Валентина Беляева
 
С ПАМЯТЬЮ НАЕДИНЕ
(из книги "Кенозерские деревни. С памятью наедине")

Перечень описаний деревень:
1. Городское.  2.Тырнаволок. 3. Бухалово.   4. Качикова Горка.
5. Тамбич-Лахта.  6. Кривцово. 7. Бояринова. 8. Подъельник.
9. Емельяновская (Запростье). 10. Сивцева. 11. Телицына.

Деревни детства

Много в нашей стране озёр, больших и маленьких, круглых, как блюдца, с изрезанными берегами, со множеством островков и заливов. Наше Кенозеро именно такое, состоящее из нескольких более мелких озёр, соединённых протоками, по-нашему «простями», в единое большое пространство. В былые времена теплоходу требовалось около четырёх часов, чтобы проплыть от его начала в деревне Усть-Поча до конца в деревне Першлахта, откуда вытекает река Кена. Все мы знаем, что вода — это жизнь. Хорошо это знали и наши далёкие предки, которые заселились и обжили берега Кенозера, выбирая самые удобные для жизни места. Здесь проходила часть Великого пути «из варяг в греки».

В течение всей моей жизни жители этих деревень влияли на меня, воспитывали, учили трудиться и гордиться своей Родиной, учили любить, жить.

Городское

Одним из главных мест пути была деревня Городское, я думаю, что названа она в честь Великого Новгорода. Когда-то это была довольно большая деревня с красивыми домами, с часовней Димитрия Солунского, с начальной школой, где учились дети из окрестных деревень — Тырнаволок, Бухалово, Качикова Горка.

Деревня Городское расположена очень удобно, защищена от ветров, рядом удобные лахты и заливы для рыбалки, хорошие поля и угодья. К сожалению, от этой деревни остался один дом, но, к счастью, она не брошена и не забыта, сохраняет её моя подруга и одноклассница Аля, приезжая сюда из Мурманска.

Тырнаволок

Рядом с Городским, через лахту с островками, на Тырна-волоцком мысу (у нас они зовутся «носами») стоит деревня, в которой сохранился тоже один дом, жителей в ней нет. Знаменита она была художником Враговым, который расписывал шкафы-заборки, по-теперешнему их можно назвать «стенками», почти в каждой деревенской избе были такие заборки.

На самом бережку стоит часовня Диодора Юрьегорского, охраняемая Парком
.


Бухалово

По другую сторону от Городского расположилась деревня Бухалово. Почему она так названа? В нашем словаре есть слово «бухать», то есть громко стучать, греметь. Это самая большая по количеству существующих домов деревня, хотя постоянно там живёт одна большая семья с детьми, внуками. Геннадий Александрович и Валентина Алексеевна Полвинен являются хранителями деревни — настоящие крестьяне, каких становится всё меньше и меньше. В этой деревне празднуется праздник в честь Николы Чудотворца, одного из самых почитаемых святых. Он считается покровителем путешественников-мореплавателей, т. е. и нас, кенозёров.

Рядом с Бухаловым через узкую протоку — Малую прость — находится довольно большой остров, раньше его пахали, потом сено косили, а теперь он просто зарастает лесом. С другой стороны острова — Большая прость. Она отделяет его от носа Микулино, там наше кладбище, его теперь знают все как «под Ивана» — возможно, так звали первого похороненного на нём.
.


Качикова Горка

От Бухалова через лахту Мочельня (там мочили лён) деревня Качикова Горка, её чаще называют просто Горка. Она действительно расположена на горе, теперь от неё осталось семь домов, но постоянно живут три семьи. Эта деревня, я считаю, уникальная по теперешним меркам: все три семьи ведут хозяйство как раньше, держат скотину — коров, овец, лошадей. Как бывало, общими усилиями содержат огороду, опускают заводи в воду, чтобы скот не заходил в поле. Приходят на помощь друг другу, если предстоит большая работа, например строительство. Сохранилось старинное ремесло изготовления дровней, саней для зимней езды. Теперь этим, научившись от отца, занимается в свободное от работы время Александр Николаевич Подосёнов, сын нашей Тамары.

