КУЛЬТУРНЫЙ ЛАНДШАФТ КАК ОБЪЕКТ НАСЛЕДИЯ
научные редакторы Ю.А.Веденин, М.Е.Кулешова
РНИИ культурного и природного  наследия им. Д.С.Лихачева, 2004 г.

Фрагменты из книги, касающиеся Кенозерского национального парка

3.  М.Е.Кулешова
РЕЛИКТОВЫЙ КРЕСТЬЯНСКИЙ ЛАНДШАФТ РУССКОГО СЕВЕРА

3.3 Крестьянский ландшафт Кенозерья как центрическая полизональная структура

Крестьянский ландшафт Кенозерья имеет центрическую многозональную структуру. Во всех случаях поселения граничат с озером. Центром является собственно деревня в границах застройки, которая огораживается традиционными способами.

Вокруг деревни формируется  несколько зон, различаемых по характеру природопользования. Очевидно, что ближними к ней будут акватория озера (поскольку мы имеем дело с поозёрным типом расселения) и массивы общинных полей с небольшими перелесками, образующие вместе с озером пояс открытого пространства.

Следующая, весьма обширная зона — мозаичное чередование полян и лесов. Зона имеет радиально-лучевую структуру. Поляны и луга сосредоточены вдоль основных дорог, соединяющих поселения либо уводящих к дальним озёрам с рыболовными и охотничьими угодьями. Лесо-луговые угодья сменяются лесными и озёрно-лесными промы-
словыми угодьями. Периферийная зона лесов, болот и малых озёр — обязательная составляющая культурного ландшафта.

Зона акваториальная — у деревень Кенозерья, стоящих на одном водоёме,— общая. Тем не менее, определённые секторы Кенозера и Лёкшмозера тяготеют к определённым расселенческим кустам, в особенности в лахтах на Кенозере — глубоко вдающихся в сушу заливах, рисунок которых подчиняется сетке тектонических разломов. Акваториальная зона культурного ландшафта, непосредственно примыкающая к деревне, включает различные по хозяйственной и планировочной роли участки. Это и рыболовные угодья, и водные пути сообщения.

К акваториальной зоне на Кенозере относятся и островные кладбища, используемые определёнными группами деревень. Островной тип захоронений и архаичные его формы достаточно характерны для Кенозера. Сохраняется обрядовость проводов усопшего в последний путь и архаичные способы захоронения, когда под гроб в могилу настилается пол, а сверху сооружается потолок.

Акватория озера пространственно разъединяет, но визуально объединяет различные кусты деревень. В прошлом существовали и звуковые связи — колокольные звоны в дни часовенных праздников, в эти дни жители соседних деревень собирались вместе.

Поселения сохраняют традиционную планировку, застройку, структуру и даже художественный декор (резьба по дереву и раскраска) жилищ. Формированию архитектурно-пространственной среды северорусских поселений и, в частности, кенозерских деревень, посвящена фундаментальная работа Ю.А.Ушакова (1982). Тем не менее, проведённое обследование позволило выявить новые особенности их организации и уточнить некоторые ранее сделанные обобщения.

Если деревни образуют расселенческий куст, между ними, как правило, существуют хорошие коммуникационные связи и визуальная «перекличка», то есть в Кенозерье они визуально доступны друг другу с основных высотных доминант. Между расселенческими кустами также наличествуют визуальные связи благодаря поозёрному типу размещения и отнесённости к склоновым поверхностям, когда планировка деревни развёрнута по вертикали: от приозёрных террас вверх по угору. По угорам расположена преобладающая часть деревень, что особенно отчётливо просматривается на Кенозере. Благодаря сетке тектонических разломов, на которую попадает этот водоём, и деятельности ледника, конфигурация озера весьма сложна и причудлива. Оно членится многочисленными островами и полуостровами, имеет множество далеко вдающихся в сушу лахт, его береговая линия чрезвычайно изрезана. Тем не менее, деревни размещены таким образом, что имеют максимально возможный внешний обзор, а их сакральные центры — часовни и «святые» рощи — нередко выполняют роль визуальных доминант на дальних берегах и маркируют собой места размещения поселений.

Немногие деревни на Кенозере занимают относительно низкие и плоские местоположения — аккумулятивные мысы-наволоки (например Тырнаволок, Видягино, Погост), приустьевые острова и полуострова (Пормское, Тамбичлахта). Их положение соответствует гидроморфным узловым структурам природного каркаса территории.

Лёкшмозеро, в отличие от Кенозера, имеет довольно обширные и невысокие приозёрные террасы, на которых разместились три лёкшмозерских расселенческих куста. Из-за невыразительного рельефа их силуэты с озера слабо вычленяются, хотя правильная форма озёрной котловины обеспечивает визуальную доступность между этими группами поселений. Единственными планировочными акцентами, формирующими силуэт поселений, здесь служили храмы, из которых сохранилось два (в д. Морщихинской и Казариновской).

