокой культуры Севера.

Темно-зелеными островами возвышаются ели над окультуренным ландшафтом или плотной зеленой стеной окружают маленькие деревенские часовни. Часто уже и часовни нет, а ели стоят, пробуждая память о предках, которые здесь жили, с великим трудом отвоевывали у леса землю, выращивали урожаи, строили, воевали, молились, любили...

Странно сознавать, что все это сейчас заброшено, никому не нужно. На стволе одной из могучих елей на пути от деревни Думино к бывшему Макарьевскому монастырю прибит шестиконечный небольшой крест и вырезана на дощечке надпись: «Здесь покоятся наши предки».

Ель - одно из многих вечнозеленых деревьев Центральной и Северной Европы, мифологизация и сакрализация которого началась в глубокой древности. Палеонтологи находят ископаемые остатки ели в отложениях мелового периода (мезозой - 135 млн. лет назад). Еловые леса покрывали огромные пространства и в послеледниковый период. Карелия и Архангельская область расположены в таежной зоне, лесными формациями которой являются ель и сосна. В неолите максимум распространения ели приходится на середину атлантического периода (5500-5000 лет назад). В то время елово-сосновые леса были естественной средой обитания человека, чаще всего именно в ельниках и сосняках располагались стоянки древнего человека.

Само слово «ель» восходит к праиндоевропейской языковой общности (едл - колючий) и уходит в глубь палеолита (12-10 тыс. лет до н.э.). Оно созвучно именам древнейшего общеславянского бога Велеса, священным деревом которого была ель, и скандинавской хозяйки мира мертвых (Нифльхейм) - Хели. Согласно академическому «Этимологическому словарю славянских языков», матерное слово из трех букв «х...» является однокоренным слову «хвоя». По мнению известного слависта Геннадия Ковалева, это слово имеет общеславянский корень *ХU, что означало «отросток», «побег». От этого же корня произошли слова «хвоя», «хвост» и др.

Культура Севера - уникальна и специфична в силу того, что формировалась она в экстремальных условиях. Пространства Севера, выдвинутые на пределы жизни, оказались генераторами и животворными источниками уникальных механизмов выживания, самосохранения, саморегуляции. Это касается всех сторон материальной и духовной культуры: философии жизни, менталитета, характеров, жилища, питания, одежды, орудий труда, праздников, обрядов, верований, отношения к земле, лесу, воде, детям, старикам, предкам, всего того, что составляло глубинную модель жизни на Севере. Вот почему вызывают тревогу активные процессы этнического «освоения» северных территорий носителями иной ментальности - выходцами с Кавказа, из Средней Азии. Это представляет угрозу для экологии северного человека, для хрупкой северной модели жизни, в которой и без того  сейчас происходит ее затухание, нивелирование.

Пристальный интерес ученых к архаическим традициям выявляет истоки современных «новых текстов» - форм поведения, культов, образов в искусстве, отдельных сохранившихся элементов обрядов. Все это в полной мере относится к объекту нашего интереса - ели (как, впрочем, и к другим хвойным). Исследовательница мифологии ели Е.В.Душечкина пишет, что в древности «особое предпочтение обычно отдавалось вечнозеленым растениям: сосне, ели, можжевельнику, кипарису и другим, поскольку, согласно бытовавшим верованиям, наполненность вечной силой проявляется в них в большей степени, чем у опадающих на зиму лиственных». Этот инстинкт наделять объекты с вечнозеленой окраской некоей жизненной силой, сохраняющейся в зеленых ветвях, жив до сих пор - зеленый цвет в исламе (высокий символ), березовый веник и хвойное помело - материальные символы сниженного характера.

В те далекие времена, ели особенно поражали воображение людей. Ощущение смутного беспокойства, страха, а порой и ужаса еловые леса оставляют и сегодня в душах людей. Не случайно в сказках еловые леса были наполнены чудесами, а уж избушка на курьих ножках была там обязательно.

Русский писатель, этнограф и путешественник С.В.Максимов также обратил внимание на необыкновенные свойства еловых лесов. Вот одно из таких описаний: «В еловых борах, которые по неизбежному закону содержат себя вообще неопрятно, мучительно тяготит наблюдателя несообщительность и крайняя неуживчивость этой древесной породы: осыпая твердые и трудно гниющие иглы своей хвои у самых корней густыми слоями, ель выживает соседей, замедляет рост деревьев лиственных... Только птицам под силу трущобы еловых и сосновых боров, эти темные "сюземы" или раменья, в которые если удалось человеку войти, то не удастся выйти... Всякое движение, кажется, замерло; всякий крик, даже и не такой резкий, как дятла, и хрипящий, как у совы, пугает до дрожи и мурашек в теле. Колебаемые ветром древесные стволы трутся один о другой и скрипят с такой силой и постоянством, что вызывают у наблюдателя острую, ноющую боль под самым сердцем... Здесь чувство тягостного одиночества и непобедимого ужаса постигает всякого человека, какие 6ы усилия он над собой ни делал, к каким 6ы притворствам ни прибегал. Здесь ужасается своего ничтожества и бессилия всякий цивилизованный человек. Здесь осозналась мрачная безнадежная вера дикарей и сложилась в форму шаманства со злыми, сплошь и без исключения немилостивыми богами».