Тамбич-Лахта

По этому берегу больше нет деревень. Переходим на другой — это начинается «моя сторона» озера. А разделила берега небольшая речка Тамбича, или Тамиця, которая течёт из Карелии, из Тамбич-озера. Рядом красивая еловая роща, видная издали (у нас все рощи были посажены жителями, так как хвойных лесов рядом не было, кругом поля и пожни). В роще часовня в честь Пречистой Богородицы. Деревенский праздник в Тамбич-Лахте, а попросту в Лахте, отмечался 21 сентября, как бы подводя итоги уборки урожая. Говорили: «Пришла Пречиста — поля чисты».

Деревня была довольно большая, дома добротные, под стать своим хозяевам, стояли вразброс (как камелёнка). Главная фамилия считалась Парамоновы, все, наверное, состояли в дальней или ближней родне между собой, различались по прозвищам. Деревня пока существует, но оживает только в летнее время (приезжают на рыбалку, в отпуск), построены летние домики, уже нет тех старых добротных домов.

Кривцово

Через небольшой залив (лахту) — деревня Кривцово (к слову, в Карелии есть деревня Кривцы, может, как-то связано?). В этой деревне можно было выделить улицу — дома располагались по берегу озера, почти в два ряда.

В этой деревне сейчас два жилых дома: это бывшая школа (теперь частный дом) и крестьянское подворье (бывший дом Нечаевых), восстановленный и сохранённый Парком. Оживает она только летом, приезжают туристы и рыбаки. Рядом в поле стоит часовня Филиппа — митрополита Московского, рядом с ней не было посажено рощи, хотя это не характерно для наших мест. Если идти от деревни Кривцово к деревне Лахта, то можно увидеть придорожную часовню-малютку, она совсем крохотная, ведь ставили её для путника, уставшего в дороге. Она стоит ещё, хотя я её видела последний раз сорок три года назад, не было спутья зайти туда, всё чем-то была занята, а теперь ноги худо ходят. Часовенка носила имена святых Кирика и Улиты.

Из Кривцова идти дальше можно двумя путями: зимой — по «зимнику», более короткой дорогой, а летом — по большой дороге, то есть по Пудожскому тракту, примерно четыре-пять километров, никто её не мерил. Дорога хорошая, тележная, с придорожными канавами, с мостками через ручьи.

Бояринова

Вот большая красивая роща на небольшой горке, это уже деревня Бояринова, моя малая родина, здесь я прожила до пятнадцати лет. Когда-то она была довольно большой деревней, больше двадцати домов, четыре-пять гумен, кузница. В рукотворной роще стояла часовня в честь святых Симеона и Анны-пророчицы, но в 30-х годах она была перенесена в деревню, практически спасена моей мамой, так как её хотели распилить на дрова для скотного двора. Часовня и сейчас там стоит, хранит бывшую деревню, но уже без крыши, без окон. Символом нашей деревни почти сто лет была рощица на самом берегу озера, она берегла память об односельчанах, ушедших на Первую мировую войну и не вернувшихся домой.

Почему деревня, названная Бояриновой, была заселена жителями, в большинстве своём носившими фамилию Враговы? Где бы это узнать? У меня опять своя версия: когда-то царь-батюшка выслал сюда неугодного боярина — врага своего, вот и пошло название.

От нашей довольно большой деревни осталось несколько домов, а жителей две семьи. Когда-то большие крепкие дома без хозяев приходили в упадок, а бревна колхоз брал на свои нужды, чаще просто на дрова. Но пришло и такое время, что остался один наш дом, соседи уехали на Кривцово. Вскоре и наша семья разделилась: Тётя переехала к сыну в Немяту, а я с мамой поближе к школе и центру - в Подъельник. Так исчезла первая в моей жизни и самая любимая деревня Бояринова.