Размер деревень относительно невелик — в среднем 20–25 домов (до середины прошлого века их число составляло 40–60), причём число круглогодично обитающих в них жителей исчисляется на сегодня единицами. Планировка деревень достаточно компактная и подчиняется конфигурации береговой линии, рельефу и географической экспозиции. В планировке преобладают линейные формы с ориентацией на водоём и южную экспозицию. В большинстве случаев есть одна основная планировочная ось, формирующая основную линию застройки. За её пределами застройка разрежена и достаточно свободна.

Конфигурация береговой линии, соотносящаяся с экспозицией, является ведущим фактором планировки. Как правило, основная улица прослеживается во всех поселениях и параллельна берегу. Излюбленное положение деревни на Кенозере — на мысу или на углу, между основной акваторией Кенозера и его отчленёнными секторами и лахтами. В этом случае предпочтение отдаётся не основной акватории Кенозера, а глубоко вдающейся лахте или небольшому заливу, которые определяют основную планировочную ось деревни. В ситуациях, когда факторы географической экспозиции и отнесённости к линии берега «конфликтуют», возникает более свободная и менее детерминированная планировка. Пример—д.Горбачиха, расположенная на углу между лахтой и основной акваторией. При этом склон лахты имеет северо-западную экспозицию.

По представлениям местного сообщества, основные или боковые фасады домов должны быть ориентированы на сакральный центр — церковь или часовню. Такая зависимость действительно прослеживается, но она, по нашим наблюдениям, имеет вторичное происхождение. Деревня разворачивается фасадами домов прежде всего на юг и восток, реже — на юго-запад, никогда — на север. Часовня или храм могут быть поставлены с учётом этого обстоятельства, то-есть южнее основного пятна застройки, но жёсткой зависимости в их взаиморазмещении нет. Например, в д.Погост (Ряпусовский берег) Сретенская церковь стоит вверх по склону восточнее основной застройки, а фасады домов ориентированы на юг и запад (озеро). Аналогичная планировочная ситуация наблюдается с часовней Косьмы и Дамиана в д.Карпово. В д Косицыно часовня св. Анастасии поставлена с северного края деревни — то есть совсем не с фасадной стороны. В подобных ситуациях, тем не менее, этика отношений с сакральным объектом поддерживается путём размещения его в иных «достойных» в планировочном отношении местах — это может быть доминирующая высота (д.Погост) или замыкание (завершение) основной планировочной оси деревни (д.Косицыно).

Кенозерские жители утверждают, что часовни обычно ставятся на краю деревни или даже за пределами застройки — это подтверждается и результатами обследования. Положение часовни редко совпадает с планировочным центром. Обычно она находится на окраине деревни. Что касается храмов, то они также стоят с краю, но обязательно имеют обширный визуальный бассейн на сторону основного водоёма и центрируют окружающее пространство, будучи расположены на наиболее значимых по рельефу и планировке местах.

Ориентация храма или часовни относительно деревни может быть различной, они могут располагаться с любой стороны света без особых предпочтений. Но деревня разрастается, и дома обступают часовню или храм (часовни Иоанна Богослова в Зихново, Фрола и Лавра в Семёново, Никольская в Усть-Поче), которые таким образом с течением времени становятся не только сакральным центром и/или высотной доминантой, но и планировочно-функциональным центром, где проводятся праздники, гуляния, ярмарки, сходы.

На облике культурного ландшафта отразились и особенности традиционного природопользования. До конца 1940-х годов здесь применялась архаичная система подсечно-огневого земледелия. Впоследствии рубить лес под поляны местному населению запретили. Значит, площадь и конфигурация сельскохозяйственных земель до середины прошлого века были подвержены флуктуациям — отдельные участки то освобождались из-под леса, то вновь зарастали.. Кроме того, здесь традиционно существовали общинные поля и частные поляны, что определило мозаичную структуру ландшафта, которая сохранилась до настоящего времени.

Колхозный строй изменил отношения собственности, но не повлиял на пропорции исторического ландшафта. Именно исторические общинные поля образуют плотное кольцо открытых угодий вокруг деревни. Это зона наиболее ценных ухоженных земель, и она была достаточно стабильной. Личные угодья — поляны — размещались дальше, и их затейливый рисунок позволяет выявить лесо-полевую зону культурного ландшафта. Сегодня значительная их часть, бывшие пашни и пожни, возвращается к исходному состоянию — зарастает лесом (ольшаниками и березняками).