По своей этнографической сущности ель амбивалентна. Она может быть выражением смерти и одновременно бессмертия, использоваться в похоронной обрядности и в новогодних праздниках, при торжественных встречах победителей и в незамысловатых детских стишках и песенках; это дерево бога и в то же время дерево лешего; она несет в себе заряд сакральности и обыденности, декоративности, торжественности и профанности. Она всегда полисемантична, на грани жизни и смерти, праздника и скорби, профанного и сакрального... Она - проводник в невербальное пространство. Сквозь ее мохнатые лапы проступают солнечный свет и могильная тьма, радость и горе, загадочный национальный орнамент и древняя ритуальная пляска у костра.

Семантический ряд этого мифологического объекта поистине неисчерпаем. Ель - это дерево и человек, божество и лесной дух, космогонический объект, тотем, предок и леший, оберег, жилище, укрытие и путь на небо (лестница), ось мировая и храм, знак, символ, художественный образ... И все это закодировано в обрядах, ритуалах, фольклоре, производственной деятельности, языке, топонимии, творчестве, искусстве. С одной стороны, ель - это древо жизни и потому используется в торжественных ритуалах. Даже в советский период ель употреблялась в своем древнем значении - как символ вечной жизни: еловые гирлянды с красными лентами использовались на разного рода торжественных мероприятиях, для украшения портретов политических деятелей, для обрамления трибун и т.д.  В.В.Похлебкин приводит примеры использования лапника в странах Скандинавии для устилания пути следования официальных правительственных кортежей. Также традиционными были посадки живых елей (чаще - серебристых) как символа почета при правительственных учреждениях.

С другой стороны, ель декларирует вечность и торжество жизни потусторонней: в траурных ритуалах (еловый лапник, венки, гирлянды для тех, кого провожают в вечность). По сути - это жертвенное дерево. Оно стало непременной принадлежностью мест захоронения: у Кремлевской стены, у Мавзолея, на Марсовом Поле.

Философия смерти земледельца, ее энтропийный принцип обязательно упираются в бессмертие, которое зримо и упрямо выражали жальники и святилища, ели и другие породы хвойных. Своей яркой, вечнозеленой кроной они бросали дерзкий вызов смерти. Эстетизация ели и сосны, любовно-торжественное отношение к еловой роще - это точно выверенные шаги на пути к возвышению человека, его бессмертию. «Если нет бессмертия, то весь мир - насмешка над человеком» — так, кажется, говорил один из персонажей Достоевского. Вертикальная ось ели как на острие копья возносит бессмертие человека к светлым высотам Бытия. Уют, теплота и сумрак сельского кладбища, засаженного елями, не оставляют места страху смерти, изгоняют его за пределы сознания. Может быть, в этой крестьянской философии почерпнул философ Н.Федоров навязчивую идею изгнания смерти из мира.

Обширные этнографические материалы, касающиеся самых разных народов, утверждают связь ели с миром предков. В.Я.Пропп, например, рассматривал дерево или даже его зеленую ветку как олицетворение умершего предка. О ели как родовом (тотемном) дереве финно-угорских народов Сибири пишет известный исследователь изобразительного искусства народова Сибири С.В.Иванов.  В монографии В.В.Евсюкова «Мифы о Вселенной» приводятся рисунки верхнего мира даяков, насыщенного изображениями елей, и ритуального передника эвенкийского шамана (рис. 2), верхний и земной миры которого маркированы хвойными деревьями.

Замкнутые елово-сосновые пространства кладбищ и священных рощ подобны сакральным островам в житейском море. Здесь находили последний приют души умерших (древние святилища — Оленьи острова, остров Радколье в Заонежье, Соловецкие острова и Кузова в Белом море, острова на Ладожском озере и т.д.). Грандиозное саамское святилище на Кузовах ведет свое название от прибалтийско-финского названия ели — kuusi. Здесь проходит граница профанного и святого, здесь одни и те же маргинальные свойства заповедного пространства, потому сюда, в хвойные чащи, уходят очищаться от скверны «непогребенные мертвецы» — монахи, здесь ставят монастыри, церкви и часовни. Здесь нет смерти...

Ель отражала некую высшую реальность, скрытую от повседневной жизни, но ощущаемую «шестым» чувством. Это ощущение приходило каждый раз, когда открывалась дверь «туда», и человек изымался из жизни. Сознание противилось утрате близкого человека, смерти был противопоставлен мир вечный, живой, эпический. Его зримо овеществляли вечнозеленые деревья. Они обязательно должны были вызывать ассоциации с вечной жизнью и бессмертием.

Мифология ели (сосны) является частным случаем мифологизации объектов природы. Общинно-родовые отношения во всей своей полноте, проецируясь на природу, создали широкое полотно взаимодействия космоса и микрокосма, оживотворения того, что мы сейчас называем неживым, включали человеческие признаки и отношения во все сферы жизни природы (антропоморфизация), и, наоборот, «в сферу человеческого бытия вошли многие понятия и образы, взятые из мира природы», в том числе растительная символика и терминология".

Примечания:
1. Из сборника "Кенозерские чтения - 2013", Архангельск, 2015.
2. С небольшими сокращениями.
3. Библиография опущена.

Перейти на страницу "География, история и культура Кенозерья".