Подъельник

Совсем недалечко, через небольшой перелесок — видно насквозь, — деревня Роймова (так она официально числилась, а все её знали как Подъельник). Стоит она недалеко от двух придорожных елей с поклонным крестом, отсюда и название. На мой взгляд, эта деревня самая молодая из всех перечисленных: стоит она на всех ветрах, ничем не защищена, берега неудобны для рыбалки, приставать к ним трудно, да и прозвища некоторых жителей были «Новосёловы». Осталось от этой деревни три дома, один совсем развалился, а два — новострой, в этой деревне и живу я с пятнадцати лет. Тешу себя надеждой: вдруг кто-то поселится рядом и деревня не умрёт вместе со мной!

Емельяновская

Примерно через два километра напрямую — деревня Емельяновская, но опять-таки знают её как Запростье, то есть находится она недалеко от Прости. Я считаю эту Прость самой примечательной, она соединяет северную часть озера (назову её усть-поченская) с остальной частью, которую зовут у нас Большим озером.

Запростье тоже было когда-то большой деревней, но случился пожар, и сгорело около двадцати домов — практически вся деревня. К моей великой радости, эта деревня заново ожила, в ней поселилась семья москвичей, переехавших на постоянное место жительства. Из старых домов сохранился только один, но построено ещё три. Два из них построено художниками, тоже москвичами. Местных жителей нет.

Сивцева

Через живописную лахту — Булиху, — метров триста напрямую, была деревня Сивцева, там уже ничего не напоминает о ней! Я же помню её деревенькой в три дома, в двух жили две семьи, а третий пустовал. Дома стояли недалеко от берега, а за ними начиналась гора, и на её вершине возвышалась роща с часовней в честь Вознесения Христова. Дома глядели на озёрышко: Погост, Вершинино, Шишкина и даже наша Прость были как на ладони! На берегу, неподалёку от деревни, была ещё одна роща — несколько вековых елей, тут стоял поклонный крест «Скорбящей».

Деревни Сивцевой теперь и не справить. Зато, идя по берегу к Запростью, не миновать реликтовой еловой рощи и креста в честь Скорбящей Богородицы. Помню, туда мы всегда заходили, а мама или тётка крестились и говорили с особым почтением, я бы сказала с благоговением. Спустя сорок лет зашла я туда, думала, что не смогу дойти до креста, да и сомневалась в его наличии. Ждало меня нечто неожиданное — как будто великан разбросал эти огромные ели, хватая их за макушки и вырывая с корнями. К счастью, часть елей сохранилась, нашли мы с дочерью и крест, лежал он на земле полусгнивший, с остатками пелены.

Поставили его, прислонив, как бывало, к ели, кое-как выбрались из бурелома с ощущением потери, опустошения и вины — не сохранили, не уберегли, забыли. Найти бы волонтёров да разобрать этот завал! Успеть бы только! Уже потерян один символ Телицыной — можжевельник, говорили, что ему был не один век, и всегда рядом с ним стоял поклонный крест, а теперь с трудом это место отыщешь! А в памяти — стоит этот великан на краю деревни у дороги на Бор, а мы, захватившись за руки, обмериваем его!

Телицына

Ещё подальше, примерно с километр в гору, стоит деревня Телицына, в ней нет постоянных жителей, но зато сохранено шесть домов старой застройки.

Каждый год летом приезжают сюда дети или внуки бывших жителей, обихаживают дома, огородики. Хоть на лето да оживает деревня! Красиво вокруг, далеко видно, но одно плохо — от озера далеко, по воду ходить тяжело, а из колодцев пить воду как-то не принято было испокон веку.