Если нет однозначно чёткой границы в каком-то секторе, то она маркируется местными жителями, устанавливающими изгородь. Основное и прямое назначение изгороди—препятствовать нежелательным перемещениям домашнего скота, однако при исследовании структуры культурного ландшафта она важна как способ идентификации местным сообществом своего жилого места. Изгороди — существенная физиономическая черта ландшафта. Они дифференцируют внутреннее пространство деревни, определяют его ритм и соразмерность наряду с постройками, разделяют различные функциональные локусы.

При выходах и входах в деревню нередко стоят часовни и кресты, сакральные функции которых довольно разнообразны, но в планировочном отношении они имеют порубежное назначение, а в символически-знаковом — охраны входов на основных планировочных осях, по которым происходит наиболее интенсивный вещественно-энергетический обмен с внешним миром.

На краю деревни или за её пределами стояли мельницы и кузницы, которые сохранились в единичных экземплярах и в полуразрушенном виде, поскольку их утилитарные функции на сегодня исчерпаны.
Мельницы ставились на ручьях и речках, которые нередко служили границей деревни (например, водяные мельницы в Зихново, где одна из них сохранилась в нерабочем состоянии, в Горбачихе, в Росляково; в Матёре сохранился мельничный камень, в Фёдоровской — тоже). Размещались мельницы и на некотором удалении от деревень, на удобных водотоках — у истока и близ устья р.Порженки (на месте верхней мельницы сохранились мельничные камни и запруда), в устье и среднем течении (при впадении Коргручья) р.Виленки и на многих иных водотоках, формирующих оси природного каркаса территории, по которому происходит активный вещественно-энергетический обмен.
Водяные мельницы —наливные и подошвенные —существовали в массовом количестве, при этом расположенные в поселениях на небольших ручьях имели сезонный характер использования, связанный с динамикой годового водного стока. Мельницы служили важнейшим типичным элементом культурного ландшафта — в совокупности они оказывали значительное влияние на колебания уровня воды в озёрах, поддерживая его на 1–1,5 м выше. Помимо водяных, известны были в Кенозерье и ветряные мельницы, однако ни одной из них, и даже их следов, не сохранилось.

...Определённые закономерности должны были существовать и в характере пространственного распределения основных выращиваемых культур, однако в современном ландшафте они не просматриваются, поскольку распашка земель либо не производится, либо производится ограниченно и только для выращивания кормовых трав. Между тем, до середины XX века здесь высевали рожь, ячмень, овёс, пшеницу, лён, горох, коноплю, высаживали картофель, капусту, репу. Выращивание льна прекратилось лишь в 50-е годы. Надо отметить, что эта культура, в силу её колористических особенностей, придавала ландшафту особую выразительность. Лён сеяли в первые годы после вырубки леса, под эту культуру отводились не лучшие земли. Наиболее плодородные поля занимали под зерновые — овёс, ячмень, пшеницу, рожь. У овсяных полей часто кормились медведи.

В ближней, прилегающей к деревне зоне ведущая роль в формировании культурного ландшафта принадлежала земледельцу и пастуху. Поля и пожни здесь чередуются с перелесками и мелколесьями, но первые преобладают или равноценны по площади вторым. Поля и пожни отличаются крупными и округлыми контурами, лески и перелески — мелкоконтурностью, причудливостью очертаний, множественностью линейных форм, поскольку в их распределении большое значение имеет рельеф. Это зона исторического общинного земледелия, плотным кольцом опоясывающая деревню. Смежные с деревней участки межевались под огороды, а теперь они стали использоваться также для выпаса скота и сенокошения, поскольку распашка земель прекратилась. Именно тут, у внешней границы, нередко расположены «святые» рощи с часовнями. Изгороди сохранились фрагментарно и не образуют сплошного кольца, тем не менее, их фрагменты с очевидностью указывают на закономерности пространственной дифференциации сложившейся системы землепользования. В границы зоны общинного земледелия попадают также и участки леса, которые когда-то были пожнями или полями,— например, в деревне Зихново изгородь вокруг деревни идёт по сосновому бору, выросшему на оставленных полях (по свидетельству местных жителей).

В настоящее время кенозерские земли не распахиваются, и бывшие пашни используются как покосы и выпасы, мало чем отличаясь от сложившихся луговых биоценозов. В недавнем прошлом крупные поляны распахивались, малые использовались под сенокосы, по ближним лескам пасли скот.

В настоящее время наблюдается интенсивное зарастание полян и полей лесом. Однако наблюдаемые сегодня процессы вряд ли можно отнести к простой флуктуации. Образ жизни и хозяйства перешёл в состояние реликта, а реликты всегда особенно уязвимы. По-видимому, в наименьшей степени подвержены зарастанию и упорно поддерживаются местным сообществом поля, образующие своеобразный хозяйственный каркас культурного ландшафта.
В травостоях этих полей преобладают различные злаки, в ряде случаев — бобовые. При отсутствии должного ухода возрастает роль щучки, бодяков, лютиков, купыря, таволги, крапивы.