----------------

ТЁТУШКИНЫ РАССКАЗЫ

Закулачили — увезли в неизвестность

«Однажды пришли мужики с отхожего промысла (надо как-то деньги заработать), на шапках красны ленты привязаны, а у кого на рукавах. Диво! Стали рассказывать, что больше нет ни царя, ни временного правительства, теперь власть народная. Народ должен править. А как? Никто не знает. Потом стали приходить всяки уполномочены, ругать царску власть да учить, как самим руководить. Собирали собрания, долго всем рассказывали, как в Питере Ленин руководит, до этого мы о Ленине слыхом не слыхивали. Зажиточных хозяев, особо тех, кто батраков нанимал, мироедами обзывали. Потом из бедняков выбрали «комбед» — комитет бедноты, нашего батюшку тоже выбрали.

Ну а потом наступила коллективизация, деревня разделилась на кулаков, подкулачников и остальных. Комбедовцы ходили по богатым, заставляли сдавать зерно: больше-то ничего у них не было. Деревенски-то знали, каки они богачи: в одном большом доме (потом там ферму колхозну сделали) жили хозяин с женой, да три сына женатых, да дочь на выданье — четыре семьи почитай. А хозяйство одно вели, вот потому пять коров да пять лошадей! Но не считали этого, объявили их кулаками, всё имущество отобрали, а самих посадили в сани и увезли куда-то. Вся деревня приходила прощаться с ними, плакали и те, и другие. Бабы просили у них прощения. «Бог простит», — ска­зала старая хозяйка. Да, видно, не простил, с этих пор жизнь в деревнях становилась всё хуже. Ещё несколько справных хозяев раскулачили, у нас говорили «закулачили», увезли в неизвестность. Никто из закулаченных весточки не прислал, никто ни разу не приехал — сгинули на чужой стороне». Тётка рассказывала об этом со слезами: «Без вины виноватые оказались. Только одна зажиточная семья Андриянковых избежала закулачивания. В семье были одни девки — три, уже невесты на выданье. Раньше-то отец женихов выбирал, а тут уж не до выбора, отдал всех трёх дочек сразу. Отдал с ними хорошее приданое: по корове, по лошади, да и всего другого не пожалел. Осталась у него одна корова да лошадь — нечего отбирать да закулачивать! Дальновидный оказался мужик».

«Имущество закулаченных, — продолжает тёта, — како в колхоз взяли: жнейки, веялки, молотилки, скот, а мелочь хозяйскую да одежду раздали бедным. Звали и батюшку, но он наотрез отказался, сказал: «Не мной нажито, моим не станет!».

 

Про колхозы

Вторым потрясением для жителей Бояриновой была коллективизация. Три самые работоспособные и хозяйственные семьи были раскулачены и высланы, а только одна семья имела взрослых девять человек!

В колхоз никто не хотел идти, боялись, что всё отберут — а как жить потом? Много раз собирали всю деревню, безлошадные-то готовы идти, им терять нечего — а у кого справное хозяйство? Не знают, как работать будут, где еду брать, а ещё шутники про баб сказали, что тоже общими будут! А как увезли закулаченных — тут уж от страху пошли в колхоз. Самым тяжёлым было расстаться со скотиной, её вели на общий двор, благо он уже был. Коровы не идут, ревут, бабы — пуще их! У мужиков горя тоже валом — с лошадью расставаться надо, тоже на общую конюшню вести.  Не знам, что стало бы потом, но пришла бумага ликвидировать перегибы, так хоть коров отдали по домам, всё легче стало. Вот так, ребятушки, организовали колхоз, стали постепенно обвыкаться, притираться, до сих пор, худо-бедно, в колхозе живём. Ещё неизвестно, как бы в войну поодиночке выжили».

А потом уж все стали своих детей отправлять по городам, сначала в няньки к знакомым, а потом друг по дружке: в городах житьё-то легче было!

----------------

НАЕДИНЕ С ПАМЯТЬЮ

Как разобрали Успенскую церковь

А ещё были уроки общественно полезного труда, это кроме субботников и воскресников. В один из таких уроков пришлось нашему классу участвовать в разборке Успенской каменной церкви. Купола на ней и на колокольне сносили всем Погостом — надпиливали основание купола, привязывали верёвки, и мужики раскачивали общими усилиями. Купола рушились с шумом и треском под тревожные крики галок — у них там были гнёзда. Нам их было очень жалко: где теперь будут жить? Очень много труда стоило снести купол с колокольни — очень высоко, да и бревно было крепким, но дело сделано! А внутреннее убранство церкви пришлось разбирать нам. В церкви запланировали сделать три класса: физики, химии и труда, расширение было необходимо — открывали среднюю школу.

Церковь десятки лет стояла запертая, с занавешенными окнами, доступа в неё не было никому, лишь у одного окна было отверстие, в него жители тайком опускали деньги.

Когда мы вошли внутрь, там уже работали мужики, снимали иконы. Нас поразила красота икон, убранства, богатство одежд из парчи, позолота на сосудах. Поражало всё: такой рукотворной красоты нам не доводилось видеть никогда. Иконостас завораживал своими яркими красками, будто и не было десятилетий забвения, даже пыли не видно! А огромная великолепная люстра, свешивающаяся из-под самого купола «неба»! Нас всех пронзила мысль — зачем уничтожать эту красоту, пусть нет Бога, как говорят учителя, но красота-то в чём виновата? К сожалению, мы ничего не решали, поэтому стали выносить всё это великолепие на улицу и складывать на землю. Церковь опустела, а на улице кучи поверженной красоты — что со всем этим будет потом? Так и разошлись мы по своим деревням, рассказывая о содеянном. Тёта, как всегда, успокоила: «Вы это делали не по своей воле, на вас греха нету». Придя утром в школу, мы не обнаружили ничего, всё куда-то исчезло! Наша одноклассница Лида (она жила на Вершинино и всегда всё знала) шёпотом рассказала, что люди втихую уносили иконы и прятали, боялись, что их сожгут. Оказалось, не всё пропало, кое-что было вывезено из Кенозера и хранилось... Бывшая церковь, потеряв купола и иконы, стала школой, я в ней училась восьмой и девятый классы. А десятый класс закрыли, потому что мало учеников оказалось, и пришлось нам ехать доучиваться в Федово.

Теперь на Погосте уже не видно Нечаевского дома — бывшей школы, нет и деревянной церкви — сгорела, нет белой ограды из известняка, ограждающей церкви, да и центр Кенозера переместился в Вершинино. Но стоит на своём месте белокаменная церковь и ждёт своего возрождения! И я тоже жду, что настанет день, и я снова войду в неё и увижу прежнее великолепие, ведь миром правит красота! И Кенозеро моё будет жить с Богом в душах не тайно, как во времена моего детства.

Кончились школьные, по-своему счастливые, годы. Часто вспоминаю всех своих учителей с благодарностью за их широкую и добрую душу. Никто из них не делил детей по заслугам родителей, любимчиками могли стать только по собственным заслугам. Учили нас ценить людей не по одёжке, а по уму.


О художниках

Я всегда жалела, что не научилась рисовать по-настоящему, негде было. Рисование в школе вели учителя в нагрузку к своему предмету, не специалисты. Программу мы выполняли, но хотелось большего.

Довелось увидеть картины о нашем Кенозерье, выполненные настоящими художниками. Они для нас, деревенских — подъеловцев да запростьян, даже выставки делали. Мы, конечно, плохие ценители, но натуру с картиной сравнить можем. Игорь Иванович Шилкин да Виктор Васильевич Щербинин, московские художники, много лет приезжали к нам, их дети — ровесники моим. Один из них, Володя, теперь тоже художник и, судя по картинам, тоже любит и восхищается Кенозером.



Примечания:
1. Все тексты - из книги В.Беляевой "Кенозерские деревни. С памятью наедине", Архангельск, 2018. 
2. С небольшими сокращениями.
3. Коротко о самой книге и причине ее появления -
здесь.