Поля и поляны до настоящего времени сохраняют свои названия — часто по прозвищу собственника. Топонимия полей и полян исключительно богато представлена в Кенозерье, благодаря её сохранности можно узнать об уже утраченных и поросших лесом угодьях. В зависимости от демографической ситуации площадь полян расширялась или сокращалась, то есть данная зона меняла свои очертания, в отличие от достаточно устойчивой зоны общинного земледелия. На развилках дорог, у окраин полян ставились кресты — для защиты скота и урожая.

Наряду с земледелием, сенокошением, скотоводством здесь развивались разнообразные лесные промыслы, роль которых увеличивалась в маргинальных областях культурного ландшафта. Сетка лесных троп и дорог «держала» пространственную структуру этих угодий. Такой специфичный промысел, как охота, определял пограничье культурного ландшафта, его лесную окантовку, практически лишенную физиономических культурных черт (если не считать редких охотничьих избушек). Пограничье осваивалось крестьянской культурой ментально и прагматически. Ментальное освоение привело к персонификации, созданию одухотворённых образов мира дикой природы и упорядочило отношения с ним. Физический же облик периферии крестьянского культурного ландшафта определяется чисто природными зависимостями и закономерностями. Иногда на лесных тропах можно встретить поклонный крест — кто-то поставил по обету, например, по случаю чудесного спасения от лесного зверя или по иному поводу. Эта зона также пульсирует — наиболее дальние тропы и дорожки заросли, а промысловые угодья оставлены.

Многие кенозерские деревни покинуты местными жителями, другие обитаемы только сезонно, в летнее время. Те деревни, что обладают немногочисленным постоянным населением, тяготеют к двум основным расселенческим центрам Кенозерья — Вершинину и Морщихинской. Эти населённые пункты имели и имеют определённые функционально-планировочные преимущества и потому сформировали систему субцентров живого культурного ландшафта. С точки зрения ландшафтной целостности, репрезентативности и этнографической представительности, субцентры с их культурно-ландшафтными комплексами обладают чрезвычайно большой ценностью. В то же время многие наиболее интересные культовые памятники, образцы жилой архитектуры и планировочного устройства деревень нередко представлены в населённых пунктах, оставленных местными жителями ввиду их периферийного по отношению к расселенческим центрам планировочного положения. Их культурно-ландшафтные комплексы интенсивно сокращают свою площадь и постепенно переходят из состояния реликта в состояние ископаемого ландшафта. Так, в лесных урочищах вблизи таких деревень можно встретить следы обваловки полей, террасированные склоны, забытые кладбища.

Современная экономическая ситуация в России очень сложна и не способствует экономическому возрождению традиционных форм природопользования, которые необходимы для поддержания и воспроизводства основных черт культурного ландшафта. Практически повсеместно идёт сокращение площади сельхозугодий и замещение их древесно-кустарниковыми растительными сообществами, продолжается разрушение традиционной системы расселения и отмирание традиционной сети поселений. Однако на этом фоне отмечаются также и позитивные тенденции, способные в дальнейшем обеспечить обратимость наблюдаемых деструктивных процессов. Это усиление культурной самоидентификации, интерес к своим историческим корням и традициям, уважение и приобщение к религиозным духовным ценностям. Восстанавливаются полуразрушенные часовни, освящаются вновь алтари осквернённых когда-то храмов, устанавливаются новые и сберегаются старые кресты в сакральных точках пространства. Силами жителей Кенозерья восстановлены ранее уничтоженные часовни Макария Многомилостивого в Першлахте, Александра Невского в д.Мыза, поставлена новая часовня — Ксении Петербуржской у д.Морщихинской, продолжается установление крестов в святых местах. Культурный ландшафт продолжает жить и развиваться сообразно своим внутренним законам, хотя и отличается чрезвычайной уязвимостью, как любой культурный реликт.

Проблема сохранения культурного ландшафта Кенозерья не в том, что невозможно восстановить его таким, каким он был в начале ХХ века. Функциональная и планировочная периферия ландшафта всегда будет претерпевать изменения, адаптируясь к общим цивилизационным процессам. Но важно сохранить его ключевые структуры, формы и функции, которые определяют его индивидуальность и признанную мировым сообществом историко-культурную исключительность.


Примечания:
1. Из главы 2.5 "Реликтовый крестьянский ландшафт Русского Севера".
2. Текст несколько сокращен, но, мы надеемся, без искажения содержания.